Великий Гусляр - Кир Булычев

– Плохо ваше дело, гражданин Минц.

– Объясните! - воскликнул Минц. - Я ничего не понимаю.

– Вы признаетесь в организации антисоветского заговора? - спросил лейтенант. - Все ваши сообщницы уже признались.

Удалов ахнул. Он догадался, что Ксения попала в беду.

– В чем вы меня обвиняете? - спросил Минц дрогнувшим голосом.

Откуда-то лейтенант извлек папку с надписью «Дело № 2451». Раскрыл ее.

– В обвинительном заключении говорится, - прочел он. - Отправив в город Великий Гусляр диверсионную группу в составе восьми человек, гражданин Минц Л. Х. поручил диверсанткам под видом приезжих покупательниц икры отравить руководство города, а также взорвать мост через реку Гусь.

– Это чепуха! - сказал Минц.

– Они признались, - кратко и даже печально отозвался лейтенант. - Здесь есть все их показания.

– Отпустите их немедленно! - воскликнул Минц. - Они ни в чем не виноваты.

– Значит, признаете? - губы лейтенанта тронула улыбка.

– Я признаюсь в чем угодно, - сказал Минц, - Вам все равно не понять.

– Следуйте за мной! - приказал лейтенант. - Заодно возьмите стол.

– Не ходи! - закричал Удалов. - Они не выпустят.

– Дело не во мне, - объяснил Минц. - Я отправил наших женщин в прошлое. Я несу за это ответственность.

– Но он же их не отпустит, - сказал Грубин. - Они же с тобой по одному делу проходят.

– Разумеется, - сказал лейтенант. - Чрезвычайная тройка скажет свое слово. Если диверсантки не виноваты, они вернутся к вам. Но если... - И с улыбкой лейтенант приложил ко лбу палец и щелкнул языком.

Удалов пошатнулся от ужаса.

– Прощайте, товарищи, - сказал Минц Удалову и Грубину и сделал шаг к двери.

И тут они услышали голос Ложкина, который вернулся к двери.

– Что тут происходит? - спросил он.

– Вы, гражданин, проходите, не задерживайтесь, - приказал лейтенант. - А то тоже попадетесь.

– Постой, постой! - проговорил Ложкин.

– Они арестовали наших женщин, - сообщил Удалов. - И теперь Минц идет жертвовать собой.

– Никуда он не идет, - не согласился Ложкин.

– С дороги! - прикрикнул на старика лейтенант.

А тот произнес:

– Узнаю, узнаю тебя, Коля.

– Что такое? Мы не знакомы.

– Мы еще как знакомы, - сказал Ложкин. - Был у меня в молодости эпизод. Демобилизовавшись, я прослужил некоторое время в органах. Знакомьтесь!

И тут все поняли, что лейтенант и есть Николай Ложкин, только сильно помолодевший.

– Не верю, - сказал лейтенант.

– Придется поверить. - Ложкин достал паспорт и протянул самому себе.

Лейтенант раскрыл паспорт, долго изучал фотографию, посмотрел на старика Ложкина. Закрыл паспорт.

– Черт знает что, - сказал он наконец, и что-то человеческое промелькнуло в его глазах.

– Так что, Коля, - заключил старик Ложкин. - Я - твое будущее. Пенсионер районного масштаба. Честный, уважаемый человек.

– Ты тоже заговорщик! - сказал лейтенант неуверенно. - Тебя тоже к стенке нужно.

– А Верку уже бросил или еще живешь с ней? - спросил старик Ложкин.

– Я ничего не знаю!

– Верку Рабинович, свою тайную любовь, дочку репрессированного врага народа, бросил, спрашиваю? Я себе этого до сих пор простить не могу. Своей трусости.

Друзья смотрели на старика Ложкина в изумлении. Знали они его уже много лет, всю жизнь он проработал бухгалтером... И вот, оказывается, эпизод!

– Бросил, - сказал лейтенант, потупив глаза.

– А к матери на могилку съездил, как дал себе клятву? Или все дела, процессы, заговоры?

– Я съезжу, - пообещал лейтенант, и Удалов подумал, что он еще не погибший человек, только исполнительный и недалекий. Жертва эпохи.

– Так вот, слушай меня внимательно, - сказал Ложкин самому себе. - Никто, кроме тебя, женщин не видел, и никто об этом липовом заговоре не знает, никакой карьеры ты на нем не сделаешь. Сейчас отпустишь их всех, в том числе, должен тебе сказать, собственную жену, на которой ты женишься в конце пятьдесят первого, но не здесь, а в Тюмени. И знаешь, почему в Тюмени?

– Почему? - упавшим голосом произнес лейтенант Ложкин.

– Потому что сегодня же ты подашь в отставку по поводу раны, которая мучает тебя с сорок второго года. Уедешь в Тюмень и станешь работать бухгалтером. Тебе все ясно? - голос Ложкина-старшего стал громовым. - Исполняй, мальчишка!

– Есть.

Лейтенант оставил стол и стул и исчез в дверном проеме.

– Какой мерзавец! - сказал Ложкин-старший. - Неужели я так жил?

– Все бывает, - сказал Минц устало. Он смотрел на дверь, ожидая, когда в ней появятся женщины.

Но женщины не появлялись.

Удалову казалось, что кровь стучит в ушах, отбивая секунды.

– Так, - произнес наконец Ложкин, - этого я и опасался. В молодости во мне сидел мерзавец. Это бывает с людьми. Пока нет обстоятельств, мерзавец сидит, а появится возможность сделать карьеру, начинает нашептывать на ухо опасные слова... Я пошел туда!

– Нет, - сказал Минц. - Это опасно.

– Если я не остановлю его, он получит награду, он поднимется по служебной лестнице. Он уже не остановится. А куда мне тогда деваться?

И Ложкин сделал шаг к двери...

– Эврика! - закричал Минц. - Мы все сделаем иначе!

Он достал из кармана маленький циферблат, осторожно кончиком ногтя подвинул назад стрелку.

– Поняли? - спросил он.

– Понятно, - улыбнулся Грубин.

– Сейчас я войду в магазин, но это сейчас будет не сейчас, а через секунду после того, как там окажутся наши женщины.

И с этими словами Минц скрылся в проеме двери.

И тут же началось невообразимое.

Одна за другой из двери начали вылетать женщины с пустыми сумками в руках. Они визжали, ругались, сопротивлялись, хватались руками за раму двери, стараясь вернуться в коммерческий магазин. Но Минц в гневе может быть ужасен, а друзья его так быстро и ловко подхватывали женщин и так энергично оттаскивали их от магазина, что через три минуты все участницы путешествия во времени оказались в 1988 году. И, разумеется, ни о каком лейтенанте они и слыхом не слыхивали. Затем вышел Минц.

Удалов с Грубиным утешали женщин, пытались объяснить им, какой ужасной участи они чудом миновали. Но женщин гневало более всего не то, что они остались без икры, а то, что Антонина, самая первая, успела купить икры на сто рублей старыми деньгами.

Удалов пустил в ход все свои дипломатические способности и кое-как уговорил Антонину поделиться икрой с товарками. Грубин быстро смотал с дверной рамы ленту машины времени, чтобы лейтенант Ложкин не вернулся за своим письменным столом.

А сам старик Ложкин обнял Минца и заплакал от радости. Ведь Минц спас его честь и биографию.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});