Кредит доверчивости - Татьяна Устинова

Принесли мороженое в креманках — большие вулканы крем-брюле, посыпанного миндальной стружкой, — и два бокала безалкогольного мохито.

Только, как я ни убеждала себя в непричастности Троицкого к своей личной трагедии, мороженое показалось безвкусным, а мохито неприятно горчил. Лучше бы я окрошку сейчас готовила. Пусть к полуночи бы закончила и наелась на ночь, зато не вспоминала бы Кирилла.

— Знаете, о чем я жалею? — спросил Троицкий.

— Знаю. О том, что я веду ваше дело и любой флирт неуместен.

— Точно, — его ни капельки не смутила прямота моего ответа. — Значит, вы тоже об этом жалеете.

— Думаете, вы так уж неотразимы?

— А еще умен и порядочен.

— Знаю, проходила.

— Но не со мной.

— Радуйтесь. Мой опыт оказался печальным.

Он внимательно посмотрел на меня и не стал острить на эту скользкую тему. Я даже почувствовала благодарность, но тут же осадила себя — с благодарностью нужно быть особенно осторожной. Это чувство может привести к непредсказуемым осложнениям как в личной жизни, так и в работе.

— А если я уволюсь из банка, вы примете мое приглашение на ужин?

— Не уволитесь.

— Да, теперь я понимаю, почему вы судья.

— Почему?

— Вам невозможно врать.

— Это комплимент?

— Наверное, да. Но такой я делаю впервые.

— Мне нравится, что вы говорите правду. Я тоже такого комплимента никому не делала.

— Значит, квиты. Жаль, я привык лидировать в комплиментах.

— Скажите, Андрей… — Я на минуту задумалась, так как представилась блестящая возможность повернуть разговор в русло, которое меня волновало. — Только правду, раз уж начали… По чесноку, как говорит моя дочка. Вы, не как представитель банка, а по-человечески, действительно считаете, что Малышев должен платить эти безумные проценты?

Троицкий поскучнел, потарабанил пальцами по столу и сказал с ноткой официальности:

— Да, считаю.

— И нет ни малейшей несправедливости в том, что условия договора в чем-то напоминают бандитский счетчик?

— Лен, — засмеялся он, — если бы не этот «счетчик», нам вообще никто ничего бы не вернул! Проценты — хоть какая-то гарантия наказания за неплатежи. Хоть какой-то кнут! Иначе… — Он широко развел руки, видимо обозначая этим красноречивым жестом крах всех банков.

— Но ведь в данном конкретном случае можно его понять…

— Нельзя. Вот вы же не берете кредит!

— Как раз подумываю взять ипотеку. В вашем же, между прочим, банке!

— Ого, тогда милости просим! — Андрей, привстав, поцеловал мне руку. — С одной стороны… А с другой, я советовал бы иметь крупный первоначальный взнос. Тогда переплата будет не так высока.

— Вот именно, — пробормотала я. — Крупный первоначальный взнос… А еще я должна точно знать, что не заболею, не потеряю работу, не усыновлю пару детишек или не рожу их. Всех рисков не просчитать.

— Можно, я вам отвечу?

— Нужно.

Троицкий куда-то ушел и вернулся с огромным букетом бордовых роз.

— Я хотел сказать, что в вашем случае нет никаких рисков.

— Я поняла.

— Будет большой наглостью довезти вас до дома?

— Будет большой глупостью, если я с этим букетом спущусь в метро.

Он ослепительно улыбнулся и подал мне руку.

Шнитке сменили на Моцарта.

Можно было и на Шопена, но я попросила Моцарта.

— Я тоже люблю попсу, — одобрил мой выбор Троицкий.

— Я бы не рискнула назвать это попсой.

Мы поговорили немного о музыке, о литературе, о последних кинопремьерах. От одурманивающего запаха роз заболела голова.

К моему дому мы подъехали, уже когда наступили сумерки.

— Спасибо за вечер, — сказал Андрей и поцеловал мне руку.

— Забудьте о нем. Этого больше не случится.

— Я сделаю все, чтобы он повторился. Даже уволюсь с работы.

— Вы повторяетесь.

— Нет. Теперь я говорю правду.

Я не стала разубеждать его и, пока он обходил машину, открывал мне дверь и подавал руку, подумала, сколько любопытных обывателей сейчас наблюдает эту сцену из окон. Судья Таганского районного суда выходит из шикарного «БМВ» с неприлично большим букетом роз в сопровождении мужчины-мечты. Нужно было подъехать с торца.

Что обо мне подумают соседи, я догадывалась. Особенно любопытная тетка с первого этажа, с которой жила незамужняя дочка лет сорока…

Но оказалось, это не самое неприятное.

