Сентябрь - Ежи Путрамент

— Я бы хотел передать Верховному главнокомандующему ваши замечания, господа генералы, относительно его оперативного плана, — заговорил снова Ромбич с жесткими нотками в голосе.

— Так точно, разумеется, полковник, — спохватился Пороля. — В данной ситуации, гм, и при таком соотношении сил… я считаю оперативный план… э… единственно возможным. Единственным в своем роде, — не думая, добавил он, и тут же, заметив двусмысленность сказанного, стал рассыпаться в комплиментах: — Разумеется, иначе нельзя. Материальному перевесу противника… гм, мы должны противопоставить боевой дух армии. А в этом, прошу заверить Верховного главнокомандующего… в этом у нас, наверно, не будет недостатка.

Ромбич почувствовал себя более уверенно. Его недавняя физическая слабость почти прошла. Он выпрямился, взглянул в красные глаза Пороли и увидел, как тот пыжится и через силу добывает из своего горла дешевые, избитые фразы. Хотя Ромбич прекрасно понимал, что сейчас происходит в пустой голове генерала, настроение его все же улучшилось. Он почти инстинктивно принуждал Поролю высказаться конкретнее. Водя указкой по карте и привлекая его внимание то к одной, то к другой группе флажков, подсказывая точные технические термины, Ромбич с деланной улыбкой ждал похвальных оценок.

— Армия «Познань» по замыслу Верховного главнокомандующего… — Нет, он не льстил себя надеждой, что у Пороли хватит ума, чтобы оценить его, Ромбича, скромность. Во имя дела приходится жертвовать приятным чувством удовлетворения, которое дает признание собственных заслуг. Пусть поражается глубиной стратегических замыслов самого маршала. — Армия «Познань», — продолжал он, — обороняя в первый период значительную часть нашей великопольской житницы, одновременно выполняет функции резерва Верховного главнокомандования. Она сохраняет возможность Свободного маневра на северо-востоке для поддержки армии «Торунь», а на юго-востоке — армии «Лодзь». После определения направления главного удара противника именно эта армия фланговыми ударами сможет оказать серьезное влияние на исход решающей битвы…

— Конечно, конечно! — поддакивал заметно приободрившийся Пороля.

Было похоже, что девиз «улыбайся» возымел свое действие и в этой ситуации. Видно, от механических сокращений каких-то мускулов лица начинали действовать определенные участки мозга, разгоняющие дурное настроение, испуг и сомнения. Больше того, даже мрачная синева на карте над их головами словно поблекла, расплылась, впиталась яркой зеленью низменностей.

— Конечно! Выдвинутая на запад, на расстояние двухсот километров от Берлина, она одним своим существованием уже представляет угрозу для врага, вынуждая его позаботиться о своих флангах и продвигаться вперед с большой осмотрительностью. О, видны львиные когти! На войне, как в шахматах, каждое продвижение должно иметь много целей и значений! — Пороля сиял от восторга, что сам обнаружил скрытый смысл этой операции. Комплименты его становились все более льстивыми, и он все говорил и говорил об этой угрозе… Говорил, пожалуй, слишком долго.

Ромбич подумал, что с него хватит. Теперь он уже не поощрял, а скорее сдерживал Поролю. Но тот не унимался, и только нетерпеливый взгляд, брошенный на часы, и лицемерный возглас: «Через час мой рапорт!..» — помог Ромбичу выпроводить генерала. На прощание Пороля долго тряс ему руку и, оттащив в угол, шепнул:

— Благодарю, благодарю вас, полковник, я ведь знаю, что это я вам обязан…

— Но чем же, генерал?..

— Нет, не говорите, нам всем известна ваша скромность, но в данном случае… — И он еще минут пять тряс Ромбичу руку и заверял в своих чувствах. Наконец он ушел, кивнув в сторону Кноте: — Извините, я тороплюсь.

Ромбич проводил его к выходу. Он возвращался к себе с улыбкой: вспомнилась одна из ранних наполеоновских кампаний в Италии. Наполеон разделил противника на две группы. Слабую группу он окружил и разбил. Пора взяться за этого Вюрмсера [39]. Возле кабинета его остановил адъютант:

— Звонил генерал Стахевич. По делу генерала Домб-Фридеберга…

— А именно?

— Просил вас, пан полковник, посмотреть, не удастся ли…

— Ну конечно! Какую-нибудь армию?

— Хотя бы оперативную группу…

— Хорошо, подумаю.

