Демоны Невского проспекта - Виктория Морана

Но есть та, которая умеет все. И она исцелит Кирилла!

Внезапно очнулась и подала голос Злата, все это время сидевшая в грустном оцепенении. Ламия подняла взгляд на брата. В ее глазах, правда, читалась не слепая вера, а желание достичь конкретного результата. Вампирша тоже хотела спасти того, кто лежал у ее ног на полу.

– Да! Как же мы раньше не догадались! – почти закричала она. – Мы же можем вызвать ее, правда? Она все может! Особенно для Кирилла, правда же!

Потрясенная Милена смотрела на сумасшедшую семейку Кусановых. Что они сейчас устроят? Прилепят к ране подорожник? Или, может, отчебучат нечто извращенное вроде радостного инцеста возле умирающего Кирилла, чтоб тот понял, что жизнь прекрасна, и передумал отходить в мир иной?

– Значит, так… – четко и медленно заговорила Зубкова, покосившись на увесистую доску с острыми краями, завалявшуюся на чердаке. – Пока вы, Гомер и Мардж, не начнете внятно объяснять, что задумали, я к нему и пальцем не дам притронуться!

Но Злата уже ползала по полу, старательно избегая солнечного света, с мелком в руке. Откуда-то из тьмы чердака она выудила крохотную сумочку, которая, видимо, была с ней все это время. Ламия вытащила какие-то порошки, пузырек с красным вином, пару веток дерева, которые Милена не могла опознать…

– Ухо мне на жопу, это уличная магия? – рассердилась Зубкова. – Только в сказках больные излечиваются чудом и идут себе дальше искать приключений, вам об этом мамочки не рассказывали?!

Но Кусановы ее не слушали. Каждый занимался своим делом. Антон забрал у Златы странные артефакты, а ей предоставил подготовить Кирилла. Ламия сняла с умирающего рубашку и его же кровью начертила на груди и на лбу странный символ. Милена заподозрила, что вампира сейчас просто распотрошат на органы, чтоб не пропадали даром…

В мгновение ока все закончилось. На полу появился рисунок-скетч, который Милена раньше уже видела. Волк и медведь, но на этот раз они просто стояли друг напротив друга, а не рвали глотки в смертельном бою. Рядом Злата раскидала ветки и несколько засушенных кусков субстанции подозрительного вида. Милена вскоре догадалась, что это соты. А потом Антон заговорил. Голос у него был твердый, но не властный. Он не требовал, но и не умолял, а словно бы предлагал что-то кому-то невидимому. Язык был Милене не знаком. Но одну фразу Зубкова с ужасом узнала. ’N ’n fawr fam. Dydy i mewn casewch. Именно такие слова произнес перед смертью мастер татуажа. И умирать этот вампир собирался по очень конкретному поводу…

– ВАШУ МАТЬ! – заорала Милена, не представляя, куда деваться. Конечно же, все сразу встало на свои места. Она сразу догадалась, КОГО собирается вызвать парочка упырей. – Нет! Ни за что!

Первой мыслью было, конечно же, убить или хотя бы вывести из строя Антона. Но этот гад нужен был живым, особенно теперь, когда она точно знала, что именно он имеет отношение к брюнетке в зеленом. Если рыжий умрет или останется недоумком (ох, как Милене хотелось это устроить!), ей никогда толком не объяснить, что и как тут произошло. Как же все просто! Кусановы-младшие связались с чем-то ОЧЕНЬ нехорошим ради собственной выгоды. Вот о чем говорил демон, вот чего боялся носферату.

– Не волнуйся, Милена, – почти радостно улыбнулась Злата, слушая, как брат нараспев читает молитвы (или что у них там?) на непонятном языке. – Она добрая. Я думаю, она тебя не тронет.

– Ты ДУМАЕШЬ?! – завопила Зубкова. – Да эта дамочка просто монстр!

– Ты говоришь, как все, кто не понимает, – подключился к беседе Антон. Он, видимо, закончил призыв и сейчас деловито поджигал от лучинки ветку неизвестного дерева. Наверное, оставалось только ждать. – Она никакой не монстр. Она – наша Великая Мать. ’N ’n fawr fam. Dydy i mewn casewch.

