Волчий закон, или Возвращение Андрея Круза - Дмитрий Могилевцев

Поднялись на холм, и Круз, щурясь, увидел в синеватой дымке длинные, пологие спины гор, улегшихся друг за дружкой. Там еще лежал снег. Когда-то мальчик Андрей Круз смотрел на них с этого самого холма и чертыхался про себя, потому что до них далеко, а инструктор Гвоздь близко, а на спине — рюкзак в двадцать кило и дюжина оводов. Теперь рюкзака не было. Но как хорошо б было разменять нынешнюю тяжесть на ту!

Круз выматерил себя мысленно за слюнтяйство и, осторожно опираясь на трость, побрел вниз. Щенки, как по команде, двинулись тоже, все разом. И это при том, что двое в сотне шагов впереди, один в сотне сзади, а один рядом, сторожит старшого. Привыкли доверять нюху. И вправду — сам поначалу не обратил внимания, — нет запаха счастья! На Севере он сильно поредел, с трудом замечаешь, но все же есть. В особенности вдоль дорог, на улицах, в комнатах. А здесь — лишь чуть заметное от тех, кто прошел четвертью часа раньше. Аделина говорила — оленные не болеют, потому что в них заразы нет и они никогда не подходят к заразе. Шаманы их вроде умеют чуять заразу. Правда или нет, но оленные никогда не заходят туда, где живут с заразой. И потому у оленных заразы нет, и дети, кто от других хворей не помер, все живут до взрослости. А кто заразился, тех убивают и место оставляют шаманам очищать, и возвращаются туда только зимой. Знают, что зимой никто не заражается. Потому и не торгуют ничем с городскими, и не подходят к ним, и стреляют только издали. Конечно, хотят дорогу взорвать и перебить всех. Мол, духи наказали городских, а тех, кто чисто жил, с оленями кочевал, не наказали, но приказали чистоту соблюдать. А кто не соблюдет, того с семьей под корень. Потому никогда не держат оборону. Если набежать — удирают, чтоб даже дыхание нечистых не коснулось. Иначе давно могли бы и дорогу взорвать, и посты на полустанках искоренить. Но воевать с нечистыми у них дозволяется очень немногим, кого шаманы особо благословили. И те не всюду могут, в особенности летом. За засадой этой, что тебя чуть не угробила, милый мой Андрей Петрович, неясное дело, мутное. Ты уж себя-то побереги, с молодыми не заводись. Ишь ты их как! Понятно, для уважения полезно. Но ты руки-то больше не распускай.

Круз пообещал, что не будет. Интересно, что от похода Аделина не слишком отговаривала. Может, решила посмотреть, на что еще годен старичок Андрей Петрович, кроме ушибления молодых.

Жарко. Скоро дорога через реку Сывью, как раз взбодриться. Круз убил слепня на лбу и расстегнул ворот. А через тридцать секунд шлепнулся на дорогу, перекатился, шмыгнул в кусты, замер, ожидая следующего выстрела, — и зашипел сквозь стиснутые зубы, схватившись за раненую ногу.

И как же эти недоноски проворонили? Целой толпой, с собаками! Мать вашу за ногу! Или щенки спугнули? Эти умеют по тундре шарить.

Из травы метрах в двадцати показалась голова Последыша. Он показал два пальца, потом указал — там, за дорогой. Двое. Круз приподнялся. Кусты за дорогой пошевелились — и тут же грохнула очередь.

Ага. Как же это вы, вояки? Хорошее местечко выбрали — между дорогой и рекой. Куда вы теперь?

Последыш, гибкий как змея, нырнул в кусты. Затем заросли на другой стороне раздвинулись, и из них вывалились на дорогу два мелкорослых типа в нелепых кожаных штанах и рубахах. За ними, оскалившись, явился Правый со слепнем на лбу. Уложил обоих на дорогу лицом вниз, а после ухватил слепня и медленно, с наслаждением раздавил.

Через четверть часа явился Семен верхом на БМП. Семен хотел: а) типов забрать; б) усадить Круза с компанией на машину. На что Круз посоветовал Семену быстро ехать по Семеновым делам и сообщил, что его, Круза, боевая группа возвращается на базу, захватив пленных и сопровождая раненого — то бишь его, Круза. И продемонстрировал подтекающую ногу. Семен странно разъярился и, стоя перед урчащей БМП, принялся орать, обещая нехорошее и даже очень плохое. После чего Последыш, стоявший в шаге от него, расстегнул ширинку и неторопливо помочился на Семенов сапог. Кто-то из команды, оседлавшей БМП, заржал. Но тут же сделал вид, что закашлялся.

Семен замолчал, побледнел, развернулся, молча забрался в БМП, которая развернулась, выпустила кубометр чада и покатила за восток, лязгая. А Круз приказал Последышу застегнуться, Правому — поднять пленных, а прочим — смотреть за дорогой по пути назад.

