Когда пируют львы - Смит Уилбур

Шон подошел к ней.

– Слушай. – Голос его звучал резко и хрипло. – Я не хочу тебя. Я никогда не любил тебя, а теперь могу притронуться к тебе лишь так, как если бы ты была моей матерью. – Она прочла в его лице отвращение. – Ты жена Гарри; если ты еще раз когда-нибудь посмотришь на другого мужчину, я тебя убью. – Он вытянул руки, скрючив пальцы. – Голыми руками убью.

Его лицо было совсем близко. Энн не стерпела того, что выразил его взгляд, и попыталась вцепиться Шону в глаза. Он вовремя отодвинул лицо и спасся, но ее ногти проделали глубокие кровавые царапины на его щеке и носу. Шон схватил ее запястья и стиснул; тонкая струйка крови текла ему на бороду. Энн дергалась в его руках, извивалась всем телом и кричала:

– Свинья, грязная, грязная свинья! Жена Гарри, говоришь? Ребенок Гарри, говоришь? – Она откинула голову и дико расхохоталась. – Я скажу тебе правду. То, что во мне, дал мне ты. Это твой ребенок! Не Гарри!

Шон выпустил ее запястья и попятился.

– Не может быть, – прошептал он. – Ты лжешь.

Она последовала за ним.

– Помнишь наше прощание, когда ты уезжал на войну? Помнишь ту ночь в фургоне? Помнишь?

Теперь она говорила спокойно, стараясь уязвить его словами как можно больнее.

– Это было несколько месяцев назад. Это неправда. – Шон запинался, продолжая пятиться от нее.

– Три с половиной месяца, – сказала она. – Рановато для ребенка твоего брата, тебе не кажется? В браке у многих дети рождаются преждевременно…

Она продолжала говорить, дрожа, лицо ее страшно побледнело. Шон не мог больше это выносить.

– Оставь меня, оставь! Мне нужно подумать. Я не знал…

Он пробежал мимо нее и выскочил в коридор.

Энн услышала, как хлопнула дверь кабинета Уэйта, и неподвижно замерла в центре комнаты. Постепенно ее дыхание успокоилось, неистовый гнев отступил, обнажив черные рифы ненависти. Она вышла из комнаты и по коридору прошла в свою спальню. Остановилась перед зеркалом и посмотрела на себя.

– Ненавижу его, – произнесли губы отражения.

Лицо ее оставалось смертельно-бледным.

– И кое-что могу у него отобрать. Гарри теперь мой, а не его.

Она вынула заколки из прически и распустила волосы, упавшие ей на спину. Высвободила плечо, смяла платье. Потом прикусила губу, так что показалась кровь.

– О Боже, я ненавижу его, как я его ненавижу! – шептала она, не обращая внимания на боль.

Схватила руками платье, разорвала его спереди и равнодушно посмотрела в зеркало на отражение своих круглых сосков, которые уже начали темнеть в ожидании молока. Сбросила туфли.

– Я его ненавижу.

Она приподняла платье и запустила руку в нижние юбки. Распустила панталоны, сбросила их и перешагнула. Подняла, разорвала, бросила рядом с кроватью. Провела рукой по туалетному столику – один из флаконов упал, разбился, выбросив облако пудры. Запахло разлившимися духами.

Подошла к кровати и легла. Подняла ноги, нижние юбки разлетелись, как лепестки цветка; нижняя часть ее живота была тычинкой этого цветка.

Незадолго до темноты в ее дверь постучали.

– Кто там? – нетерпеливо спросила она.

– Нкозикази не сказала, что приготовить на ужин.

Голос старика Джозефа был полон уважения.

– Сегодня ужина не будет. Ты и все слуги можете идти.

– Хорошо, нкозикази.

Гаррик вернулся домой, когда стемнело. Он выпил: Энн слышала, как он споткнулся на веранде, и голос его звучал нетвердо, когда он позвал:

– Эй! Где все? Энн, Энн! Я вернулся.

Недолгая тишина, пока он зажигал лампу, потом его деревянная нога простучала по коридору; теперь в его голосе звучала тревога:

– Энн! Энн, где ты?

Он открыл дверь и застыл с лампой в руках. Энн откатилась от света, прижала лицо к подушке и сгорбила плечи. Она слышала, как он ставит лампу на туалетный столик, чувствовала, как он прикрывает юбками ее наготу и мягко поворачивает ее лицом к себе. Посмотрела ему в лицо и увидела на нем ужас.

