Зеркало Урании - Еремей Парнов

И едва ли можно однозначно охарактеризовать нарисованную Лемом ситуацию. Может быть, именно поэтому он не уделил ей места в предисловии, но не исключено, что эта многозначная и странная, пугающая обстановка и есть художественное выражение всего того сложного комплекса эмоций, который способна породить в человеке встреча с Непонятным. И вновь приходится задавать вопрос, аналогичный тому, который задал Кобо Абэ в "Четвертом ледниковом периоде": "Готово ли человечество к встрече с таким Неизвестным?" Мне кажется, что именно в этом основной смысл романа. Во всяком случае он ощутимо пронизывает превосходную двухсерийную ленту Андрея Тарковского.

За короткий срок Лем успел создать целую библиотеку. Здесь фантастические романы и повести «Астронавты», "Магелланово облако", «Солярис», «Непобедимый», "Возвращение со звезд", «Эдем», "Дневник, найденный в ванне", циклы рассказов "Звездные дневники Ийона Тихого", "Воспоминания Ийона Тихого", «Сезам», "Голос неба", "Вторжение с Альдебарана", «Охота», "Книга роботов", остроумные телевизионные пьесы; публицистический сборник "Выход на орбиту"; интересные философские работы "Литература и кибернетика", «Диалоги», "Summa tehnologie", роман "Непотерянное время", посвященный трагическим событиям в оккупированной нацистами Польше.

В «Астронавтах» Лем показал на примере испепеленной атомным пламенем Венеры катастрофические опасности гонки вооружений, в "Магеллановом облаке" описал величественные картины далекого коммунистического общества, объединившего обитаемые миры Галактики. "Возвращение со звезд" — роман-предупреждение о неожиданных последствиях вмешательства в человеческую природу, причем вмешательства, сделанного с самыми гуманными побуждениями. Эти вещи Лема хорошо известны, и я не стану на них останавливаться.

"В конечном счете я пишу для современников о современных проблемах, только надеваю на них галактические одежды", — повторим еще раз сказанное Станиславом Лемом, фантастом номер один современности, подарившим нам поэтический и обобщенный символ непознаваемой для человека сущности — Солярис, тайну тайн, погруженный в себя галактический разум.

Не ради холодного света абстрактных истин люди так упорно штурмуют тайны мироздания. Не только технический прогресс и материальное изобилие зовут нас в глубины космоса и микромира. Главная и не всегда осознанная причина поисков лежит в нас самих. Так уж устроены люди, что в познании для них слились и смысл и цель. Другое дело, что оно всегда вознаграждало любые усилия. Это свойство мира, непреложным и материальным компонентом которого является информация. Наука же в конечном счете наиболее эффективный способ добычи новой информации. Поэтому она и стала самостоятельной производительной силой. Информационная жажда постоянно звала человека вперед. Она обрекла его на нескончаемые поиски нового: новых истин и новых земель, иных миров и иных существ.

В 1869 году в Париже вышла в свет любопытная книга "Средства связи с планетами", автором которой был изобретатель Шарль Кро. Насколько мне известно, это был первый научный труд по весьма современной проблеме контакта с внеземными цивилизациями. Наблюдаемые иногда на Венере и Марсе светящиеся точки Кро принял за попытку жителей этих соседних с Землей миров установить с нами связь и предложил послать ответные сигналы с помощью огромного зеркала. Причем изготовить его мыслилось с такой ничтожной кривизной, чтобы фокус приходился как раз на поверхность одной из планет.

Что ж, идеи Кро, как и все почти научные идеи, были плодами своего времени, своего века. В равной мере смелыми и ограниченными, крылатыми и приземленными. Интересно, что кое-кто из современников назвал книгу Кро "плохой фантастикой". И это тоже дань времени.

Величайшие астрономические открытия прошлого века дали жизнь неукротимому литературному потоку, разлившемуся на наших глазах в полноводную реку космической фантастики. Забытые ныне авторы, живописуя обитателей других планет, словно соревновались между собой в изобретении существ нелепых и поразительных. Но примечательно, что во всей этой горе книг и брошюр не содержалось даже намека на возможности непосредственного контакта между землянином и очередным чудовищем с Марса или Луны. Да и с помощью чего можно было — пусть хотя бы в мечтах — преодолеть черную бездну пространства?

Но эра новых взрывчатых веществ близилась, и крупповские инженеры уже работали над отливкой сверхмощных орудийных стволов. Дело, таким образом, было только за Жюлем Верном, за его великолепной и одновременно такой тривиальной идеей: "Из пушки на Луну". Впрочем, к чести фантастики надо сказать, что именно эту идею тут же включили в свой арсенал ученые. И лишь теория реактивного движения положила конец межпланетным расчетам, в которых фигурировали такие термины, как "сила заряда" и "длина ствола".

