«Травести» - Глеб Исаев

Ольга хмыкнула и выбралась из теплого салона.

— Что пили? — без подготовки огорошил второй, сидящий за рулем милицейского экипажа, патрульный.

«Прокуренный салон, грязные панели, куча смятых купюр, лежащих прямо на «торпеде»…

— Так, будьте добры набрать воздуха в грудь. И дунуть вот сюда, в трубку. — Протянул он ей приборчик.

Оля беспрекословно выполнила просьбу.

— Чего там, ясное дело, пьяная! — с притворным возмущением хлопнул себя по колену сидящий за рулем. — Да как ты еще на ногах–то стоишь, подруга?

— Вот такие людей и давят, — сурово констатировал капитан, не спеша впрочем озвучивать результаты теста. — А после еще покровителям названивают… Все. Составляем протокол, — он решительно уселся на переднее сидение и открыл папку с бумагами.

— Послушайте, может не стоит?…

— Нет, подруга, не выйдет, — произнес, не отрываясь от заполнения протокола, капитан. — А денежки побереги, они тебе понадобятся. Тачку с штрафстоянки выкупать, и на такси… С полгодика теперь придется.

— Я трезвая, — произнесла Оля. — И вы не имеете права…

— Утихни, — незлобиво перебил второй. — Будешь выступать, полстакана силой залью, вот и станешь пьяная. Много ли тебе надо. Курице…

«Провоцирует? Или просто быдло по жизни?» — Она с тревогой глянула на часы…

— Подписывать будем? — выдохнул старшой. — Нет? Как желаете? — и вывел на листке: «От подписи отказалась». — Так и пишем. — Он вывел курчавую роспись.

— Будем оформлять машину, — вынул капитан новый комплект бумажек.

— А машину–то почему? Давайте проедем, освидетельствуем, а после вы извинитесь.

— Ага нам больше делать нечего, возить. А план за нас ты выполнять будешь? — Он вновь глянул на листок. — Пили вы, или нет. Вопрос второй. Основания для сомнений имеются. Поэтому… сейчас составим протокол, проедем в отделение, там во всем разберемся. — Если прибор врет, извинимся. Бывает.

— Оформляйте. Но вы за это ответите, — изобразила она искреннее возмущение.

— Ответим, ответим, — капитан поднял глаза, глянул в ночную темноту, пробубнил. — Будьте любезны, предъявите машину к осмотру и передайте ключи.

И тут из висящей на груди ГАИшника рации, перекрывая шум помех, прозвучал голос: — Дежурный по городу, всем постам. Кто слышит, ответьте…

Капитан с неохотой поднес рацию к губам: — Машина семь пять два шесть, на связи.

— Общий сигнал по учетному… Распорядился голос. — Выезд из города, двадцать шестой километр. Лобовое. Грузовик на встречку. Снес шестую «Ауди»… Гос номер… Пострадал водитель иномарки…

Капитан, пытаясь увильнуть от нудного задания, начал бубнить в трубку про пьяную автомобилистку.

«Номер… — с пугающей ясностью поняла Оля. — Это же дед…»

Не раздумывая повернула ключ. Взревел двигатель. Капитан медленно перевел взгляд на мелькнувшую за тонированным стеклом фигурку, потянул руку к двери, но опоздал всего на мгновение.

Машина взвыла резиной, и рванулась вперед, чудом не зацепив бампером стоящую перед ней патрульную машину.

Оля гнала машину не думая о последствиях. Вырулив на пустой проспект, вдавила газ до отказа, оставив далеко позади воющий звук сирены патрульной «девятки». Впрочем, своя судьба беспокоила ее сейчас меньше всего…

«Дед, как же ты? Не может, не должно быть…» — заклинала она, выжимая из мощного двигателя все его лошадинные силы. Машину заносило на поворотах, норовило снести в кювет, но она только подправляла руль и добавляла газу. Выручил передний привод и хорошая резина.

Место аварии открылось внезапно. В свете фар возникли сцепившиеся в страшном объятии машины. Громадный «КАМаз» и кажущаяся рядом с ним букашкой «Ауди», капот которой почти полностью исчез под усиленным бампером большегруза.

Оля выжала тормоз и запинаясь побежала к парящей разбитым радиатором легковушке. На бегу глянула в распахнутую кабину «КамАЗа»: «Никого».

Михаил Степанович сидел в смятой кабине положив голову на руль.

— Дед… — Оля попыталась освободить намертво зажатое тело, но, поняв бессмысленность, прижала пальцы к седому виску.

Почти неслышное, рваное биение… Она оглянулась и в отчаянии крикнула: — Дед, не умирай… Я здесь…

И странное дело. Залитое кровью голова дрогнула, едва заметно шевельнулась.

— Над козырьком тюбик… — прошептал еле слышный голос. — Вколи…

Оля выскребла из кармашка пластиковую ампулу. Открутила крышку ткнула иглу в плечо пострадавшего. Выдавила.

— Степаныч… родной, как же так? — бессмысленный вопрос, перемешанный со слезами, вырвался против воли.

— Оля… — Глаза старика медленно открылись. — Не перебивай, у меня всего пара минут, — он рвано, с хрипом, вздохнул. — Мне хана… Помолчи, — В кармане карточка. В тире, слева от двери — тайник. Код — номер твоего Вальтера. Откроешь. Там все… Прочитаешь — поймешь… — дед захлебнулся, попытался проглотить кровавый комок, и вдруг затих. Глаза закрылись.

— Дед, дед, — пытаясь услышать пульс, вновь коснулась шеи и почувствовала, что жизнь ушла. Не объяснить, но четко поняла… Кончено. Провела рукавом по лицу, стирая слезы.

Оля провела по прохладной, слегка колючей щеке старика: — Спасибо… И прости…

Развернулась, но, вспомнив, вернулась к машине и вынула из кармана бумажник: «Карточка. Есть».

Ее машина уже тронулась с места, когда вдалеке послышался вой сирен. — Скорая или «менты»?… — мелькнула ленивая мысль… — Да какая разница?…

К заимке подъехала тихо, накатом, погасив габариты еще на подходе. Оставив машину в сторонке, выбралась из салона и, беззвучно придавив дверцу, скользнула к строению.

Возле ворот огляделась, тихонько нажала потайную кнопку, потянула на себя холодную от мороза створку. Однако ее никто не встречал. Тишина и покой. Только тихое повизгивание запертого в вольере пса. — Минька, чужой, ищи, — скомандовала она вылетевшему навстречу псу, распахнув створку.

Но верный приятель поднял голову и принюхался. Он вдруг глянул на нее печальными, по — человечески грустными глазами и коротко тявкнул. Прислушался к чему–то, и вдруг завыл, в полный голос.

Оля зажала уши и, шатаясь, двинулась в дом. Плотно затворенная дверь не смогла заглушить раздирающий душу вой.

— Эх, дед, дед. Как же теперь без тебя? — она опустилась на пол, ткнулась лицом в ладони и заплакала.

Глава 14

Не будь в ее жизни раскаленного стержня, пронзившего мозг, не доведись испытать горечи осознания тупика, возможно, и не сумела бы взять себя в руки столь быстро и решительно. Тем не менее, слезы прекратили капать из глаз, а голова работала четко и рационально.