– Дорогая! Энн, дорогая, что случилось?

Он смотрел на ее разбитые губы, на обнаженные груди. Удивленно повернул голову и оглядел флаконы на полу, ее разорванные панталоны. Лицо его омрачилось, и он снова повернулся к ней.

– Ты ранена? – Она покачала головой. – Кто? Скажи, кто это сделал?

Она снова отвернулась от него, пряча лицо.

– Дорогая! Бедняжка… Кто это сделал? Один из слуг?

– Нет.

В ее голосе звучал стыд.

– Скажи, Энн, что случилось?

Она быстро села, обхватила мужа руками и прижалась так, что ее губы оказались возле его уха.

– Ты знаешь, Гарри. Ты сам знаешь, кто это сделал.

– Нет, клянусь, не знаю. Скажи.

Энн глубоко вдохнула, задержала дыхание и выпалила:

– Шон!

Гаррик в ее объятиях содрогнулся. Потом он заговорил:

– И это. Теперь еще и это…

Он развел ее руки и мягко толкнул Энн на подушку. Потом подошел к шкафу, открыл один из ящиков и достал пистолет Уэйта.

«Он убьет Шона», – подумала Энн.

Гаррик вышел из комнаты, не глядя на нее. Она ждала, сжимая руки, натянутая как струна. Когда наконец раздался выстрел, он прозвучал приглушенно и совсем не воинственно. Тело Энн расслабилось, она разжала руки и негромко заплакала.

Глава 31

Гаррик, хромая, прошел по коридору. Пистолет казался тяжелым, рукоять – грубой и непривычной. В конце коридора из-под двери кабинета пробивался свет.

Дверь была не заперта. Гаррик вошел.

Шон сидел, опираясь локтями о стол и закрывая лицо руками. Но когда Гаррик вошел, он поднял голову. Царапины на его щеке уже подсохли, но плоть вокруг них покраснела и распухла.

Он посмотрел на пистолет в руке Гаррика.

– Она сказала тебе.

В его голосе не было ни вопроса, ни выражения.

– Да.

– Я надеялся, она смолчит, – сказал Шон. – Хотел, чтобы она пощадила тебя.

– Пощадила меня? – спросил Гаррик. – А как же она? Ты о ней подумал?

Шон ничего не ответил, только пожал плечами и устало откинулся на спинку кресла.

– Я никогда не сознавал, какая ты безжалостная свинья, – задыхаясь произнес Гаррик. – Я убью тебя!

– Да.

Шон смотрел, как Гаррик поднимает пистолет. Гаррик держал его обеими руками, светлые волосы свисали ему на лоб.

– Мой бедный Гарри, – негромко сказал Шон, и пистолет сразу задрожал. И начал опускаться, пока снова не оказался между колен. Гаррик наклонился, кусал губу, чтобы не заплакать. Шон встал, собираясь подойти к нему, но Гаррик отскочил к дверному косяку.

– Держись от меня подальше! – закричал он. – Не трогай меня!

Он бросил пистолет – острый край курка весьма больно задел голову Шона. Пистолет отскочил и ударился о стену за Шоном. Раздался выстрел, и пуля разнесла стенную панель.

– Между нами все кончено! – закричал Гаррик. – Навсегда!

Он отчаянно поискал дверь, выскочил в коридор, пробежал через кухню и выбежал под дождь. Он много раз падал, потому что его деревянная нога застревала в траве, но упрямо вставал и бежал дальше. И всхлипывал на каждом шагу в темноте.

Наконец ему преградил путь разбухший от дождя Бабуинов ручей. Гаррик постоял на берегу, дождь лил ему на лицо.

– Почему я? Почему всегда я? – в отчаянии закричал он в темноту. Потом с облегчением, сильным, как течение в ручье, почувствовал знакомую дрожь за глазами. Тепло и серость сомкнулись вокруг него, и он опустился на колени в грязь.

Глава 32

Шон взял с собой очень немногое: одеяло, ружье и запасную лошадь. Дважды он терял в темноте дорогу к краалю Мбежане, но каждый раз лошадь снова находила ее.

Мбежане построил себе большую хижину из травы в стороне от других слуг, потому что он был зулус королевской крови. Когда Шон наконец добрался, в хижине несколько минут слышались сонные голоса и движение, прежде чем на крик Шона вышел Мбежане, закутанный в одеяло, с парафиновой лампой в руке.