Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

разрывал ей рот. Застонав, как зверь, она схватила ребёнка за ноги и с размаху стукнула о стену. Крик на миг прервался, а затем начался с новой силой, и она опять грохнула его головой о стену.

— ЗАТКНИСЬ! — Заревела она и снова грохнула его головой о стену.

— ЗАТКНИСЬ! О стену.

— ЗАТКНИСЬ! Снова о стену, и на этот раз было слышно, как что-то треснуло. Крик прервался. Мэри стукнула холодного ребёнка о стену в последний раз, ощутила, как тельце трепещет и дергается в ее руках. Бум. Бум. Чей-то кулак колошматил в стену.

— Заткнись, ты, сука полоумная! Сейчас копов позову! Старик в соседней квартире. Шеклет. Мэри уронила холодного ребёнка, и отчаяние захлестнуло ее, как наводнение. В секунду оно зашипело и вскипело ревущей яростью, а Шеклет все барабанил в стену.

— Ты психованная, слышишь? Психованная! Он замолчал, а Мэри подошла к комоду и вытащила револьвер, из которого ликвидировала Кори Петерсона. В барабане была только одна пуля, и Мэри взяла коробку с патронами и загнала их по гнездам. Защелкнула барабан, подошла к стене между своей квартирой и Шеклетом и приложила ухо к тонкой панели.

Слышно было, как Шеклет ходит по комнате. Хлопнула дверь. Послышался звук бегущей воды. В ванной? Мэри приставила дуло револьвера к стене, направив его на звук бегущей воды. Ее сердце билось ровно и уверенно, нервы спокойны, но подковырками и угрозами старика она уже сыта по горло. Сегодня она убила, еще одного ребёнка; вот он лежит с разбитым черепом. Лорд Джек не пустит ее к себе, если она не принесет ребёнка — его сына, но никто из этих детей не дал ей себя любить.

— Ну, давай выходи, — шептала Мэри, дожидаясь звука открывающейся двери. Шум воды стих. Было слышно, как Шеклет несколько раз кашлянул и спустил воду в туалете. Мэри взвела курок. Она собиралась разрядить в стену весь барабан, а потом перезарядить револьвер, вложив всего один патрон. Если ей нельзя к Лорду Джеку, то больше некуда идти. У нее нет дома, нет страны, нет личности; она никто, ходячая пустота, и она готова положить этому конец.

— Ну давай выходи, — сказала она и услышала, как скрипят дверные петли ванной.

Палец напрягся на курке.

Бах! Бах!

Это не выстрелы. Это кулак барабанит в дверь. Мэри сняла палец с курка. Снова стук, настойчивее и громче. Это в ее дверь. Она прошла в другую комнату, все еще с «кольтом» в руке, украдкой выглянула из окна. Двое легавых на стоянке, и легавская машина рядом.

Она встала у двери, придала голосу побольше стали и спросила:

— В чем дело?

— Полиция. Будьте добры, откройте дверь, «Спокойно, — подумала она. — Держи себя в руках. В руках. Легавые у дверей. Держи себя в руках».

Мэри повернула ручку замка и закрыла дверь на цепочку. Открывая дверь, она держала руку с револьвером так, чтобы его не было видно. Через щель она увидела двух легавых — черного и белого.

— Что случилось?

— К нам пришёл вызов с жалобой на нарушение тишины, — сказал черный. Он щелкнул кнопкой фонарика и посветил на Мэри. — Здесь все в порядке, мэм?

— Да, все нормально.

— Один из ваших соседей позвонил и пожаловался, — сказал белый легаш. — Сказал, что из вашей квартиры доносятся вопли.

— А, это… мне приснился кошмар. Наверное, кричала во сне.

— Вы не будете так добры открыть дверь пошире? — спросил черный.

Мэри без колебаний открыла; руку с пистолетом она прятала по-прежнему. Фонарь черного легавого бегал по ее лицу.

— Как ваше имя, мэм?

— Джинджер Коулз.

— Это она! — крикнул Шеклет с порога своей квартиры. — Она совсем психованная, точно вам говорю! Ее надо посадить, пока она никого не угробила!

— Вы бы не понизили голос, сэр? — Черный легавый что-то тихо сказал белому, и тот пошел к двери Шеклета. Мэри слышала, как Шеклет бормочет и ругается, а сама все глядела в глаза черному легавому. Он вытащил из кармана пачку жвачки и предложил ей, но она покачала головой. Тогда он сунул одну пластинку себе в рот и принялся жевать.

— Жуткие бывают кошмары, правда? — спросил он. — В том смысле, что очень реальные.

«Проверяет меня», — подумала Мэри.

— Это вы правы. Иногда они бывают хуже некуда.

— Уж наверняка, если вы так громко кричите. — Луч фонарика скользнул по ее лицу.

— Я была медсестрой во Вьетнаме, — сказала Мэри. Фонарик остановился, застыл на ее правой щеке, потом шелк! — и погас.

— Простите, — сказал черный полицейский. — Я слишком был молод, чтобы там быть, но я видел «Взвод». Должно быть, там был настоящий ад.

— Каждый день.

Он кивнул и убрал фонарик.

— Фил, мы закончили, — сказал он белому легашу. — Простите, что вас побеспокоили, мэм, — обратился он к Мэри. — Но я надеюсь, вы понимаете, почему ваш сосед нас вызвал.

— Да, я понимаю. Вообще-то я принимаю снотворное, но оно у меня как раз кончилось.

— Она психопатка! — настойчиво заговорил Шеклет, снова повышая голос. — Воет всю дорогу, словно дьявола будит!

— Сэр! — Черный легавый направился к двери Шеклета. — Я вас просил, чтобы вы перестали орать, или нет? Эта женщина — ветеран Вьетнама, и этот факт вам следовало бы учесть.

— Это она вам сказала? Фигня! Пусть докажет!

— Вы успокоитесь, сэр, или хотите проехаться в нашей машине?

Наступило долгое молчание. Мэри крепко сжимала рукоятку пистолета. Она слышала разговор черного легавого с Шеклетом, но слов разобрать не могла. Потом его дверь со стуком захлопнулись, и оба легавых вернулись к