У подъезда, до которого, держа под локоть, меня проводил Троицкий, стоял Никита. В руках у него были белые тюльпаны. Увидев меня с охапкой роз, Никита опустил букет…

Видимо, сообразив, что к чему, Троицкий отпустил мою руку.

Я бы с удовольствием променяла семьдесят пять роз — я пересчитала их в машине, — на пять белых тюльпанов, но сказать об этом сейчас было никак невозможно…

— Никит… Ты как здесь?

— Случайно. — Я увидела, как заиграли желваки на его щеках. — Вот, — он протянул мне тюльпаны, — извини, не угадал… Не знал, что ты розы любишь.

Говоров быстро пошел к своей старенькой иномарке.

— Никита! — окликнула я, но он, не обернувшись, сел в машину, демонстративно хлопнул дверью и уехал с вызывающе громкой перегазовкой и визгом шин…

— Прокурор, — немного растерянно констатировал Троицкий. — Я его в суде видел.

— В следующий раз увидите — извинитесь.

— Я?!

— Ну не я же. — Я вручила ему букет роз. — Вы должны были знать, что кормить меня мороженым и довозить до дома — плохая идея.

Он понюхал розы и положил их на лавочку.

— Все мои идеи хорошие, Лена.

— Уже Елена Владимировна.

Он кивнул и ушел с прямой спиной победителя.

Вот это спектакль для соседей, подумала я. А еще я решила, что розы ни в чем не виноваты и несправедливо оставлять засыхать их на лавочке. Подхватив цветы, я с двумя букетами направилась домой.

Если честно, в такую ситуацию я никогда не попадала. На втором этаже меня разобрал смех. Нужно проконсультироваться у Натки, как вести себя в подобных случаях и что делать дальше.

Но Наты дома не оказалось. Не было ее вещей, косметики и… Сеньки. На кухонном столе я нашла записку и ключи.

«Лена, у меня начинается новая жизнь! Подробности потом. Все просто чудесно! Я звонила, но твой телефон не отвечает. Можешь начинать свой ремонт, я под надежной охраной».

Ничего не поняв из записки, я поставила цветы в воду. Тюльпаны в керамическую вазу, розы — в пластмассовое хозяйственное ведро, потому что больше они никуда не помещались.

Если все чудесно, то зачем нужна охрана? Что значит в Наткином понимании — новая жизнь? Очередной скоропалительный роман со скоропостижным концом? Вряд ли вся эта феерия продолжается с Владиком.

Хоть бы Сеньку оставила! Ребенку ее эксперименты с чудесами совсем ни к чему.

Я поставила телефон на подзарядку и позвонила сестре, но абонент оказался недоступен.

Дома стало пусто и неуютно. Несмотря на жару, я зябко поежилась и накинула на плечи шаль — это оглушительное и неожиданное одиночество вызвало настоящий озноб.

Ну вот, можно и ремонт начинать. Я потянула на себя отклеивающуюся обоину, она с треском оторвалась, обнажив под собой еще одну — с рисунком в стиле восьмидесятых. Да тут, похоже, не один слой придется отдирать… Мне стало грустно от своего открытия. И почему я не догадалась поручить это занятие Сеньке?

Представив, с каким удовольствием и весельем племянник обдирал бы стены, я невольно улыбнулась. И решила — если у Натки новый принц, завтра же заберу Сеньку к себе. Пусть лучше живет у меня — и безобразничает, и придумывает новые каверзы, — чем наблюдает за маминым очередным кратковременным счастьем.

Розы удушающе пахли, и я вынесла их на балкон. Тюльпаны, избавленные от соперничества, стали источать тонкий аромат, и мне показалось, что одиночество отступило…

* * *

События прошедшего дня сначала обескуражили Натку, потом едва не убили, но под конец окрылили так, что она готова была летать от счастья.

Обескуражил, конечно, Таганцев, заявив, что «иногда с виду приличные люди готовы сильно подставить». Ната оттого и заподозрила Светку, что приличнее ее трудно кого-то представить, да плюс ко всему — «тихушница», «серая мышь»…

А за убийцу Натка приняла… Алину. Она, видите ли, пришла загладить вину и вытащить подругу в кафе, но ничего лучше не придумала, как перехватить сзади ее за горло и сказать: «Попалась!» Натка от страха потеряла сознание и очнулась на полу оттого, что Алина брызгала ей в нос каким-то резким парфюмом.

— Наверное, ты ей сонную артерию пережала, вот она и вырубилась, — обеспокоенно сказала Света.

— Это пройдет? — спросила Алина.

— Смотря как пережала. Надо «Скорую» вызвать.

— Не надо «Скорую». — Натка открыла глаза, села, потом с помощью Алины и Светы поднялась. — Ну, ты, Алинка, даешь… Тебя кто так здороваться учил?!