Береговая операция - Джамшид Амиров

— Спасибо вам, товарищ Волкова, за все, что вы нам сообщили. Есть у нас к вам одна большая просьба, да только не знаю, — сказал, чуть задумавшись, Любавин, — сможете ли вы ее выполнить.

— Смогу, если по силам придется, — ответила Волкова.

— Знаю, трудно вам будет, но очень прошу, — продолжал Любавин, — в доме ни в чем не меняться. Как жили с мужем, так и живите, чтобы он ничего неладного не почувствовал. Подозрения и у вас и у нас серьезные. Но пока мы ни в чем не убеждены, нужно, чтобы все оставалось по-старому. А что еще заметите, прошу дать мне знать.

— Хорошо, — твердо ответила Анастасия Волкова.

— Сейчас вернетесь, а Никезин окажется дома и спросит, где были. Что ответите?

— В очереди, скажу, в поликлинике была.

Любавин встал, крепко пожал на прощание Волковой руку и сказал:

— Спасибо вам, Анастасия Николаевна.

Чингизов и вызванные им Александр Денисов и Сурен Акопян размышляли о том, с чего начать поиски этой загадочной высокой блондинки. Первые следы вели на водную станцию.

— Но на станцию нам пути-дорожки заказаны. Показываться туда нельзя, — сказал Чингизов и укоризненно посмотрел на Сурена. — Кто же, — продолжал размышлять Чингизов, — дал знать о том, что Худаяром интересуются? Сторожиха.

— Нет, не думаю, — возразил Акопян. — Я наблюдал за ней целых два часа, пока дожидался возвращения с моря начальника водной станции Рашида Садыхова.

— Может быть, сам Рашид Садыхов? — спросил Чингизов.

— Сомневаюсь, — сказал Акопян. — Он был мною официально предупрежден о том, что я произвожу розыск Худаяра негласно.

— Я знаю немного Рашида Садыхова, — заметил Денисов. — Это неплохой парень, коммунист. Он был демобилизован из морской пограничной охраны, где командовал катером. Да и отец его заслуженный моряк, плавал всю войну штурманом на танкере «Чкалов».

— Значит, там был кто-то третий, — задумчиво проговорил Чингизов. — Но кто? Гадай — не гадай, а сидя здесь, в кабинете, ничего не разгадаешь. Давайте-ка, товарищи, так попробуем: вызовем сюда Садыхова. Позвони к нему, Александр. Если его нет, скажи, что спрашивали из Комитета физкультуры и спорта, а окажется на месте, пригласи к нам немедленно и предупреди как коммуниста, что приглашение это совершенно, секретное.

Денисов позвонил. У телефона оказался сам Садыхов. Через несколько минут он уже сидел в кабинете Чингизова.

— Вот что, товарищ Садыхов, мы с вами хотим побеседовать о вашем погибшем вахтере Худаяре Балакиши оглы, — сказал ему Чингизов. — Мы им заинтересовались в связи с тем, что он, как нами установлено, в прошлом крупный уголовник и был связан с людьми, переправлявшими за кордон контрабанду. Поэтому нам хотелось бы узнать, как и какими путями он попал к вам на работу.

— Мне его рекомендовала одна наша активистка, — сказал Садыхов. — У меня как раз была вакантная должность вахтера, и я его принял. Кстати, должен вам сказать, что Худаяр не скрывал того, что в прошлом совершил уголовное преступление и отбыл срок наказания. Он мне предъявил соответствующую справку. Ну, что еще я знаю о нем? Знаю, что жил он в Гюмюштепе, в собственном маленьком домике, который, как он говорил, достался ему от дяди, одинокого, бездетного старика. Правда, в последнее время кое-кто из наших работников, в частности вахтер тетя Маша, поговаривал о том, что Худаяр курит анашу. Я думал даже снять его с работы. Но товарищи из уголовного розыска специально предупредили меня, чтобы я его пока не трогал, — они хотели через него установить крупных спекулянтов анашой и узнать, какими путями она доставляется в Советабад.

— Понятно, — заметил Чингизов. — А, кстати, кто эта активистка, которая вам рекомендовала Худаяра на работу?

— Это гордость нашей женской команды, великолепная пловчиха и прыгунья, — заявил Садыхов. — Но, к сожалению, она мало времени уделяет водному спорту, так как увлекается художественной самодеятельностью, участвует в бригаде Дома офицеров. А кроме того, у нее сменная работа — она работает медицинской сестрой в военном госпитале.

— А какое отношение эта ваша активистка имела к Худаяру?

— Откровенно говоря, не знаю. Видимо, кто-то из знакомых попросил ее о нем, а она меня. Должен заметить, что это вообще замечательная женщина, очень отзывчивая и очень серьезная, несмотря на…

— Несмотря на что? — спросил Чингизов.

