Ледяное озеро - Элизабет Эдмондсон

— Боль на миг пронзила ногу, — с наигранной беспечностью ответила Аликс. — Последую совету Фредди: приму аспирин. Звучит гонг к ленчу; давай, Утрата, а не то опоздаешь.

Глава девятнадцатая

— Если у тебя найдется свободная минута, тогда после завтрака встретимся в библиотеке, — сказал Питер Хэлу. — Нужно обсудить кое-какие вопросы.

Ева понимающе ухмыльнулась мужу, бросив на него взгляд поверх большого серебряного кофейника — громоздкого изделия, которое некогда откопала в серебряном сундучке и ставила на стол, когда в доме бывали гости.

Всякий раз при виде этого изделия Урсула не могла удержаться от смешков.

— Не удивлюсь, если когда-нибудь он вскочит на свои нелепые ножки и величественно сойдет со стола, — призналась она Сеси, которая сосредоточенно выбирала кости из копченой рыбы.

— Он, видимо, весит целую тонну, — шепнула ей кузина. — Предположу, что он из цельного серебра. Ева гораздо сильнее, чем кажется с виду.

— Ну еще бы, — промолвила Урсула, мгновенно придав лицу нейтрально-вежливое выражение, потому что в этот момент мачеха неодобрительно посмотрела на нее.

— Очень невоспитанно шептаться за столом, — сказала Ева.

Сеси и Урсула опустили взоры в тарелки.

Явился ли тому виной кофейник или способ приготовления, но кофе был преотвратный, и Хэл с тоской вспомнил о кофе, которым накануне угощал его крестный. Пожалуй, еще один визит в «Уинкрэг» был бы вполне уместен. Даже не слишком хозяйственная Делия никогда не подавала такого водянистого пойла — Хэл не помнил, чтобы в те времена он находил кофе неудобоваримым. А может, Америка виновата, что он пристрастился к более качественному напитку?

То, что приглашения на деловые переговоры не избежать, он начал подозревать, увидев за утренним столом Питера. Обычно старший брат вставал рано, завтракал в одиночестве и прежде, чем остальные домочадцы собирались за столом, уходил на фабрику.

— Я в отпуске до окончания рождественских праздников! — бросил он Хэлу через плечо, выходя из столовой.

— И рабочие тоже? — поинтересовался Хэл, усаживаясь на стул, который счел наиболее удобным в этой редко используемой комнате. Сев, он вытянул ноги.

— Не говори глупостей! — раздраженно огрызнулся Питер. — В канун Рождества они получают лишний свободный час и должны быть благодарны за это. Они представления не имеют, во что мне обходится время, когда они не работают.

— О, целый час, да еще Рождество и День подарков[30]! — произнес Хэл. — Боже, ну не счастливцы ли они? — Мысли на тему скупердяя Скруджа из «Рождественской повести» Диккенса витали у него в голове, пока Роджер ехидно не проговорил:

— Можешь насмехаться, но я вижу, ты неплохо живешь на доходы, которые приносят тебе наши предприятия. К примеру, этот костюм, что на тебе, — такой покрой обходится недешево. Где ты его приобрел? Уж конечно, не в Америке. — Роджер был в определенном смысле щеголем и не уставал восхищаться твидовым костюмом Хэла с момента появления младшего брата за завтраком.

— Сэвил-роу[31]. Я хожу к Эркварту, — объяснил Хэл.

— Вот видишь! — подхватил Питер. — Ты охотно берешь деньги, но готов иронизировать надо мной по поводу того, как эти деньги достаются. Тебе бы следовало благодарить меня, что я так хорошо приглядываю за твоей долей наследства. Я и сам много работаю, мне не придется особенно отдыхать после Рождества, я взял работу на дом.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Хэл.

В детстве и юности он проводил уйму времени в библиотеке. Его дед был образованным человеком и добавил немало книг к уже имевшейся в доме коллекции восемнадцатого века. Хэл наслаждался здесь не только книгами, но и уединением.

Ни у Питера, ни у Роджера не было времени на подобные книги. Роджер смотрел на чтение сугубо практически: если книга полезна ему в каком-то отношении, он ее читает, в ином случае — нет. Питер славился тем, что любил открыть случайную книжку на рыбалке, но в основном его внимание к печатному слову ограничивалось ежедневной газетой и литературой сантехнического профиля.

Все это соотносилось и с необжитой атмосферой библиотеки. Как обидно, думал Хэл, ведь это красивая комната, спроектированная и обставленная в стиле английской неоклассики, имеющая хорошее освещение, которого недоставало в боль-шинстве покоев «Гриндли-Холла».

Словно прочитав его мысли, Питер сообщил Хэлу, что у Евы имеются в отношении библиотеки большие планы.

— Она собирается все здесь перестроить, у нее потрясающий вкус!

