На восходе луны - Татьяна Туринская

Учеба шла своим чередом — лекции, практические занятия, написание обязательных и не очень статеек для газеты. Как и в прошлый раз, Марина полностью погрузилась в учебу, дабы как можно меньше времени оставалось на воспоминания. И в этот раз забыть Потураева оказалось даже легче, чем в первый. И это несмотря на то, что каждую минуточку ей напоминала о нем зарождающаяся в ее глубинах жизнь. А может быть, как раз и не несмотря, может, как раз благодаря? Ведь Марина теперь ни о чем другом и думать не могла, только о том, еще не рожденном Андрюшечке. Любила его, ни разу еще не виденного, всею душой, до умопомрачения. Представляла, каким красивым и талантливым он вырастет, как похож будет на другого Андрюшу, но тот, другой, никогда не узнает о том, что у него есть сын. Никогда!!! Нет, это будет только ее сын, ее и больше ничей. А всяким Потураевым в ее жизни больше места не будет.

Лариска оказалась наблюдательнее, чем Маринкина мать. Антонина Станиславовна все хлопотала по хозяйству, все щебетала с подружками по телефону, не обращая ни малейшего внимания на то, что творится под ее носом. Бутакова же словно нюх имела на такие дела. Стала подозрительно приглядываться, когда еще ничто, казалось бы, не указывало на Маринкину беременность, по крайней мере, внешних признаков еще совершенно не было заметно.

Марина долго отнекивалась, переводила такие разговоры в шутку, до тех пор пока животик и в самом деле не выпятился довольно заметно.

— Ты что, дура?! Я же давным-давно заметила! Неужели ты сама ни о чем не подозревала?!

— Ну почему же, — спокойно парировала Марина. — Естественно, подозревала. Даже наверняка знала.

— Ну, блин, идиотка! — возмутилась Лариска. — Совсем двинулась?! На хрена тебе это надо? Тебе всего-то двадцать лет!

— Было. Еще месяц назад мне было двадцать, теперь — двадцать один, — поправила Марина.

— Да какая разница-то?! Ты что, уже крест на себе поставила, что ли? Почему ты решила, что уже никогда не выйдешь замуж?!

— А с чего ты это взяла? Ларка, что за глупости ты несешь?!

Лариска запрядала крыльями носа, словно загнанная кобылка:

— Ой, Маринка, какая ты дура! Это ж не я, это ты полную ахинею несешь! Знаешь, когда бабы без мужа рожают? В сорок лет, когда уже окончательно потеряют надежду выйти замуж. Или те дуры, которые категорически не замечают признаков беременности в первые двенадцать недель. Но ты-то знала!

— Знала.

— Ну а чего ж молчала?! Вместе бы что-нибудь придумали. Ну ладно, не хотела мне говорить, так сама бы, втихаря, аборт сделала. На хрена тебе проблемы? Ты же сама себе всю жизнь перечеркнула, дура!

— Знаешь, Лар, я ведь потому и молчала, чтобы некоторые доброхоты вроде тебя меня на аборт на настраивали. Это мой ребенок, и это мое решение. Я хочу его оставить, я хочу, чтобы он жил. А нравится это кому-нибудь или нет — меня меньше всего колышет. Это мое тело, это мое дело. Это мой ребенок!

Лариска вздохнула и отвела возмущенный взгляд в сторону. Оно-то конечно, дело хозяйское, но, по Ларискиному мнению, так рассуждать в двадцать один год могла только полнейшая идиотка.

— Ну а Антон-то как отнесся к этому решению?

Марина дерзко, с вызовом посмотрела на подругу и ответила:

— Меня абсолютно не волнует, как к моей беременности относится кто бы то ни было, в том числе и Антон. Я тебе еще раз говорю — это мой ребенок! Только мой! И я не собираюсь делить его с биологическим отцом или еще с кем бы то ни было. Я рожаю его не для того, чтобы заставить его папашу жениться, я рожаю его только для того, чтобы он жил на свете. Я достаточно понятно объясняю?

Бутакова смотрела на нее, как на ненормальную:

— И что же, ты даже не попыталась поймать Антона на эту беременность? Или он отказался? Тогда еще не все потеряно, можно попытаться заставить его принять правильное решение.

— Лариска, иди на фиг, — устало отмахнулась Марина. — Я тебе только что объясняла, что рожаю не для того, чтобы женить на себе папашу. И не вздумай проводить воспитательные беседы с Антоном — он мне даром не нужен. Даже если бы он и преподнес мне обручальное колечко, я бы от него отказалась. И вообще — оставь меня в покое. Мне еще с родителями предстоит ругаться, так хоть ты побереги мои нервы.

— Ой, дура, — протянула Лариска. — Какая же ты дура! Всю жизнь себе калечишь! Жалеть ведь будешь, да только поздно будет.

— Уже поздно. В любом случае — уже слишком поздно. Теперь ничего не изменишь, даже если бы я вдруг и захотела. Но в том-то и дело, что я ничего не хочу менять, меня все устраивает.

Ругаться с родителями не пришлось, хотя без серьезного разговора и упреков не обошлось. Однако то, что изменить что-либо уже не представлялось ни малейшей возможности, сыграло свою роль. Естественно, особой радости по поводу раннего превращения в бабушек-дедушек никто не высказал. Естественно, отец крякнул недовольно и целую неделю не разговаривал с легкомысленной дочерью. Естественно, мама кудахтала встревоженной курицей, крайне недовольная создавшейся ситуацией. Ведь беременность — не срамная болезнь. Это, можно сказать, образ жизни. Кратковременный и совершенно особенный, несущий с собою еще большие изменения, еще более особенный образ жизни. И самое главное — навсегда. Прежний образ жизни всей семьи был утерян бесповоротно.

Однако не настолько спокойно восприняла новость о беременности подруги Лариска Бутакова. Та категорически отказывалась принять как свершившийся факт, что ближайшая подруга навсегда останется незамужней, хуже того — матерью-одиночкой. Или, как говорят в народе, матерью-одноночкой. И, возомнивши из себя Мессию, решила исправить чудовищную ошибку. Поймав Антона в перерыве между лекциями, прижала его к стенке:

— Антон, ты вообще понимаешь, что происходит? Как ты себя чувствуешь последнее время? Спишь нормально? Совесть не беспокоит?

— А при чем тут моя совесть?

Лариска горячилась:

— Нет, ты что, и в самом деле ничего не знаешь? Или просто делаешь вид, что дурак? Конечно, так проще. И никакой ответственности нести не надо.

— Какая ответственность?! Я-то тут при чем?! Это того пусть совесть мучает, кто ей путевку в декретный отпуск выписал. Она мне рогов наставила, и меня же еще совесть должна мучить?! Наглость какая!

Бутакова опешила:

— Что? Какая путевка, ты о чем? Это что, по-твоему, доктор виноват, что она от тебя залетела?

Антон разозлился:

— Какой доктор, что ты несешь?! Хотя… Кто его знает, может, он и доктор.

— Да кто он-то?!

— Кто-кто, — заквохтал Антон. — Тот, от кого она залетела! А ты на меня собак пытаешься повесить.