Подражание театру - Феликс Кривин

Солдат. Ты забываешь, что кончилась сказка.

Девушка. Одна кончилась, другая началась. Как у нашего короля: одна кончается, другая начинается… Помнишь: «Жил-был портной…» Я бы хотела примерить это платье. Наверно, красивое, если он вложил в него такую любовь… Когда такая любовь… Ведь верно? Как ты думаешь?

Солдат. Да… конечно…

Девушка. Свадебное платье… Я бы носила его всегда. Даже когда свадьба давно бы кончилась, я бы все равно ходила в свадебном платье. И в старости. (Смеется.) Представляешь: старушка, сгорбленная, седая — и в свадебном платье. Ты думаешь, это смешно? Ни капельки. Потому что если такая любовь… Если такая большая любовь… Тебе ведь не смешно, солдат?

Солдат (грустно). Нет, не смешно.

Девушка. По-моему, это вполне естественно. «Жила-была старушка. Ей было сто лет. И восемьдесят из них она проходила в свадебном платье…»

Пауза.

Солдат. Мне пора.

Девушка (испуганно). Тебе?

Солдат. Ничего не поделаешь — солдатская служба.

Девушка (в полной растерянности). Но как же… как же это?.. Ты хочешь уйти? Но разве ты не слышал, что Фея — любит?

Конторщик (встает из-за стола). Ну вот, теперь только сумку найти. Где-то у меня была сумка… (Ищет по комнате.) Для почтальона сумка — первая вещь, без нее никто и не признает во мне почтальона… (Ищет.)Где-то была она… где-то была… Пойти еще посмотреть на кухне. (Выходит.)

Девушка (смотрит на Солдата). Ты не можешь уйти. Теперь — ты не можешь…

Солдат. Милая Фея… Добрая Фея… Ты забыла, что я — всего лишь солдат из сказки.

Девушка (сквозь слезы). Ну и пусть!

Солдат. Я не могу здесь оставаться. Здесь для меня всё слишком реально. А я привык жить по законам нереальности и невещественных отношений. Там, где короли — прекрасные, добрые люди, не знающие, кому отдать свой престол, а всё зло — в драконах и разных чудовищах. Я — солдат из сказки и в сказку вернусь.

Девушка. И это называется — Фея любит!.. Какое же счастье от этой любви?

Солдат. Ты забыла, что говорил король? Любовь не приносит счастья. Она приносит нечто гораздо большее, то, о чем даже в сказке нельзя сказать… До свидания, добрая Фея, мне пора…

Девушка. Тогда я пойду с тобой. Ты же сам сказал, что если сказка не идет к человеку…

Солдат …человек идет к сказке, это точно. Но только к своей сказке, а не чужой, не к той, которую для него кто-то придумал. Быть может, если ты здесь ничего не найдешь, ты уйдешь в свою сказку, и тебе там будет хорошо, и, быть может, мы с тобой встретимся, но это будет только там, в твоей сказке. Потому что — я скажу тебе правду — своей у меня нет, я солдат и живу где придется. Но где бы я ни был и с кем бы ни воевал, если ты будешь думать обо мне, я буду приходить к тебе в твою сказку. А может быть, и не в сказку…

Девушка. Не в сказку?

Солдат (грустно). Может быть. Может быть, мы встретимся с тобой здесь, я приду к тебе, и ты сразу меня узнаешь, хотя я буду на вид совсем другой… выше ростом или ниже, светлее или темней, я буду совсем другим и к тому же не сказочным, а реальным. Но ты сразу меня узнаешь, сразу поймешь, что это — я, и тебе станет так хорошо, что уже не захочется в сказку…

Он уходит.

Девушка взглядом провожает его и остается одна посреди сцены. Входит Конторщик. Через плечо у него надета сумка — правда, хозяйственная.

Конторщик (рассматривает сумку). А что? Вполне подходящая сумка. Хорошая сумка… Интересно, сколько в нее войдет?

Девушка (не замечает его). Любовь не приносит счастья, она приносит что-то гораздо большее… Что же это большее? Может быть, — горе?

Конторщик (подходит к ней, придерживая рукой свою сумку). Всё, девушка, кончай горевать. Закрываем контору…

ПРОИСШЕСТВИЕ

(Памфлет-детектив)

Люди очень долго не понимали, что с ними, собственно, случилось. А в Западной Германии они не понимают этого и сегодня. Случилось, что сгорел их дом, случилось, что их мальчик не вернулся, случилось, что им пришлось побывать в плену. Но почему все это случилось и какой из этого следует извлечь урок, многие до сих пор представляют себе смутно.