Шлось плохо. Растревожил раны, в кусты сигая. Последыш вышагивал рядышком и чуть позади, чтоб подхватить вовремя, если старшой на ногах не устоит. Зря стараешься. Старшой устоит. До станции всего ничего. Отвезем чучмеков, погрузимся с ними вместе и — в Инту. Боевая задача выполнена. Чего нужно, доказано. И сдержано. А сейчас исполняйте, Аделина Светлановна! Посмотрим, как вы с обещаниями. Вон, парочка недругов ваших. Мелкие как мальчишки, белобрысые, голубоглазые. Рожа розовая. Мечта арийца. Правда, личиками малость подкачали. Глаза не так разрезаны, и скулы чересчур. Чужеродностью попахивает — и прямо, и переносно. От рубах их сыромятных смердит падалью, сами, наверное, отродясь не мылись — может, потому их собаки и не унюхали? Запах и не людской, и не звериный. Интересно, как вы их употребите, Аделина Светлановна?

Как именно, Круз узнал через одиннадцать дней, когда, грязный, усталый и злой, вернулся из Вендинги в Инту.

Нелепый летний поход предназначался за пленными. Полуднем раньше, чем вышел отряд из Кожима, группы пошли по дороге от Инты на базу Желанная и от верховьев Печоры к горе Сабля — как раз чтоб перекрыть весь район ближних кочевий. Чтоб оленные, погнав стада прочь от одних набежников, прямиком угодили в лапы к другим.

Группа Семена не захватила никого. Ее застопорили на переправе через реку Дурную, прозванную так за незамерзание в самую лютую зиму, и засадили две гранаты из РПГ в броневик, застрявший посреди реки. Треть Семеновой группы, отправленной вверх по Сывье, обложили, загнали в болото и продержали три дня. Печорская группа так и не добралась до гор, потеряв дорогу в трясинах. Только ушедшая к Желанной группа смогла, удачно переправившись, застигнуть кочевье и захватить полдюжины старух, а также непрестанно матерящегося Ваню Коковкина, бывшего председателя оленеводческого совхоза. Остальные ушли со стадами на восток, за хребет.

Так и вышло, что Круз оказался единственным, привезшим настоящую добычу. Именно ту, о которой просил Аделину Светлановну пьяный от счастья Дан.

Аделина исполнила обещанное. Легко исполнила, прямо, щедро и с удовольствием. Круз даже испугался отчасти. Даже согласилась самого Круза отпустить под обещание вернуться. «Обязательно вернись, Андрей Петрович. Ты мне нужен. И твоему научнику ты очень нужен. Он меня очень просил. Очень. Я тебе паровоз дам и броневагон один. До Вендинги доберетесь. У меня со Степанидой договор, она через Микунь тебя пропустит. А от Вендинги пареньки твои доберутся. Чай, не младенцы».

Какой именно со Степанидой был договор, Круз в точности не вызнал. И полтора часа, пока состав торчал в тупике на Микуни, не выпускал автомата из рук. На насыпи состав торчал как в мышеловке, открытый со всех сторон. Последыш сидел за турелью, ощерившись, а в ста метрах стоял Т-80, и дуло его смотрело прямо в душу.

Но из тупика выпустили. Позволили загрузить уголь — на Микуни были огромные склады угля, едва початые. И отправили на Вендингу. А там ни о каких договорах ни с кем не слыхивали. Аделина отправила с Крузом одну из своих советниц, въедливую старуху лет семидесяти с хвостиком, закутанную до пят в пуховые платки и тяжко смердевшую пожилой немытостью. На Вендинге сидела дюжина угрюмых бородатых мужиков, растревоженных и заеденных комарами. «Набегают на нас. Кто набегает? А шут их разберет, набегают. Оленные набегают? Не-а, оленных давно не видели. С волками набегают? Не-а, волки сами по себе. Спасу от них нет, но они не с людьми. Люди с собаками, вестимо, а волки — они в лесу. Или в тундре. Но свирепо набегают. Куда попретесь-то? Домой? А кто вы такие? От Аделины? От какой-такой Аделины?»

— Ах вы шаромыжники! — заголосила старуха. — Ах, бесстыжие! Да вы здесь коз затрахали, а про Аделину не знаете? Может, вы и Степаниды не знаете? И Ольги Домновны? Да я ее сиськой кормила!

От упоминания Ольги Домновны мужики погрустнели и приутихли. Старший, с ожогом на полголовы, щербатый и тощий, сказал зло:

— Да пускай они катятся хоть на хер. Если полезут — отобьем. Секретов у нас оборонных негу. Вот весь секрет, — и показал на истертый «калаш».

В Вендинге, крошечном поселке, почти пожранном тайгой, Круз попрощался со щенками. За покосившейся хибарой и поленницей вровень с нею, за сторожевой вышкой с пулеметом, у начала лесной дороги, через полкилометра истончающейся до тропы и уходящей в никуда, Круз обнялся со всеми: с Правым, теперь то и дело улыбающимся, с Левым и Следом, с застенчивой осторожной Веркой, немножко рассеянной от новой привычки прислушиваться к себе, то и дело поглаживающей круглеющий животик.