This War of Mine (Ремейк) - vagabond

пехоте, делились своими знаниями со всеми остальными.

Наш род войск — военно-морская служба — подразумевает наличие и использование морских терминов. Двери — это шлюзы, стены — переборки, а платформа — это палуба. Отголосками этого был огромный лозунг «Добро пожаловать на борт», хотя море находилось от нас совсем не близко. Старослужащие также обучили нас и сленгу морских пехотинцев. Так, ботинки для бега назывались «быстролетками». Фонари, которые в Морской пехоте носят на груди в ШЛО, назывались «лунатиками». Мы путались во всех этих названиях, что необыкновенно веселило некоторых офицеров. «Посмотрим, что вы скажете, когда попадете на корабль», — говорили они. «Пенисом осла» называли сразу три объекта: радиоантенну, ерш для чистки ствола миномета и воронку для заправки военных «Хаммеров».

Кроме изоляции от окружающего мира, моим самым глубоким эмоциональным впечатлением было время, а точнее, его отсутствие — оно как бы остановилось, исчезло. Все было мрачным, и я, смотря в горизонт, представлял себя на месте Франклина Рузвельта. В Белом доме, как и в ШПО, нет пластика, нет рекламы и нет ярких красок. Зато в ШПО есть койки в два уровня, то есть наши постели, пол, покрытый зеленым линолеумом, кирпичные стены и голые лампы над головой. Единственным украшением комнаты были буквы высотой в две среднестатистические ступни, они занимали всю стену: «Честь, мужество и преданность государству». Мало-помалу укреплялся в чувстве, что морская пехота — это другой мир, совсем не тот, в котором живут все остальные люди.

Когда какой-то курсант ударил ногой о соседнюю скамейку и сел рядом, я был только рад. Общения здесь пока было крайне мало. «Я Дейв Адамс». Он быстро протянул свою руку.

Он улыбался даже в такой атмосфере, и это как-то сразу расположило меня к нему. Мы разговорились. Дейв пытался поступить в колледж. Его брат учился в Дартмаусе.

— Ну что ты обо всем этом думаешь? — Я попытался задать вопрос как можно с меньшим волнением в голосе.

Дейв улыбнулся и сказал:

— Я думаю, это лето для нас будет дерьмовым. Но все детство мечтал вырасти и стать офицером морской пехоты. Как там говорится в пословице? «Боль проходит. Гордость остается навсегда».

Я же ответил, что видел надпись на бампере одного из автомобилей, стоящих на здешней парковке: «В поту еще никто не тонул», — почувствовал, что в глубине души нервничаю. То есть не было страха или беспокойства — это пришло позже, а вот какая-то тревога все не отступала. Трансформация в морского пехотинца — хорошая проверка для американского молодого человека. Репутация морской пехоты всем известна.

Мы прочувствовали это на своей собственной шкуре, получая на складе обмундирование утром третьего дня. Все курсанты построились и зашагали от бункера к бункеру, нам выдавали рубашки и брюки зеленой камуфляжной ткани, нейлоновые ремни с двумя фляжками оливкового цвета, ну и всякую мелочь типа спрея от насекомых с надписью: «Средство, отпугивающее насекомых и членистоногих». Болтавшиеся на складе два молодых морских пехотинца решили воспользоваться предоставленным им шансом и «подставить» будущих офицеров, гаркнув: «Вольно!»

Такую команду мы еще не проходили. Я, мысленно аплодируя им, все же пытался дать понять, что не собираюсь терять собственное достоинство.

— Давайте не будем делать из нас посмешище. Встать по стойке «смирно»?

Курсанты рядом со мной немного выпрямили спины, руки опустили по швам. На что два морских пехотинца сказали, что в ШПО можно стоять только двумя способами: либо по команде «вольно» — при которой ступни солдата находятся друг от друга на расстоянии примерно тридцать сантиметров, руки сомкнуты за спиной, лицо поднято, взгляд устремлен вперед, либо по стойке «смирно» — ноги вместе, спина прямая, руки по швам.

Позже, на обед, нас привели в полуцилиндрической формы ангар из гофрированного железа — так называемый куонсетский ангар, собранный впервые во время Второй мировой войны. Жуя бутерброды с мясом и яблоки — готовые обеды, которые морские пехотинцы называли «мерзкой коробкой», мы буквально испеклись в этой нагретой солнцем алюминиевой печке. Здесь мы познакомились с нашим командиром, который, похоже, относился к нам с таким же омерзением, как к этим обедам. Чисто выбритая блестящая челюсть, нос с горбинкой, седеющие волосы как-то не соответствовали образу полковника-контрактника. Но силы ему было не занимать, он выглядел так, как будто мог уложить на землю любого, властность чувствовалась в каждой нотке его голоса.

— В каждом курсанте мы пытаемся отыскать такие качества, как интеллект, человечность, моральные ценности, которые в дальнейшем помогут ему успешно управлять группой людей. Мы ищем командиров, — сказал он нам. — Поведение курсантов в ситуации давления — это ключевой показатель 'потенциала командира. Пытаясь выявить командиров для морской пехоты, которые впоследствии смогут посмотреть врагу в лицо, мы должны знать, кто может думать и действовать в стрессовой ситуации. Стрессовую ситуацию создают в ШПО многими способами, и вы это еще увидите.

Закончив свой монолог, он представил нам инструкторов школы морской пехоты. Все они были инструкторами строевых учений. Хотя в ШПО их называли «сержантами-инструкторами». Мы должны были обращаться к ним, упоминая должность, чин и имя. Штат инструкторов четким маршем зашагал в нашу сторону и встал перед нами по стойке «смирно». Форма цвета хаки с пятнами разноцветных нашивок. Глаза, сфокусированные на стене, прямо над нашими головами. Улыбок не было. Они были сержантами или штаб-сержантами, или орудийными сержантами, большинство прослужили в Вооруженных Силах лет десять-двенадцать. Я видел шрамы, бицепсы и татуировки. Когда представление инструкторов закончилось, полковник повернулся к ним и произнес десять слов, которые положили конец нашей гражданской жизни:

— С этого момента ситуация должна находиться под вашим контролем, действуйте в соответствии с расписанием дня.

Столы были мгновенно перевернуты, стулья убраны в сторону — даже забыл о полусъеденном яблоке в руке. Теперь мы находились в подчинении своих инструкторов. Мы все, одновременно, начали выбегать из куонсетского ангара. У меня возникло желание рвануть, не останавливаясь, куда-нибудь в лес, выбраться на шоссе и оттуда автостопом добраться домой. Но гордость в молодой душе превосходит другие импульсы, и я, вместе со своими сотоварищами, вскоре стоял в строю взвода новобранцев.

— Хватит смотреть по сторонам, придурок.

Я неотрывно смотрел вперед. Я не думал, что инструктор обращается ко мне. Теплое влажное дыхание на моих щеках. Если он говорит не со мной, то с кем-то в непосредственной близости от меня.

— Застегнуться!

Его