Григорий Распутин: правда и ложь - Олег Жиганков

«Стоял же с ними и Иуда, предатель Его».

Евангелие от Иоанна, 18:5

«Миленькие папа и мама! Илиодор с бесами подружился. Бунтует. А прежде таких монахов пороли».

Г. Е. Распутин, из телеграммы царской семье

Фигура Илиодора при всей низости его характера, заслуживает все-таки внимания. Илиодор был весьма примечательной личностью, и в истории с Распутиным сыграл не последнюю роль. Выпускник Петербургской духовной академии, входивший в круг епископа Феофана, он очень рано прославился своими проповедями.

«Этот удивительный человек, почти юноша, с нежным, красивым, женственным лицом, но с могучей волей, где бы он ни появился, сразу привлекает к себе толпы народные, — писал о нем „Почаевский листок“. — Его страстные, вдохновенные речи о Боге, о любви к царю и отечеству производят на массы глубокое впечатление и возжигают в них жажду подвига»[174].

Под «жаждой подвига» газета, несомненно, имеет в виду результат его пламенных призывов к войне. Выпускник духовной академии, молодой красавец иеромонах, любимец Феофана быстро приобретает широкую известность в народе. К нему стекаются огромные толпы. Простой народ считает его своим вождем, чуть ли не мессией. Гордость так захватила и заполнила его, что он надевал на голову белый «митрополичий» клобук и выезжал к народу на белом коне. Сам стал распространять слухи о «великих чудесах», творимых им. На Волге он объявил собравшимся, что на этом месте в три дня воздвигнет Божий храм… «Пусть каждый принесет сюда по одному кирпичу. Ведь нас здесь тысячи! — говорил он. — И из этих всенародных кирпичей мы, с Божией помощью, нашими руками воздвигнем здесь великий храм…»

Илиодор хотел сделать то, что Иисус Христос не сделал, и тем прославиться. И он действительно вдохновил народ. Несли кирпичи, везли на подводах и весь необходимый для постройки материал, закипела работа — и через три дня храм действительно был построен! Это еще больше наполнило Илиодора гордостью. Он, почти еще мальчишка, мог позволить себе трясти за ворот Столыпина и говорить грубости государю. Илиодор в своей заносчивости замахнулся очень высоко. Он проповедовал: «Предки наши говорили: „По грехам нашим послал нам Господь царя Грозного“. А я говорю: „По грехам нашим дал нам Бог царя слабого!..“ И вот что надо сделать — как подниму я всю черную Волынь мою и как приведу ее сюда, в город сей — столицу, Санкт-Петербург враг именитый, и как наведем мы здесь порядок, тогда будет, как надо»[175]. Фактически он открыто угрожал бунтом, переворотом и свержением царя.

Распутин, конечно же, столь экстремистских взглядов не разделял. Но и от дружбы с Илиодором не отказывался, надеясь, что этот молодой человек со временем образумится. Находясь однажды в гостях у Распутина в Покровском, Илиодор испытал на себе щедрость и любовь старца. Вот что впоследствии писал он сам:

«Григорий сказал, указывая мне на свою атласную сорочку:

— Эту сорочку шила мне государыня. И еще у меня сорочки, шитые ею.

Я попросил показать мне их… Жена Григория принесла несколько сорочек. Я начал рассматривать их…

— Что, на память хочешь взять? — улыбаясь, спросил Григорий.

— Можно хоть одну или две?

— Возьми три!

И он отобрал для меня три сорочки: красную, белую чесучовую и белую дорогого полотна, вышитую по воротнику и рукавам»[176].

Вот тогда Распутин и показал Илиодору одно из писем от государыни. Илиодор увидел, что у Григория есть еще несколько писем царицы. Разгоряченное воображение Сергея Труфанова, иеромонаха Илиодора, представляло ему себя как разоблачителя любовной переписки царицы с Распутиным. Это сулило не только большие деньги, но и крах Распутина, которого Илиодор к тому времени начал ненавидеть, завидуя близости старца к Семье, его популярности в народе, его успеху в столице, наконец, его дарам, которые всем были очевидны.

За несколько дней до этого, отъезжая вместе с Распутиным от перрона вокзала в Царицыне — городе, в котором власть Илиодора не имела границ, — Илиодор заметил, что толпы народа, собравшиеся провожать их в путь, глядят больше в сторону Распутина, чем в его. Даже ближайшие почитатели Илиодора бегали теперь за Григорием. Молодое, красивое, исполненное земных страстей лицо Илиодора тогда помрачнело. Произошло, по сути, то же самое, что некогда случилось с древним царем Саулом. Саул стал ревновать к успехам и популярности Давида. В Библии про это сказано так: «И восклицали игравшие женщины, говоря: Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч. И Саул сильно огорчился, и неприятно было ему это слово» (1 Цар 18:8).