Герман Кант.Слова при закрытом занавесе

Неравнодушные люди умирали на баррикадах, на каторгах, на фронтах. Они воевали в Италии за свободу Италии, и в Испании за свободу Испании, и в России за свободу России. Сколько на планете безымянных могил, в которых лежат неравнодушные люди…

Неравнодушные люди добыли первый огонь и проложили первую в мире дорогу. И построили города, и посадили сады, и создали бессмертные стихи и полотна. И все, что есть на земле, — от мельчайшего атома до всей огромной нашей планеты, — осветили, согрели своим умом неравнодушные люди…

— Равнодушие ничего не открыло и не создало ничего. Оно разъезжает по готовым дорогам и селится в готовых домах, у него нет безымянных могил, оно всегда умирает в своей постели. И неравнодушно оно лишь к одному — вот к этому умиранию, от которого всеми силами стремится себя защитить. Оно — потребитель жизни, а не создатель ее. Оно никогда не творец. Никогда не боец. Только потребитель. И истребитель.

Оно воспитало фашизм, оно начинило бомбы, которые рвутся сейчас над Азией. Пусть себе рвутся — лишь бы они не врывались в его мирок, в маленький, уютный мирок, в котором поместилась его вселенная. Вселенная без солнц и без звезд, с теплой ванной и паровым отоплением.

Равнодушие спокойно читает столбцы газет, в которых особенно любит раздел происшествий.

Автомобильная катастрофа?.. Ну, что ж…

Самоубийство?.. Ну, что ж…

Убийство президента? Какого это — еще Линкольна или уже Кеннеди1..

Происшествий много, попробуй за каждым из них уследи…

Впрочем, войны не входят в раздел происшествий.

И еще многое не входит — то, что совершается на каждом шагу. То, чтоежедневно, ежечасно, ежеминутно порождается на земле — РАВНОДУШИЕМ.

1

Занавес еще не поднят, но за ним слышен шум, топот ног. Шум нарастает. Слышны голоса, которые тоже звучат все громче.

Голоса. — Какое несчастье!

— Что случилось?

— Да вот — разве не видите?

— КАКОЕ НЕСЧАСТЬЕ!

— ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

— ДА ВОТ — РАЗВЕ НЕ ВИДИТЕ?

— КАКОЕ НЕСЧАСТЬЕ!

— ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

— ДА ВОТ — РАЗВЕ НЕ ВИДИТЕ?

И шум, и голоса внезапно стихают. Тишина. Поднимается занавес.

На сцене толпа людей сгрудилась вокруг чего-то, невидного со стороны. Все замерли, вытянув шеи, в красноречивых позах уличных зрителей:

Человек в шляпе, Старуха с кошкой, Кондуктор автобуса, Веселый человек, Унылый человек и Девушка, всего только девушка. В стороне, ко всем спиной, стоит Человек на костылях.

Свисток.

Появляется еще один человек. Он пытается пробиться сквозь толпу — туда, к месту происшествия:

— Позвольте, пожалуйста… Разрешите… Вы же видите — я при исполнении служебных обязанностей… Должен же я взглянуть на пострадавшего? А? Как вы думаете?

Толпа нехотя расступается, открывая совершенно пустое место. Место происшествия.

А где пострадавший? Я почему-то не вижу пострадавшего.

Ему никто не отвечает. Толпа рассыпалась, люди маячат в разных концах сцены, занятые каждый своим. Человек в шляпе снял шляпу и внимательно ее разглядывает. Старуха о чем-то шепчется со своей кошкой. Человек на костылях по-прежнему стоит ко всем спиной, и неизвестно, куда он смотрит и о чем думает. Кондуктор автобуса роется в своей сумке. Веселый человек пытается заговорить с Девушкой, но она его не видит, она смотрит мимо него. Унылый человек уныло ходит по сцене.

Задающий вопросы (начинает сердиться). Я спрашиваю всех — где пострадавший? (Свистит.) Ясно? Вот так.

Веселый человек (отвлекается от Девушки, но не меняет своей улыбки). Но ведь это хорошо, что нет пострадавшего. Мы должны радоваться…