— На свою красоту, — ответил Садыхов. — За ней многие пытались ухаживать, но держится она очень строго. И когда я однажды при случае спросил ее, почему она так сдержанна, она ответила, что никак не может забыть своего покойного мужа. И жаль, откровенно говоря, жаль! — улыбнулся Садыхов и даже вздохнул.

— Что же вы так тяжко вздыхаете, товарищ Садыхов?

— Да, глядя на нее, любой неженатый вздохнет. А я, знаете, товарищи, холост!..

— А-а-а, — с шутливой многозначительностью протянул Денисов, — то-то вы нам даже имени вашей активистки не называете, боитесь отобьем? Я ведь тоже не женат, а расписали вы ее так, что поневоле взглянуть на нее хочется.

— Зовут ее Татьяной Остапенко. Только глядите не глядите — ничего не получится, — махнул рукой Садыхов.

— Проверили на личном опыте? — спросил Акопян.

— Считайте, что так! — улыбнулся Садыхов.

— Я надеюсь, товарищ Садыхов, — сказал Чингизов, вставая, — что весь наш разговор от начала до конца, включая шутки, останется в этих стенах.

— Разумеется, — ответил Садыхов. — Сам был пограничником, службу знаю.

Садыхов распрощался и ушел.

— Вот почему даже те, кого мы привлекаем себе в помощь, не всегда, далеко не всегда, должны знать о том, что знаем мы, — сказал товарищам Чингизов. — Ведь Садыхов явно неравнодушен к Татьяне Остапенко, а он еще молод, и мы знаем, когда и в каких случаях, особенно у малознакомого нам человека, голос сердца может заглушить голос разума. А теперь к делу. Значит, нам уже известно многое: во-первых имя, во-вторых военный госпиталь — служба, Дом офицеров. Заметьте, товарищи, военный госпиталь и Дом офицеров. Это и определяет круг интересов и круг знакомств Татьяны Остапенко. Что же она делает в военном госпитале? Как она туда пришла? Вот этим вы, товарищ Денисов, и займитесь. Только советую сразу отказаться от вашего штатского вида и надеть военную форму. Кстати, наденьте общевойсковые полевые погоны, сейчас лето — время маневров. Вам много времени потребуется на ваш туалет?

— Двадцать минут, — ответил Денисов.

— Хорошо. За это время я свяжусь с начальником госпиталя.

Чингизов сообщил начальнику госпиталя о предстоящем визите лейтенанта Денисова, попросил оказать ему необходимое содействие и предупредил, что задание Денисова строго секретное.

Начальник госпиталя, узнав, кем интересуется Денисов, рассказал, что сам он в госпитале работает уже семь лет, медсестру Остапенко знает и может сказать о ней только хорошее. Серьезная, исполнительная, дисциплинированная, с большим опытом, работает безотказно, поведения примерного. «Знаю, что отличается в художественной самодеятельности, а более подробно вам о ней сможет рассказать мои помощник по хозяйственной части, он у нас ведает личным составом».

Денисов заколебался, стоит ли вовлекать в беседу третье лицо, но начальник госпиталя заявил:

— Мой помощник — старый коммунист, был политруком роты, на финском фронте потерял ногу, отморозил, пришлось ампутировать. Но человек провел всю жизнь в армии, с курсантских лет, и без армии жить не может. В нашем госпитале он с тысяча девятьсот сорокового года — с довоенных времен.

— Ну, что же, пригласите его, — согласился Денисов, — и попросите, чтобы он рассказал об Остапенко.

Помощник начальника госпиталя — пожилой, немного сумрачный на вид человек — рассказал, что Татьяну Остапенко он знает с первого дня ее поступления в госпиталь — с мая тысяча девятьсот сорок пятого года. «Даже точно могу сказать, — уточнил он, — с четвертого мая. Приехала она к нам с Кюброй Мамедовной, в ее санитарном поезде. Рвалась обратно в Действующую армию, а тут война окончилась, был получен приказ: воевавших рядового и сержантского состава оставлять на местах. Она по званию сержант медицинской службы, ну, и осталась у нас. Работает хорошо, ничего не скажешь. Замкнута малость, но это с горя, мужа погибшего забыть не может. Но иной раз как разойдется — удержу нет. Седьмого ноября у нас на вечере самодеятельности пела и плясала так, что ее со сцены зрители час не отпускали. Кстати, в отпуск она у нас уходит с двадцатого числа, ей за два года отпуск положен. В Киев собирается вместе с самодеятельной бригадой Дома офицеров — она у них главная артистка, ее портрет в Доме офицеров висит».

Начальник госпиталя вопросительно посмотрел на Денисова, нет ли у него еще вопросов. Денисов дал понять, что вопросов больше нет, и начальник госпиталя отпустил своего помощника, предупредив, что разговор был строго секретный.