Теперь Илиодору предоставлялась возможность не только свести счеты с Распутиным, но и оказаться в очередной раз героем, спасшим Россию от похотливой немецкой императрицы и развратного и двуличного злодея-мужика. И Илиодор перед возвращением в Царицын выкрал у Григория письма. Но каково же было разочарование иеромонаха, когда, усевшись в отдельное купе вагона первого класса, дрожащими руками открывая заветное письмо и читая его, он увидел вместо письма любовного послание духовное.

И все же Илиодор не сдавался — да и отступать, как ему казалось, было поздно, — ведь Григорий наверняка заметил пропажу и понял, кто это сделал. Он слишком проницателен, чтобы не понять. И Илиодор начинает писать свой пасквиль против Григория, готовясь к атаке на него. А затем приглашает Григория к Гермогену на позорный суд, о котором писалось выше.

Илиодор знакомит с письмами придворного врача тибетской медицины «китайца» (на самом деле — бурята. — О.Ж.) Бадмаева. «Умный китаец» прекрасно понимал, что царица невиновна. «„Прочитав копии писем, я убедился в том, что в них не заключается никаких доказательств, что царица живет с Распутиным…“ Опытный врач, он понял, что это было лишь письмо женщины, измученной болезнью сына и ужасными предчувствиями, женщины, молившей облегчить ее страдания… При этом она пыталась писать понятно для старца — на его возвышенном, полном любви языке»[177].

Тем не менее Бадмаев, ожидая благодарности Думы и Синода, включается в игру и делает следующий шаг — передает письма газетчикам — скорее всего, богослову и журналисту Новоселову. С письмами знакомятся Гучков и Родзянко. Готовится сопроводительная статья, обвиняющая Распутина в связи с государыней. Новоселов готовит брошюру о Распутине, в которой приводит анонимную исповедь некоей госпожи Н., которую Григорий якобы изнасиловал. И вскоре об этих письмах заговорит вся Россия.

Коковцов писал в своих мемуарах: «В начале декабря или в конце ноября (1911 года. — О.Ж.) стали распространяться по городу отпечатанные на гектографе копии 4 или 5 писем — одно императрицы Александры Федоровны, остальные от великих княжен к Распутину. Все эти письма относились к 1910 или 1909 году, и содержание их и в особенности отдельные места из письма императрицы, составлявшие, в сущности, проявления мистического настроения, давали повод к самым возмутительным пересудам»[178].

Вот эти письма:

«Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник. Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко мне тогда бывает. Тогда я желаю все одного: заснуть, заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятьях. О, какое счастье даже чувствовать одно твое присутствие около меня. Где ты есть. Куда ты улетел. А мне так тяжело, такая тоска на сердце… Только ты, наставник мой возлюбленный, не говори Ане о моих страданиях без тебя. Аня добрая, она хорошая, она меня любит, но ты не открывай ей моего горя. Скоро ли ты будешь опять около меня. Скорее приезжай. Я жду тебя и мучаюсь по тебе. Прошу твоего святого благословения и целую твои блаженные руки. Во веки любящая тебя, Мама».

«Бесценный друг мой. Часто вспоминаю о тебе, как ты бываешь у нас и ведешь с нами беседу о Боге. Тяжело без тебя: не к кому обратиться с горем, а горя-то, горя сколько. Вот моя мука. Николай меня с ума сводит. Как только пойду в собор, в Софию и увижу его, то готова на стенку влезть, все тело трясется… Люблю его… Так бы и бросилась на него. Ты мне советовал поосторожнее поступать. Но как же поосторожнее, когда я сама с собою не могу совладать… Ездим часто к Ане. Каждый раз я думаю, не встречу ли я там тебя, мой бесценный друг; о если бы встретить там тебя скорее и попросить у тебя советов насчет Николая. Помолись за меня и благослови. Целую твои руки.

Любящая тебя Ольга».

«Дорогой и верный друг мой. Когда же ты приедешь сюда. Долго ли ты будешь сидеть в Покровском. Как поживают твои детки. Как Матреша. Мы, когда собираемся у Ани, то вспоминаем всегда всех вас. А как хотелось бы побывать нам в Покровском. Когда же настанет это время. Скорее устрой все; ты все можешь. Тебя так Бог любит. А Бог, по твоим словам, такой добрый, хороший, что непременно исполнит все, что ты задумаешь. Так скорее же навести нас. А то нам без тебя скучно, скучно. И мама болеет без тебя. А нам как тяжело на нее, больную, смотреть. О, если бы ты знал, как нам тяжело переносить мамину болезнь. Да ты знаешь, потому что ты все знаешь. Целую тебя горячо и крепко, мой милый друг. Целую твои святые руки.