Лилии над озером - Роксана Михайловна Гедеон

отчетливее я сознавала, что иного выхода у меня нет.

Глава третья

Приказ генерала Эдувилля

1

К Нижней Бретани все ближе подступали холода. На озере уже отцвели белые лилии, созрели и приготовились распушиться на осеннем ветру коричневые шишечки камыша. Густыми темными ночами над лесом зажигались яркие низкие звезды и выплывала большая белая луна, предвещая своим чистым сиянием ночной холод и слепой туман осеннего утра.

Я смотрела в окно. Туман ложился над рекой еще с вечера, неслышными мутными струями стекал с берега и затягивал на ночь всю излучину. Звезды и луна, заглядывая сверху и не доставая до воды, подкрашивали полотно тумана небесным холодным светом, и казалось, что река окутана серебристой пеленой. Однажды в такую лунную холодную ночь пронзительно завыла волчица. От этого воя, как от влаги или от холода, по спине бегали мурашки. Собаки во дворе Сент-Элуа беспокоились и рвались с цепей. Волчица объявляла о начале осеннего сбора волчьей стаи.

Овёс на полях давно скосили. Потемнела перед зимой еловая хвоя, и теперь еловые острова в лесу казались мрачными. Улетели на юг журавли, прибыли с севера черные утки. Ночами уже наведывался морозец. Медведи искали места для берлог. Олени заканчивали свои осенние турниры и сбивались в небольшие табуны. Оленихи с детенышами решались подходить к замку очень близко. Приближался декабрь.

- Не стоит вам слушать этот вой, - сказала Маргарита, - не очень-то приятно это звучит. Отойдите-ка от окна, мадам!

Волки снова и снова выли - где-то внизу, у реки. Начинал один, к нему присоединялись остальные, и получался целый протяжный хор. Господи, будто в зверинце! Революция превратила Нижнюю Бретань в какой-то медвежий угол. Я передернула плечами, опуская занавеску, и повернулась к Маргарите.

Зеркало отражало мое лицо: бледное, похудевшее, осунувшееся. Явное страдание было в глазах. Маргарита покачала головой, поглядев на меня.

- Ах, мадам… не хотите ли вы показаться доктору?

- Зачем?

- Да ведь вот-вот шестой месяц пойдет. Надо бы, чтоб вас наблюдал врач.

Она говорила о том, что и меня тревожило. Но, думаю, ей, как и мне, был известен ответ: в бретонской глуши врача днем с огнем не сыщешь. По дорогам бродило столько вооруженных людей, что все остальные жители предпочитали не высовывать носа из своих жилищ, ища спасения за каменными стенами. Переехать в город? Меньше всего на свете мне сейчас хотелось трогаться в путь.

Маргарита произнесла:

- И так все не слишком хорошо, а вы, будто нарочно, еще и волков слушаете… Вы собираетесь писать герцогу, мадам?

- Нет. С чего бы? Он мне не пишет, зачем же мне это делать.

Вернувшись три недели назад в Сент-Элуа, я втайне надеялась, что Александр, узнав о моем уходе, приедет, оправдается, станет меня уговаривать. Все надежды были напрасны. За это время я не получила от него никаких известий. Он словно в воду для меня канул. Он даже не интересовался детьми. Я, конечно, знала, каким пламенем охвачена провинция, но лишь этим объяснить его безразличие не могла. Кроме того, это была, на мой взгляд, еще и неблагодарность. Быть таким равнодушным после того, как я чуть не умерла, ухаживая за ним!…

Маргарита, вздыхая, качала головой:

- Лучше бы вы уехали в Англию! Или хотя бы в Париж…

В последнее время она часто повторяла эти слова. Снова всплыли её давние мечты об эмиграции, снова, как семь лет назад, она убеждала меня спасаться бегством. «Боже мой, Англия, - подумала я с тоской. - С Александром бежать туда невозможно, а одной совершенно не хочется… Тут все такое знакомое: край, язык, люди… Что мне делать в Англии?»

Я снова взглянула в окно и, приглядевшись, заметила в долине какую-то движущуюся черную точку. Я припала к стеклу. Неужели… неужели это всадник? Он, похоже, направлялся именно к нам. Страх охватил меня. Я побаивалась любых всадников - они могли принести тревожные вести. Подождав немного и убедившись, что не ошиблась, я поспешила к двери.

- Маргарита, разбуди людей! - крикнула я уже выходя. - Надо быть наготове!

Набросив на плечи шаль, я выскочила во двор и поспешила к невысокой каменной хижине, где жили Селестэн, Франсина и их мальчики. Ночь была хмурая, холодная, меня охватил озноб. «Хоть бы ничего плохого не случилось!» - подумала я, стуча в дверь.

Мне открыла Франсина - сонная, испуганная, в одной рубашке. В ее глазах мелькнул страх. Она заметила свет и суету в замке и вся подалась вперед:

- Пресвятая Анна Орейская! Неужто кто-то на нас напал?

- Нет. Мне нужен Селестэн, побыстрее!

Я боялась волновать ее: несмотря на то, что лишь в январе у нее родились близнецы, Франсина снова была беременна. Я была рада, увидев за ее спиной громадную фигуру Селестэна. Он прогнал жену в дом.

- Что стряслось, мадам? Синие? Или шуаны?

- Ни то, ни другое. Сейчас кто-то постучит в наши ворота, Селестэн. Будет лучше, если ему откроешь ты.

- Может быть, лучше вовсе не открывать?

Я покачала головой. Открыть необходимо. Вдруг это гонец от Александра? Или сам Александр? Да мало ли что важное могло произойти! Даже… Меня на миг даже бросило в дрожь от мысли, что всадник может принести и весть о смерти герцога.

Селестэн, не говоря больше ни слова, набросил на плечи куртку, взял мушкетон и зашагал к воротам. Во дворе Сент-Элуа уже собрались люди. Вышла даже Аврора и сразу подбежала ко мне.

Всадник еще только скакал по дороге к замку, а Селестэн уже закричал, потрясая оружием:

- Кто бы ты ни был, проваливай вон отсюда! Эти ворота ни для кого не открываются ночью!

Всадник не ответил. Осадив коня, он спрыгнул на землю и, взяв лошадь под уздцы, медленно пошел к нам. Он пошатывался и, кажется, идти ему было трудно. Лунный свет на миг упал на его лицо, оно выделилось в темноте, как белое пятно. Аврора сдавленно ахнула у меня за спиной. Я удержала руку Селестэна.

- Погоди. Ты же видишь, у него нет дурных намерений.

- Да, но кто знает, сколько его друзей сидят вон там, за речкой?

Всадник спросил - хриплым негромким голосом, который показался мне немного знакомым:

- Куда я попал? Что это за место?

- Это замок Сент-Элуа, - пробасил Селестэн.

- Кто владеет им? Моим друзьям нужна помощь. Надеюсь, вы белые… У меня нет сил ехать