Первый аппарат, поднявший человека над землей — аэростат, принес с собой и первое разочарование. И хотя Ганс Пфалль [Ганс Пфааль — ЮЗ] Эдгара По сумел добраться на нем до Луны, люди трезвого разума понимали, что надутый легким газом баллон не может покинуть атмосферу. Одним из следствий такого разочарования и была идея послать инопланетным жителям сигнал.

Не досужий фантаст, не безответственный писатель, а сам великий Гаусс предложил начертить на земле достаточно большую геометрическую фигуру, из которой любой разумный инопланетянин смог бы понять, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Один венский профессор тут же посоветовал вырыть где-нибудь в Сахаре огромную траншею, наполнить ее керосином и поджечь. В научных журналах всерьез обсуждались проблемы вроде того, "смогут ли венериане увидеть свет наших ночных городов" или "сколько пороха нужно одновременно взорвать, чтобы вспышку могли заметить с Марса".

Мы знаем теперь, что обычный земной телескоп, установленный, скажем, на Луне, может уловить солнечные блики на застекленной стене здания ООН. Венериане поэтому могут любоваться огнями Токио, а марсиане — атомными взрывами. Конечно, в принципе, потому что некому любоваться, некому наблюдать за нами.

Высеянные в питательных средах образцы лунных пород продемонстрировали полное отсутствие всякой жизни. Прямые измерения температуры, давления и газового состава атмосферы планеты Венера не позволяют даже надеяться на существование там белковых тел. Снимки марсианской поверхности рисуют безрадостную картину холодной, покрытой кратерами пустыни. По-видимому, шансы найти разумную жизнь в пределах Солнечной системы близки к нулю.

Это, правда, не мешает некоторым современным фантастам создавать на соседних с нами планетах процветающие города или, напротив, угасающие цивилизации. Но писатели вообще склонны к небылицам. Даже на карте Земли они ухитряются находить неизвестные доселе государства. Так поступали Свифт и Кампанелла, Томас Мор и Рабле. Так делают и их многочисленные преемники, живущие в нашу эпоху, когда новых географических открытий ждать не приходится. Зато ученые, настоящие серьезные ученые говорят о проблеме контакта лишь в масштабах звездных и галактических. Солнечная система в этом плане их уже не интересует.

Как раз в те дни, когда я писал предисловие к сборнику научно-фантастических произведений, посвященных инопланетному разуму и внеземным формам жизни ("Космический госпиталь"), в Бюракане состоялся большой советско-американский научный симпозиум "Связь с внеземными цивилизациями". В его работе приняли участие советские академики астрофизик В. Амбарцумян, физик В. Гинзбург, члены-корреспонденты Академии наук СССР астрофизик И. Шкловский, радиофизики В. Сифоров, В. Троицкий, лауреаты Нобелевской премии физик Ч. Таунс (США), биолог Ф. Крик (Англия), американские профессора физик Ф. Моррисон, астроном К. Саган. Ученые пришли к общему мнению, что наиболее целесообразно сосредоточить усилия на поисках цивилизаций, технический потенциал которых сравним с земным или превышает его.

Я специально выделил эти удивительные по смыслу слова, столь привычные, однако, на страницах научной фантастики. Как незаметно, как естественно, просто перетекает фантастика в реальность.

Порой фантастика переосмысливает привычные слова, придавая им иной, более углубленный смысл. Таким стало, например, слово «пришелец», то есть носитель иного разума.

Каким же видится нам этот иной разум иных миров? Злым или добрым? Непостижимым, как океан Соляриса, или антропоморфным, как в "Туманности Андромеды"? Невидимым духом, подстерегающим нас на дне марсианского колодца, или могучим электронным мозгом, сотворенным из мертвой материи?

Попробуем взглянуть на эту проблему глазами писателей-фантастов.

Превосходная новелла венгерского писателя Арпада Балажа «Встреча» рисует сравнительно редкую в научной фантастике ситуацию столкновения человека с неизмеримо более высоким интеллектом. Поединок капитана «Меркурия» с шарообразным существом из системы Эпсилон Эридана заранее обречен на неудачу. Это даже не поединок, а, скорее, короткий контакт, в результате которого получает информацию только одна сторона. В такой же односторонний контакт вступает микробиолог, поместивший на предметный столик микроскопа штамм бактерий, или физиолог, подключивший усыпленную обезьяну к энцефалографу. Ни того, ни другого не интересует в данный момент, как относятся к подобному способу общения испытуемые. Более того, микробиолог знает, что простейшие лишены не только интеллекта, но и нервной системы, а физиолог никогда не забывает о том, как далеко отстоит на древе эволюции гомо сапиенс от остальных приматов. Шарообразное существо тоже не особенно церемонится с пришельцами, мозг которых состоит лишь из 1010 клеток. Более того, оно вступает в этот столь унизительный для человека односторонний контакт лишь волей случая, так сказать, вынужденно.