The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

году ничего подобного сказать было уже нельзя. Ни в одной европейской стране дворянство не сохранилось ни как основная политическая сила, ни как главная фигура, определяющая культурную повестку дня. Этот упадок был вызван отчасти революциями конца XVIII - начала XX века, отчасти снижением ценности земли как источника богатства и престижа. Там, где революции свергли монархии, дворянство лишилось своего императорского или королевского покровителя. Но даже в Великобритании, где старый порядок не рухнул и дворяне смогли сохранить большее влияние, чем в других странах, часть населения, наделенная рыцарским или пэрским титулом, утратила фактическую монополию на высшие посты в политической исполнительной власти. С 1908 года все премьер-министры Великобритании, за исключением трех, имели буржуазное происхождение, и только один был наследником дворянского титула. Падение многовекового европейского института дворянства произошло за сравнительно короткий промежуток времени между 1789 и 1920 годами. Эти два года, разумеется, не соединяются постоянно падающей кривой. К востоку от Рейна политическое положение дворянства не становилось критическим вплоть до заключительного периода Первой мировой войны. В целом «девятнадцатый век был хорошим временем, чтобы быть аристократом».

Дворянство существовало практически везде в мире, за исключением "сегментарных" обществ. Небольшое меньшинство населения концентрирует в своих руках средства насилия, имеет благоприятный доступ к экономическим ресурсам (земля, рабочая сила), принижает ручной труд (за исключением войны и охоты), культивирует высокопоставленный образ жизни с упором на честь и утонченность, передает свои привилегии из поколения в поколение. Дворяне часто объединяются в аристократии. В истории неоднократно случалось, что такие аристократии разрушались или даже погибали в результате войн. В современную эпоху колониальные завоевания особенно сильно ударили по ним: они подвергались уничтожению или резкой политико-экономической деградации, начиная с ацтекской знати в Мексике XVI века и далее по всему миру. Но иногда случалось, что аристократия входила в состав империи на подчиненном положении и при этом сохраняла свое символическое отличие. Так, после 1680 г. маньчжурская династия Цин, уже имея подданство собственной знати, отстранила от власти монгольскую аристократию и связала ее вассальными отношениями. Аналогичным образом осуществлялось непрямое правление в европейских колониальных империях. Другие империи, однако, не позволяли местной аристократии выжить. Османская империя подавляла формы христианского феодального правления на Балканах и не давала возможности сформироваться новой землевладельческой элите. В начале XIX века в Сербии и Болгарии не было аристократии, но было относительно свободное крестьянство по восточноевропейским меркам. Там, где дворянство сохранялось в условиях иностранного господства, оно часто было лишено права голоса в политике - так было, например, в Италии до объединения, - и дворяне не смогли накопить значительный опыт государственной службы.

В Европе XVIII в., в отличие, например, от арабского мира, времена рыцарства прошли. Но и без этой первичной функции в 1800 г., как и в 1900 г., было ясно, кто принадлежит и не принадлежит к европейскому дворянству. Только в Англии, с ее эластичной социальной атрибуцией, многим на пути наверх приходилось задаваться вопросом, перешагнули ли они критический порог. В регионах, где определенные юридические привилегии сохранились до конца Первой мировой войны - прежде всего, в восточной половине континента, - в любом случае нельзя было ошибиться в масштабах явления и его тонкой внутренней иерархии. В других местах границы определялись титулами, дополнениями к именам и другими символическими знаками. Ни одна другая социальная группа не придавала такого значения отличию. Принадлежность к дворянству должна была быть заметной и однозначной.

За исключением небольших транснациональных элит, таких как верхушка католической иерархии или еврейские финансисты, дворянство представляло собой сегмент европейского общества с наиболее выраженной международной ориентацией. Его представители знали друг друга, могли определять положение в ранжированном порядке, разделяли ряд поведенческих норм и культурных идеалов, при необходимости говорили по-французски и участвовали в трансграничном брачном рынке. Чем выше ранг и богатство, тем больше они были интегрированы в такие широкие сети. С другой стороны, тесная связь с землевладением, сельским хозяйством и деревенской жизнью означала, что дворяне часто имели прочные местные корни и были менее мобильны, чем некоторые другие слои общества. Между интернационалистским и локальным уровнями ориентации находилась национальная арена дворянской жизни, где в XIX веке укреплялись солидарность и чувство идентичности. В то время как дворянство становилось все более интернациональным благодаря новым коммуникационным технологиям, оно также все больше «национализировалось». Таким образом, новый консервативный национализм появился на сцене наряду с более старым либеральным национализмом - прежде всего в Пруссии, а затем в Германии.

Три пути в истории европейского дворянства:

Франция, Россия, Англия

Во Франции в ходе революции дворянство было лишено всех своих титулов и привилегий. В последующие годы его особые права, как правило, не восстанавливались, особенно в случае с эмигрантами, так что оставались лишь "пустые" титулы. Хотя значение землевладения нельзя недооценивать, французское дворянство играло лишь второстепенную роль в обществе, которое было исключительно "буржуазным". Помимо тех, кто остался от старого режима, при Наполеоне появилось новое дворянство (сам выходец из низшего корсиканского дворянства), к которому старая аристократия часто относилась со смесью презрения и восхищения, как к порождению парвеню: в основном военные сановники , наделенные правами наследования и составлявшие ядро новой наследственной элиты. Возвышение сына мельника до герцога де Данцига (в 1807 г.) в знак признания его заслуг в качестве маршала армии было бы немыслимо при старом режиме. Подобное облагораживание, служащее инструментом государственного покровительства, впоследствии широко применялось почти повсеместно в Европе XIX века. Наполеон также создал Почетный легион - своего рода постфеодальную элитную корпорацию без наследственных прав, которая впоследствии была беспроблемно преобразована в республиканские формы.

После 1830 г. во Франции не было сильного центрального института, подобного палате лордов в Великобритании или королевскому двору в большинстве других стран, вокруг которого могло бы собираться дворянство. Ни "буржуазный монарх" Луи Филипп, ни имперский диктатор Наполеон III не создавали обширных придворных структур и не поддерживали величие своего правления за счет сильного высшего дворянства. Пережитки придворной жизни исчезли вместе с императором в 1870 году. Если в течение первых двух третей XIX века во Франции и сохранялось самобытное дворянство, то оно было менее самосознательным, чем его собратья на востоке Европы. Да и обедневший дворянин как тип встречался во Франции (и Польше) гораздо чаще, чем в других странах. Богатые владельцы недвижимости разного происхождения - местная знать, как их называли в ранние времена, - становились лидерами общественного мнения, задававшими тон всему обществу. В Третьей республике этот составной аристократическо-буржуазный слой, обычно проживавший в провинциальных городах, становился все более маргинальным. Ни в одной другой крупной европейской стране