Ребенок от отца моего мужа (СИ) - Багирова Александра

Глава 50

Она убегает от меня как от нечистой силы. Устало опускаюсь на пол. Закрываю лицо руками. Маленькая, хрупкая, в этой сырой камере… Надо договориться про лучшие условия. И в кратчайшие сроки вытащить ее.

Права… мася… я собственными руками растоптал наше счастье… наши судьбы… Какого спрашивается, живу до сих пор с женщиной, от которой меня воротит? Сын? Полная семья? Так у нас никогда не было семьи…

После того как потерял масю, Светка была беременна… снова терпел… потом растворился в сыне и своей боли… А жена… стала раздражающим и неизменным фактором… привычка. Вот из-за этих привычек, и рушатся жизни. Когда несколько решительных шагов отделяют тебя от счастья. Я могу сколько угодно разбирать свою жизнь по фрагментам, анализировать и признавать ошибки. Только толку нет. Прошлое не исправить. Из него можно только вынести уроки. Печальные. Болезненные, но такие необходимые. В моем случае могу лишь попытаться наладить жизни близких. Пусть Илона будет счастлива… даже не со мной… Я недостоин ее. Моя жизнь ушла… прошла в хаосе, войнах, заблуждениях и лжи. Но пока есть силы, у меня есть за что бороться, за лучшую жизнь для тех, кого люблю.

Пусть ненавидит меня, пусть злится, но только улыбается. Все сделаю, чтобы чернота ее больше не коснулась. Марк, сынок, ты будешь ходить… Обязательно!

Выползаю из комнаты, на негнущихся ногах ползу к Сереге. А ощущение, что иду по острым как бритва осколкам собственной разрушенной судьбы.

Выбить лучшую камеру для Илоны получилось, только после моей откровенной исповеди. Столько лет все держал в себе, а тут прорвало. Выложил все, как на духу. Закончили мы в каком-то баре. Даже не помню, как там оказались, а я все говорил и говорил. Это как в купе со случайным попутчиком, вдруг рассказываешь то, в чем родным людям не признаешься. Серега слушал не перебивая. Изредка, что-то записывал в потрепанный блокнотик.

— Я позабочусь о ней. Обмозгую, что можно сделать. Много ты тем мне подкинул… есть куда копать… — протянул задумчиво.

— Так поделись мыслями?

— Неее, дай время, пусть в башке все уляжется…

Дома на меня набросились с расспросами Светка и Марк. Промямлил что-то невразумительное, и под отборную ругань сына поплелся к себе в спальню. Мне необходимо отключиться хоть на пару часов. Засыпал с ощущением, что все сдвинулось с мертвой точки. Ни капли не жалею о своих душевных излияниях. Наверное, впервые за долгие годы я был настолько откровенен и с собой, и с собеседником. И тут же гадкий червячок шепчет изнутри: «Если бы ты в свое время был откровенен с ней, она бы не сбежала. Ваш сын был бы жив». Не знаю можно ли ненавидеть и презирать кого-то сильнее, чем сейчас я себя.

Утром разбудил звонок мобильника. Глаза затуманены, даже не могу прочитать имя абонента.

— Добрый день, Владислав Андреевич, — голос с сильным акцентом.

— Здравствуйте, — бормочу, мозг все еще отказывается включаться.

— Это Девид Зеробски, мы с вами договаривались о лечении вашего сына, — неловкая пауза. Собеседник четко уловил, что я пока не в кондиции.

— Да-да помню. Что у вас, Девид?

— Основываясь на анализах и снимках, которые вы мне выслали. Я дополнительно собрал консилиум, и мы с моими коллегами сходимся во мнении, что оперативное вмешательство просто необходимо. И счет у нас идет на дни. Иначе последствия будут необратимы. Вплоть до того, что ваш сын снова сядет в кресло.

— Я вас понял, — сон как рукой сняло.

— Марка ждать в ближайшее время?

— Несомненно.

Откручиваю минералку, делаю несколько жадных глотков. Все планы под откос. Я хотел выехать с ними вместе. Уже были заказаны билеты. А теперь Марк, конечно, может поехать один. Илону я не оставлю. Но согласится ли сын на такое?

