Уэлихолн - Торин Владимир

Сумерки развеялись. А в постели в своей пижаме пошевелился молодой человек с копной волос цвета спелого пламени. На стуле рядом висели штаны зеленого вельвета, такие же жилетка и пиджак. Под стулом стояли коричневые туфли с обтертыми носками.

Наконец настало утро. Кто-то прошел мимо двери его спальни. По трубам в стене прогудела вода — кто-то посетил ванную комнату. Над головой хлопнула дверь. Из кухни потянулись вкусные запахи готовящегося завтрака.

Дом оживал, а Человек в зеленом просыпался.

Виктор застегнул пальто и надел шляпу. Стоило ему толкнуть входную дверь, как разыгравшийся ветер швырнул в лицо несколько пожухлых листьев. Вот тебе и приветствие с добрым утром от блуждающей по улицам госпожи Осени.

Спустившись с крыльца, Виктор направился по дорожке к калитке, бросив по пути любопытный взгляд на выкорчеванный розовый куст…

Именно этот куст и стал сегодня причиной его пробуждения. Крики из гостиной не могли заглушить ни дверь, ни даже подушка, которую Виктор натянул на голову. В доме разразилась очередная ссора, и долго гадать, кто с кем ссорится, не приходилось. Профессионально поставленный визг тетушки Рэмморы напоминал ртуть, которая заполняет собой все щели, а глубокий рокот тетушки Меганы — удары топора по комодам и буфетам (обязательно красивым и дорогим).

Виктор понял, что снова уснуть не удастся, поэтому вытащил голову из-под подушки, оценил положение стрелок на каминных часах (семь часов) и выбрался из-под одеяла.

В комнате было довольно холодно — камин погас еще до полуночи. Не став его зажигать, Виктор поспешно извлек себя из пижамы и надел костюм.

Взгляд его упал на письменный стол. Вот черт! Кто-то ночью заходил в комнату, пока он спал: замки на саквояже были открыты, хотя он определенно закрывал сумку.

Виктор испытующе поглядел на дверь, затем — на окно, после заглянул в камин. Ринувшись к столу, он быстро проверил содержимое саквояжа, но вроде бы все было на месте. Тетрадь?! Нет, она все так же лежала на тумбочке у кровати. Кажется, ничего не пропало. И все же!

Виктора охватила злость.

«Кто угодно может зайти! — гневно подумал он. — Нужно обезопасить себя и свое журналистское расследование. Стоит запирать дверь на ключ!»

Сложив вещи обратно в саквояж, Виктор защелкнул замки, после чего взял тетрадь и, сняв с каминной цепочки ключ от комнаты, вышел в коридор. Заперев дверь и несколько раз подергав ее для верности, он на всякий случай заглянул в гостевую комнату. Там все было по-прежнему: пыль и старый хлам в чехлах.

Между тем поднялась очередная волна криков. Снова гостиная. Действующие лица, ясное дело, те же.

Виктор направился к лестнице, пытаясь определить, из-за чего новый скандал. Вскоре выяснилось, что дорогущая метла за три сотни фунтов осталась в прошлом. Суть нынешней ссоры заключалась в том, что тетушка Рэммора ночью зачем-то выкорчевала любимый куст любимых роз тетушки Меганы, над которыми последняя, судя по крикам, «долго колдовала». При этом Рэммора еще и разбросала изувеченные розы по всему саду, явно в насмешку сестре.

Войдя в гостиную, Виктор первым делом увидел дядюшку Джозефа, который топтался у двери и слушал ссору с нескрываемым удовольствием. Кажется, он сам с собой делал ставки на то, кто кого убьет. По его раскрасневшемуся лицу и безумному блеску в глазах было видно, что он надеется на кровавый исход, и чем больше будет крови, тем лучше.

— Это не Рэмми, — просиял дядюшка, заметив Виктора. Его шепот не слышали разве что в пожарной части в центре города. Тетушки же при этом остались как глухи к его словам, так и слепы к его присутствию. — Это не она подкорнала цветочки Мэг, но ни за что не признается. Не может позволить себе упустить повод. Смех, да?

Виктор, в свою очередь, ничего смешного в двух искаженных яростью и злобой лицах не видел. Напротив, они по-настоящему пугали. Даже в ночных доках Лондона, где вечно ошивается всякий сброд, ему было спокойнее, чем в гостиной родного дома.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Там им и место, твоим розам, — в грязи! — плевалась ядом тетушка Рэммора. — Гадостнее цветов я в жизни не видела!