В его глазах светились восхищение и обожание. Потом он обратился к более насущным предметам:

— Как там американский бизнес?

Хэл приподнял брови.

— Мой бизнес или бизнес вообще?

— Твой бизнес?! Какой у тебя бизнес? У тебя ведь там нет предприятий?

— Я имел в виду театральное дело.

— Ах это. Нет. Заводы Форда, нефть, фабрики — я говорю о таком бизнесе.

— В депрессии, судя по всему.

— В депрессии! И это все, что ты можешь сказать?

— «Новый курс»[32] вроде себя оправдывает.

— «Новый курс» — всего лишь коммунизм под другим названием и ничего больше. Рузвельт просто мерзавец, не понимаю, как его могли избрать. Он совершенно некомпетентен. И чем скорее избиратели прозреют, тем лучше. Надеюсь, в следующий раз его забаллотируют.

— Он пользуется поддержкой женщин-избирателей.

— Женщин-избирателей!

Хэл вздохнул. Вся эта канитель обещала быть еще скучнее, чем он опасался.

— Безработица нестерпимо высока, коль скоро ты спрашиваешь, и депрессия особенно сильно ударила по цветному населению.

— По цветному населению! Ты имеешь в виду негров? Пусть бы кто-нибудь из них тут оказался — они у нас бы целый день трудились на совесть за гроши, уж будьте уверены!

— Рабство в Соединенных Штатах отменено, насколько мне известно.

Питер полыхнул в него взглядом.

— Это что, такая шутка?

Вмешался Роджер:

— Давайте вернемся к нашей теме, Питер. Ты не можешь ожидать от Хэла, чтобы он знал, как свои пять пальцев, американскую экономику. Он не разбирается в подобных вещах.

Хэл решил, что пора сменить эту скользкую тему. Его неприязнь к Питеру и всему, что тот отстаивал, была в этот момент настолько сильна, что он боялся потерять самообладание, а вместе с ним и свои преимущества.

— Ты пригласил меня сюда говорить об Америке?

— Конечно, нет. Что внушило тебе подобную мысль? Мы хотим побеседовать о твоей доле акций в фирме «Джауэттс». Они у тебя?

— Да. Почему бы им не быть?

Лицо Питера наливалось краской.

— Не прикидывайся простаком! — воскликнул Роджер. — Вполне естественно, что нас заботило, не продал ли ты свою долю в компании какому-нибудь постороннему лицу или даже конкурирующей фирме.

— Понимаю. Но разве для вас имеет значение, кто владеет моими акциями? Мои активы не превышают двадцати процентов.

— Что обеспечивает тебе возможность контроля! — раздраженно выпалил Питер. Он сидел за большим круглым столом в центре комнаты, но теперь вскочил и в крайнем раздражении мерил шагами паркетный пол.

Как же брат не любит даже малейших невыгодных положений, подумал Хэл. И что он вообще замышляет? У Питера должна быть какая-то особенно веская причина для того, чтобы так гореть желанием наложить лапы на акции. Все три брата владели равными долями в семейном бизнесе, а остальные сорок процентов акций числились за сестрой их отца. Та унаследовала долю после смерти своего родителя, но до сих пор не проявляла ни малейшего интереса к участию в делах фирмы. Ее уполномоченным являлся Питер, и он мог всегда поступить с ее долей акций по своему усмотрению.

— Мои двадцать процентов будут иметь значение в том случае, если тетка Дафна пожелает сама участвовать, но такого ведь никогда не было, не так ли? — спросил Хэл.

— Это вопрос выступления единым фронтом, — промолвил Питер.

Он лжет, подумал Хэл. Для чего?

Дверь отворилась, и вошла горничная с кофейным подносом.

— Кто велел вам это принести? — вскинулся на нее Питер.

Лицо горничной не изменилось.

— Миссис Гриндли велела мне подать кофе в библиотеку, сэр. Вам налить в чашки?

— Нет, оставьте, пусть стоит. Мы сами справимся. — Питер дождался, пока дверь за горничной захлопнулась с вызывающим щелчком. — Итак, на чем мы остановились?

Роджер налил себе чашку кофе, добавил несколько кусочков желтого сахара и аккуратными, точными движениями его размешал.

— Если позволишь мне сказать, Питер… — произнес он, снова садясь на место и громко захрустев печеньем. — Хочешь кофе, Хэл?

— Нет, спасибо.

— Дела обстоят следующим образом. Мы с Питером за тебя беспокоимся. — Он протестующе поднял руку, когда Хэл собрался что-то возразить. — Нет, позволь мне договорить. Ты посвятил себя ненадежной профессии, и всем известно, что твоя сценическая карьера не увенчана тем успехом, который приносит ощутимое финансовое вознаграждение. Я уверен, что ты несколько лет не работал.