Как и ожидал — ответ отрицательный. Ему плевать на свое здоровье. Он намерен сидеть в городе, даже если понимает, что ничем по факту помочь не может. Убеждать бесполезно. У меня сын упертый. Значит, вариант один, как можно быстрее разгрести дела текущие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Одеваюсь. Запрыгиваю в машину. Гоню к себе на работу. Первым делом хочу допросить товарища. Чуйка подсказывает, он приведет к разгадке. Анализирую его поведение за эти годы. Егор отдалился. Раньше мы могли вечером пропустить стаканчик другой, просто в кабинет зайти, без причины, так перекинуться парой слов. Сейчас же нас связывали только рабочие моменты и «привет пока».

В конторе его не оказалось. Телефон вырубил. Никого о своем отсутствии не предупредил. Пахнет, нет, я бы даже сказал, воняет чем-то нездоровым. Зная маниакальную пунктуальность Егора… без причины он бы так не поступил. Сажусь в тачку, гоню к нему на хату. За дверью тишина. Барабаню со всей дури. Ору.

— Чего шумишь, сынок? — из соседней квартиры выглядывает сморщенная, сухонькая старушка.

— Ваш сосед… где он?

— А мне почем знать, — кряхтит.

— Давно его видели?

— Вчера… кажись, с утра на работу шел… а вечерком к нему друг заглянул. Шумели страшно. Так, небось дрыхнет Егорка без задних ног. А ты угомонись, милок.

Не спит он, все внутри вопит. Уверен, чуйка не обманывает. Набираю Серегу. Без лишних вопросов бросил:

— Еду…

Он пригнал быстро, формальности уладил, открыл квартиру. Я ничего еще не увидел, а запах смерти в ноздри забивается. Ни с чем и никогда его не спутать. После войны под кожу въелся, с нутром сросся.

И голос Сереги из спальни доносится:

— Кто-то знатно концы подчищает…

Глава 51

Больше камера не удручает. Какая разница, где нахожусь? Тюрьма у меня в душе, я заперта в клетке собственной боли. Долгое время взваливала вину на себя, тащила ее на своих плечах. Чувства настолько сильны, невольно обеляла его, видела только свои промахи, закрывала глаза на его ошибки. Срослась с чувством вины, оно проросло в меня, отравило кровь и стало неотъемлемой частью моего существования.

Я долго, слишком долго держала все в себе. Это как нарыв в душе, который долго зрел, и вот сейчас взорвался потоками гноя. И я выплеснула все на Влада. Высказала ему все, а теперь мысленно заставляю себя поставить точку. Принять конец нашей истории, закрыть ворота прошлого. И никогда не оглядываться назад, не вспоминать, не любить, не жить в вечной агонии. Он этого недостоин.

Его оправдания ничего не изменят. Поздно. Надо бы говорить, про фото, про жену… Ведь именно раскрывая душу перед любимыми, мы становимся ближе. А он отдалялся, не пускал меня в свою жизнь. Да, я не безгрешна, и никогда не прощу себе смерть сына. Знаю, что причинила Владу боль браком с его сыном. А перед Марком, мне вообще никогда не искупить вины. Калекой он стал из-за меня. Но и тащить на себя груз ответственности я больше не намерена. По факту уже неважно, кто из нас виноват. Разбор полетов ничего не даст. Есть настоящее, наши параллельные жизни с Владом, которые никогда не пересекутся в плоскости любви.

Размышления верные, правильные… только прав Влад, я дура. Раз до сих пор перед глазами стоит его образ. И вопреки всему не могу запретить сердцу любить.

Вскоре меня перевели в другую камеру, больше похожую на однокомнатную квартиру. Есть все удобства, еду принесли из ресторана. Только тюрьма что внутри, что снаружи так и осталась. Влад постарался, это ясно. Но не испытываю я благодарности. Когда высказала ему все, должно было стать легче. Ведь все советую выговориться, а у меня все наоборот произошло, накрыло новой волной адской боли. Чувствую, как из ран сочится кровь, перекрывает доступ к кислороду. Кровавый океан страданий перекрывает доступ к кислороду. Переживаю все снова и снова, погибаю там, вместе с сыном. И обстановка, в которой я нахожусь, уже не играет никакой роли. Я варюсь в адском котле непрекращающихся мук.

На следующий день меня выпустили. Даже следователя не видела. Просто довели до ворот. А у меня есть вопросы. Я хочу знать, кто так с Лешей… Свою вину за его гибель я тоже чувствую. Видела, что с ним происходит, но лила ему в уши свои проблемы, а про него прашивала вскользь. Принимала ответ: «нормуль». А близкие люди так не поступают. Но исправить ничего нельзя, пленку жизни назад не отмотать.