— Не сомневаюсь, что тебе по вкусу только чертополох, уродина бестолковая! Сперва моя метла, теперь мои розы! А их, помнится, даже Скарлетт однажды похвалила, не кто-нибудь!

Услышав знакомое имя, Виктор непроизвольно помотал головой, чтобы невзначай не задуматься вдруг о тетушке Скарлетт. Утро было худшим временем, чтобы думать о тетушке Скарлетт.

— Она просто не хотела тебя расстраивать, — ткнула в сестру тонким, как сигарета, пальцем тетушка Рэммора и тряхнула головой, отчего тут же затряслась вся копна ее путаных волос, вместе с застрявшим там старым хламом вроде пуговиц, наперстков, катушек ниток и часовых цепочек. — Уверяю тебя, Мэг, ей всего лишь стало тебя жалко!

Виктор снова помотал головой. Казалось, только он один из всех существующих в мире людей не восхищается тетушкой Скарлетт. Даже Рэммора никогда не сказала о ней ни одной гадости, что о чем-то да говорило.

«Вот черт! — подумал Виктор. — А ведь тетушка Скарлетт, скорее всего, приедет на праздники. И как я мог о ней забыть? Худшее — впереди».

— Меня? Жалко? — ответила меж тем Мегана. — Да тебя она вообще не замечает, как будто ты пустое место!

— А вот и нет! Чтоб ты знала… — начала тетушка Рэммора.

— А ну, замолчали обе! — раздался ледяной голос из арки, ведущей в холл.

Виктор вздрогнул: «Мама…»

В руке мама сжимала нож для резки овощей, а с выкрашенных в бордовый пальцев на пол капал свекольный сок. Судя по всему, она готовила завтрак и где-то в середине процесса ее терпение лопнуло.

— Но, Корди, — начала тетушка Мегана, — если бы ты знала, что она…

— Мне все равно, — отрезала Корделия Кэндл. — Ни секунды покоя. Как будто вам по пятнадцать лет. Мне и без вас хватает одного подростка в доме.

— Слышала? — усмехнулась Рэммора. — Сядь и замолкни!

— Сама замолкни! Или ты у меня сейчас в камин сядешь!

— Тихо, я сказала! — велела Корделия Кэндл. Обе тетушки чудесным образом мгновенно замолчали и оказались в креслах в разных углах гостиной. — Я из-за вас не слышу свою утреннюю передачу. Вы умудряетесь орать громче радио.

Убедившись, что наступила тишина, она уже повернулась, намереваясь уйти обратно на кухню, как Мегана оскорбленно пробурчала:

— Почему ты все время на ее стороне?

— Что?

Корделия обернулась, и тетушка Мегана сделала вид, что ничего, собственно, и не говорила. Сестра смерила ее долгим безжалостным взглядом и ушла.

В гостиной повисла тишина, которую нарушали разве что треск поленьев в камине да скрип подлокотников кресла под вцепившимися в них пальцами тетушки Меганы. Тетушка Рэммора, в свою очередь, курила сигарету и насмешливо выдыхала дым в сторону сестры — это было единственное, что она могла сейчас сделать, не опасаясь, что Корделия вернется и вскоре с ее ножа будет капать уже вовсе не свекольный сок.

Склока затихла, но не угасла, а Кристины, чтобы ее раздуть по новой, поблизости не было.

Виктор вдруг поймал себя на мысли, что лучшего момента, чтобы расспросить Мегану, может и не представиться: сейчас, когда все мысли тетушки заняты ненавистью к сестре, можно было попытаться застать ее врасплох — а там, глядишь, она и выдаст что-то нечаянно.

— Тетушка Мэг!

Виктор приблизился к креслу Меганы Кэндл и завис у подлокотника, как призрак или как дворецкий. Или как призрак дворецкого.

— Не сейчас! — сквозь зубы процедила тетушка, не сводя ненавидящего взгляда с сестры.

Рэммора лишь неуютно поежилась в кресле. Виктор обратил внимание, что обивка на подлокотниках и спинке кресла его младшей тетки истлела, будто от времени или пожара. И он не знал, были ли подобные следы на этом кресле всего мгновение назад.

И все же сейчас его заботила его старшая тетка.