Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911—1920 - Владимир Литтауэр

В этот день наш эскадрон не столкнулся лицом к лицу с немецкими солдатами, поэтому Сидоровичу пришла в голову идея, что нас просто обстреляли «мирные жители». Кстати, вполне возможно. Некоторые гражданские лица по собственной инициативе обстреливали наши небольшие воинские подразделения.

В семь утра эскадрон подошел к большой немецкой ферме, расположенной на холме, с которого открывался отличный обзор. Наша дивизия двигалась в направлении Маркграбова; Сумской полк на левом фланге. Сейчас наш эскадрон был не более чем зритель; пока от нас не требовалось никаких действий.

Наступление на Маркграбово шло сначало по пересеченной местности, а затем по узким полоскам земли между многочисленных озер, лежащих перед городом. Это был единственно возможный способ подобраться к городу.

Мы наблюдали за происходящим с холма, и разворачивающаяся внизу картина удивительно напоминала хорошо знакомые нам живописные полотна с изображением баталий XIX века. Временами наши спешившиеся гусары маршировали так, словно они находились на учебном плацу. Гремела артиллерийская канонада. Рвалась шрапнель. Свистели пули. Но наши солдаты упорно шли вперед. Картина была столь завораживающе-прекрасной, что ни мой мозг, ни сердце не пронзала мысль, что мы являемся свидетелями действия, когда люди убивают друг друга.

К середине дня прибыл гусар с сообщением от Гротена. Он отдал честь рукой с зажатым в ней конвертом, поскольку другую руку прижимал к груди. Когда мы спросили, что с ним, он ответил, что ранен в грудь. Мы были в шоке.

– Кто-нибудь еще ранен в полку? – спросил Меньшиков.

– Несколько солдат, ваша честь, и кое-кто из офицеров. Подполковник Адамович тяжело ранен и не приходит в сознание. Корнет Хоружинский при смерти. Ротмистр Лазарев убит.

Только в этот момент я с полной очевидностью понял, что, подойдя к границе, мы попали на войну.

Позже мы узнали, что произошло с нашим полком в окрестностях Маркграбова. Наша кавалерийская дивизия с легкостью отбросила немецкие передовые части и подошла к озерам раньше пехоты. Три наших эскадрона перешли в наступление, а два оставались в резерве: 4-й эскадрон на левом фланге, 6-й на правом. Мой друг Язвин с двумя пулеметными расчетами находился на правом фланге. Подполковник Адамович командовал правофланговой группой. 4-й эскадрон под командованием ротмистра Лазарева наступал на город с юга. Гусары были встречены сильным огнем. Лазарев попросил перебросить к нему пулеметы, но командир бригады, генерал Нилов, отказал в его просьбе; он предпочел оставить пулеметы в резерве.

Первым из офицеров ранили Адамовича. Когда мы еще ехали на поезде к границе, Адамович сказал, что боится не смерти, а тяжелого ранения. С ним случилось то, чего он больше всего боялся. Он был тяжело ранен и уже не вернулся в полк.

Ротмистр Лазарев, пытаясь заставить перейти в атаку свой эскадрон, прижатый к земле немецким огнем, выскочил на лошади вперед. Он представлял отличную мишень для немецких стрелков и вскоре был убит. Мой друг с самого детства Константин Соколов, всего на год старше меня, принял командование эскадроном, и тут же ему сообщили, что смертельно ранен корнет Хоружинский. В «славной школе» Хоружинский был моим «зверем» и всего три дня назад прибыл в полк.

Маркграбово не был хорошо укрепленным городом; немцы, очевидно, и не стремились к этому. Они сконцентрировали весь огонь на левом фланге, где располагался наш полк, а на центр и правый фланг у них просто не хватало сил. Другие полки нашей дивизии вскоре проникли в город, и пехота вошла в Маркграбово без единого выстрела.

Операция закончилась. Поступил приказ отступить. На обратном пути 4-й эскадрон нашел только несколько своих лошадей на том месте, где им поступил приказ спешиться. Пока шел бой, напуганные артиллерийской канонадой лошади разбежались в разные стороны. На одной из оставшихся лошадей ехал гусар, прижимающий к себе раненого корнета Хоружинского. Большинство гусар возвращалось обратно пешком. Пройдя немногим больше двух километров, гусары увидели своих лошадей, бодрой рысью скачущих в их направлении. Впереди скакал Рахманинов, которому удалось собрать разбежавшихся лошадей.

Сражение у Маркграбова, короткое и не имевшее важного значения, стало для нашего полка боевым крещением. Результаты сражения произвели на нас удручающее впечатление. Мы, естественно, не знали, что это была просто разведка боем, и посчитали последующее отступление своим поражением. К тому же мы потеряли трех офицеров, двое из которых были для многих из нас давними друзьями. Лазарева и Хоружинского похоронили в Сувалках.

На обратном пути наш эскадрон находился на правом фланге, и Меньшиков отправил мой взвод охранять наш фланг. Таким образом, мы скакали практически вплотную к границе, вдоль пограничного рва. Неожиданно над головой засвистели пули, и мы услышали выстрелы, доносившиеся откуда-то справа.

– Они там! Смотрите, они там! – закричал один из моих солдат, указывая в сторону фермы.

Увидев пару человек, скрывшихся за домом, я приказал спешиться двадцати гусарам, и мы бросились к ферме. Над головой свистели пули, и тут я увидел канаву, ведущую к ферме. Я приказал солдатам использовать ее в качестве укрытия. Только на следующий день я понял, что канава была границей, и ферма находилась на русской земле. Но в этот момент у меня не было времени на размышления; мы наступали под огнем. Когда мы подбежали к ферме, все стихло, и мы не нашли тех, кто в нас стрелял. Тогда мы не придумали ничего лучше, как поджечь ферму, то, что потом наши войска делали ежедневно в подобных обстоятельствах. На немецкой стороне творилось нечто несусветное. На протяжении нескольких миль горели дома, сараи, стога сена. Позже некоторые апологеты, вроде генерала Гурко, пытались приписать эти пожары немцам.

Якобы с их помощью немцы отмечали продвижение наших войск. У меня подобные объяснения вызывают сильные сомнения, но, даже если в каких-то случаях это соответствует действительности, лично я знаю о многих случаях, когда мы выступали просто в качестве поджигателей.

Спустя два дня поджог русской фермы получил продолжение. Из штаба в полк прибыл адъютант, чтобы выяснить, кто из русских кавалеристов устроил пожар на ферме, расположенной на нашей территории. Мне пришлось объяснять, что мой взвод был обстрелян неизвестными, скрывавшимися на ферме. В течение нескольких дней я с подозрением оглядывал все канавы.

Бои, продолжавшиеся в течение шести месяцев в этом районе, избавили от необходимости решать вопрос в отношении точного местоположения границы; практически все строения по обе стороны границы были уничтожены.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});