Сахарские новеллы - Сань-мао

украшение, какие здесь носят и мужчины, и женщины от мала до велика. Я, естественно, ее подобрала и протянула мальчишкам:

– Это вы уронили?

Увидев в моей руке эту вещицу, они тут же перестали драться, отпрянули с испуганными лицами и закричали в один голос:

– Это не мое, это не мое!

Они даже дотронуться до нее не решились.

– Ладно, – недоуменно сказала я, – положу тогда у двери. Если вдруг кто-то хватится, скажите, что подвеска тут лежит.

С этими словами я вернулась в дом и стала слушать музыку.

Ближе к вечеру, часа в четыре, я открыла дверь. На улице никого не было; подвеска лежала на прежнем месте. Я подобрала ее, чтобы хорошенько разглядеть. На веревочку были нанизаны три предмета: маленький холщовый мешочек, фруктовая косточка в форме сердечка и пластинка из меди.

Я давно мечтала о медном кулоне, но в поселке их нигде не продавали, а таких мешочков и косточек я никогда раньше не видела. Вещица была грязная и, пожалуй, не стоила и гроша. Наверное, кто-то выбросил за ненадобностью, подумала я и решила оставить ее себе.

Дома я радостно показала ее Хосе. Он поморщился:

– Что за гадость! Охота тебе тащить домой всякую дрянь.

И снова уткнулся в свою газету.

Я сбегала на кухню, взяла ножницы и разрезала веревку. От мешочка исходил ужасный запах, и я выбросила его в корзину для мусора. Косточка тоже пахла неважно и отправилась туда же. Осталась медная глянцевая красно-рыжая подвеска, похожая на кусочек сушеного доуфу, с окантовкой из белой жести. Другие ничего подобного не носили. Мне она ужасно понравилась. Я отдраила ее до блеска чистящим порошком, подобрала широкую шелковую ленточку и повесила на шею. Получилось очень современно.

Я снова пошла к Хосе и показала ему свою работу.

– Красиво! – одобрил он. – Можно носить с черной открытой блузкой. Тебе идет!

С подвеской на шее я снова принялась слушать музыку и вскоре совершенно про нее забыла.

Прослушав несколько кассет, я вдруг почувствовала, что меня клонит в сон. Это было странно, я ведь совсем недавно проснулась. Отчего же меня одолевает усталость? Мне так хотелось спать, что я легла на спину, а магнитофон поставила себе на грудь, чтобы менять кассеты не вставая. Медная подвеска, висевшая у меня на шее, оказалась как раз под ним. И тут магнитофон словно взбесился: кассета крутилась то в одну, то в другую сторону; скорость и ритм сбивались, как будто его трясло от злости. Хосе вскочил, выключил магнитофон и, озадаченный, принялся его осматривать.

– Прекрасно же работал! Наверно, пыль попала внутрь.

Мы поставили его на пол и вновь попробовали включить. Но вышло еще хуже: он зажевал всю кассету. Мы попробовали распутать магнитную ленту с помощью шпильки для волос. Хосе пошел за инструментами. Пока он их искал, я принялась стучать по магнитофону рукой. Когда дома ломается какой-нибудь электроприбор, бывает, постучишь по нему, и он вновь заработает, и разбирать ничего не надо.

Стукнув по нему несколько раз, я почувствовала, как у меня зачесалось в носу, и громко чихнула.

В прошлом я серьезно страдала от аллергии и постоянно чихала; нос то и дело выходил из строя. Но не так давно меня вылечил один испанский врач, и с тех пор приступы не повторялись. А теперь я вновь начала чихать. Подумав про себя: «Ну вот, опять!», я встала и пошла за салфетками, зная по опыту, что сейчас польет из носа.

До ванной было всего три-пять шагов. По дороге я чихнула несколько раз и почувствовала, как заболел правый глаз. Поглядела в зеркало – уголки глаза покраснели. Но мне было не до того, потому что в этот момент у меня потекло из носа.

Чихнув двадцать с лишним раз, я заподозрила неладное – такого со мной еще не бывало. Я пошла на кухню и выпила таблетку. Но не прошло и десяти секунд, как я начала чихать с прежней силой.

Хосе, стоявший рядом, разочарованно сказал:

– Выходит, тот врач так до конца тебя и не вылечил!

Я кивнула и, закрыв нос, принялась громко и отчаянно чихать, не в состоянии произнести ни слова.

Чихнув раз сто, вся в слезах и соплях, я воспользовалась короткой паузой и побежала к окну подышать воздухом. Хосе тем временем нагрел воды, бросил в нее щепотку чая и принес мне.

Откинувшись на стуле, я сделала несколько глотков. Утирая нос, я почувствовала, что покрасневший глаз вновь начал гореть, подбежала к зеркалу и увидела, что он основательно распух. Это было очень странно, ведь с тех пор, как началась эта история, не прошло и двадцати минут. Но раздумывать было некогда: надо было остановить приступы чихания. Они повторялись каждые десять секунд. Одной рукой я держала корзину для мусора, другой вытирала нос и кидала в нее салфетки. После следующего приступа, подобного набирающему силу тайфуну, из носа хлынула кровь.

– Плохо дело, кровь пошла! – обернулась я к Хосе.

Я взглянула на Хосе, и он вдруг качнулся, словно киноэкран взяли и наклонили набок. Стены и потолок закружились. Я бросилась к Хосе и вцепилась в него с криком:

– Это что, землетрясение? Почему так голова кружится?

– Да нет же, успокойся, – ответил Хосе и обнял меня. – Ложись скорей, полежи.

Я не чувствовала страха, скорее – недоумение. За какие-то полчаса я превратилась невесть во что. Хосе повел меня в спальню. Перед глазами все плыло. Я закрыла глаза; голова закружилась так, словно меня перевернули с ног на голову. Полежав несколько минут, я почувствовала что-то неладное в животе. Из последних сил я добрела до уборной, и меня начало выворачивать наизнанку.

Приступы рвоты бывали у меня и прежде, но ничего похожего со мной еще не случалось. У меня не просто живот крутило – казалось, все мои внутренности готовы выскочить наружу, такая это была нестерпимая пытка. Сначала меня рвало съеденным обедом, потом водой, потом, когда и вода закончилась, пошла желчь, но, даже когда в желудке совсем ничего не осталось, я по-прежнему не могла остановиться, содрогаясь от мучительных холостых позывов.

Хосе крепко держал меня сзади. Меня тошнило, я чихала, из носа шла кровь, я сидела на полу совершенно обессиленная. Он снова отнес меня в кровать, вытер мне лицо полотенцем и озабоченно сказал:

– Может быть, ты что-то съела? Может, это отравление?

– Не похоже, расстройства желудка ведь нет, – с трудом проговорила я. Закрыв глаза, я полежала немного, и – странное дело! – все симптомы исчезли, сила, терзавшая меня изнутри, отступила, как