– Бред какой-то… – простонала вампирша, не представляя, что теперь делать. У нее еще теплилась надежда, что никакого вызова не случится, что это все выдумки и глупость, вбитая в голову Антона Кусанова. Ну разве мог замшелый ботаник со страстью к художествам спланировать такое? Откуда он взял эту самую женщину со сверхъестественными способностями, да еще и заставил выполнять свои приказы? А ведь котяра утверждал, что Антон был таким хорошим мальчиком…

Сейчас этот «хороший мальчик» выглядел устрашающе. И дело было даже не во внешности. Он казался вырезанным из камня. Все слилось в монолит: глаза, очки, изгибы носа и торчащих клыков. Он не был уродлив или божественно красив, в нем ужасала ИДЕЯ. Ради такой вот ИДЕИ даже люди горы могли свернуть, что же говорить о вампирах, выращенных на отборном гемоглобине с эндорфином?

– Тебя посадят. Поймают и посадят, – бормотала Милена. После ритуала на чердаке ровным счетом ничего не происходило, но это пугало еще больше. Ожидание, томительно-приятное для Златы и Антона, для Зубковой было сродни пытке. Она понятия не имела, к чему готовиться. – Либо в тюрьму, либо в психушку, либо на кол. Но точно посадят!

– Как жаль, что ты ничего не понимаешь, – вздохнул Кусанов, не отрывая взгляда от дымящейся в руках ветки. – Конечно, таких, как ты, будет много, очень много. Но сначала она защитит меня. А потом, когда исполнится мой план, уже некому будет меня ловить! – От этих слов у Милены волосы встали дыбом, ей даже гадать не хотелось, что он там запланировал. – Все будут счастливы, этот мир станет лучше. Таким же чистым и справедливым, как раньше. – Он посмотрел на Зубкову, впервые оторвав взгляд от тлеющей ветки, от которой поднималась тонкая струйка дыма и исчезала где-то под крышей. – Мы этого заслуживаем, как и она…

– Да кто она-то?! – не выдержала вампирша, умоляюще смотря на младших Кусановых. Ситуация сложилась нестандартная, но чутье офицера Службы вампирской безопасности подсказывало: сейчас самое время, чтобы вытянуть какую-нибудь информацию. Так ведь часто происходит, что на преступников нападает повышенная разговорчивость в момент мнимого триумфа. – Что значат эти слова про Великую Мать? Я свою мать знаю, вашу мать.

Антон не успел ответить. Догорела у него в руках веточка, рассеялся дымок. Внезапно разбросанные по полу предметы зашевелились, перекатываясь из стороны в сторону. Милена дернулась, прижавшись к стене, зато Злата и Антон оставались совершенно спокойными. Пока Зубкова пыталась из чувства самосохранения забиться подальше в угол, чтобы ее не было видно или слышно, остальные, исключая Кирилла (который был без сознания и которому было все равно), поднялись и благоговейно склонились в поклоне. Злата приложила руку к груди и низко согнулась. Антон сделал мужской поклон: одну руку положил на пояс, а вторую опустил к полу.

Шуршание перекатывающихся по старому полу предметов заглушили звуки, которые Милене уже доводилось слышать. Ничего хорошего они не сулили. Шум сотен птичьих крыльев оглушал, заставляя сжиматься в комок. Конечно, это было не слишком храбро с ее стороны, но и сбежать она себе не позволила. У нее не было желания бросать на произвол судьбы несчастного Кирилла с парочкой сумасшедших упырей из Вамп-Петербурга.

В какой-то момент хлопание крыльев стало невыносимым. Зубкова хотела закрыть глаза, но не могла. Нельзя упустить из виду даже малейшую деталь. А деталей было много. В тот самый момент, когда звуковая волна могла уже сбить с ног замерших в поклоне Злату и Антона, окно разбилось. На чердак хлынул яркий свет, чудом не попавший на вампиров, которые и не собирались бежать. В дыру между стеклами влетела… одна-единственная ворона!

– Не может быть, – одними губами проговорила Милена, ожидавшая увидеть стаю, достойную фильма «Посланники».[17]

Ворона опустилась на пол чердака, оглядев его черными глазами без зрачков. Теперь тишину нарушало лишь резкое неприятное каркание. Кусановы продолжали кланяться, но ничего не происходило. Ворона еще какое-то время оглядывала подвал, но Милену не заметила. Та в своем темном углу застыла мумией, не решаясь даже шевельнуться. Зубкову посетила мысль, что птица не просто так осматривается. Не появится же брюнетка в зеленом где попало, не разведав сначала обстановку.

Так оно и было. Ворона, удостоверившись в чем-то и успокоив свою птичью совесть, резко выпорхнула из окна, обронив черное перо. Казалось бы, что-то пошло не так, вызов сорвался и можно было расслабиться. Но Антон