Ромбич отступил на шаг и остановился. Фридеберг не хуже Пороли, но тому уже обещано. И потом, какого черта они вечно суются в его дела? Звонили уже из военного министерства, а теперь сам Стахевич… Нужно пресечь эту страсть к протекции, а Фридебергу показать фигу. Он повернулся к адъютанту, едва сдерживая раздражение.

— Генерал Стахевич говорил в категорической форме? В форме приказа?

— Нет, пан полковник. Скорее в форме вопроса.

Ромбич надулся. Он предпочел бы приказ, тогда можно действовать официально, доложить маршалу, обосновать… А так он сам не знал, что делать. С одной стороны, несомненная протекция, а с другой — не совсем протекция, ведь обращаются к нему, оставляя за ним право принять решение. Начальник штаба полагается на объективное суждение своего подчиненного и его оценку оперативной ситуации. Ну хорошо, подумаем.

Кноте стоял у карты, задрав голову, и даже не обернулся. Ромбич подошел и тоже стал возле карты и еще раз с беспокойством проверил известные ему цифры и города. Может, адъютант что-нибудь перепутал? Конечно, есть ошибки. Он вежливо дотронулся до руки Кноте:

— Вы правы, генерал. Тут ошибка!

Кноте взглянул на него и снова повернулся к карте.

— Двадцать седьмая дивизия должна быть переброшена севернее, в район Скурч-Старогард. Вместе с приморской кавалерийской бригадой она образует оперативную группу «Черск». Задача группы — задержать продвижение западно-приморской немецкой армии через Данцигский коридор и помешать политическому давлению на вольный город…

Кноте наконец отошел от карты. Он дважды прошелся слева направо и, остановившись перед Ромбичем, спокойно и сухо спросил:

— Когда собака хочет отгрызть у вас нос, что вы считаете более правильным: быстро отдернуть голову или, напротив, сунуть нос ей в пасть?

И внезапно он широко разинул рот, оскалил зубы и, шагнув к полковнику, щелкнул зубами у него перед носом. Все это было проделано с такой быстротой, что Ромбич в ужасе отшатнулся и ухватился руками за стол, не зная толком, что предпринять: вызвать «скорую помощь», посмеяться хорошей шутке или обидеться? А Кноте опять был совершенно спокоен.

— Оказывается, в повседневной жизни вы, полковник, реагируете на все совершенно нормально. Так почему же на карте вы заткнули эти дивизии псу в пасть?

— Извините, генерал, но такое сравнение…

— Самое точное. Прошу убедиться: наверху, в Восточной Пруссии, и там, под Пило-Злотовом, — верхняя челюсть, с весьма острыми зубами! А внизу, из-под Ополя, торчат не зубы, а настоящие клыки! Тут и без всякой философии ясно — весь их план как на ладони. Р-раз! И конец.

— А что бы вы посоветовали, генерал?

— Убрать нос! И как можно быстрее!

— Линия Вислы? Мы это учитываем.

— Но когда? На рождество Христово?

— Это зависит… Мы будем защищать каждую пядь нашей земли. Потом, постепенно…

— Полковник, нос нужно вытащить у пса из пасти до того, как он щелкнет зубами. Как вы думаете вывести армии «Познань» и «Торунь», ваши резервы, ваш удар на Берлин? Через две недели немцы из-под Ополя будут уже под Варшавой…

— Ну что вы, генерал, не надо преувеличивать! Почти триста километров…

— Ну, через двадцать дней. Вы говорите, что армия «Познань» ударит с тыла? Допустим. Ну и что с того?

— Как что с того? Сколько великих сражений в мире было выиграно ударами с тыла? Канны, Ватерлоо…

— При условии численного перевеса. А под Варшавой на двадцатый день войны окажется тринадцать с лишним немецких дивизий против двенадцати-пятнадцати наших, к тому же изрядно потрепанных. Не говоря уже о танках и авиации…

Ромбич окончательно выбился из сил. Ему не хотелось слушать болтовню Кноте, а тем более полемизировать с ним. Эти аргументы он уже не раз слышал, особенно в марте, но тогда можно было их опровергнуть без особых усилий. Без особых усилий и так легко, что потом их уже почти не выдвигали. Может быть, оттого, что Ромбич месяца три не слышал подобных рассуждений, а может, потому, что он вдруг почувствовал ужасную усталость, но сейчас он решительно не знал, как их парировать.

И вот почти автоматически, скорее из чисто спортивного интереса, он начал:

— Прошу не забывать о резервах Верховного главнокомандующего. Их можно перебросить на северо-запад, на соединение с армией «Познань», в районе Петрокова и Лодзи, по трупам немцев, тех самых немцев, которые придут из-под Ополя. От этих собачьих зубов, генерал, можно не только удирать, их можно и выбить.