Призрак миссис Рочестер - Линдси Маркотт

в Кармеле. Без чего-то четыре я направилась в Морскую комнату, пройдя через крытый переход, соединявший гараж и особняк. Начав спускаться на нижний уровень, я так и застыла: снаружи Морской комнаты стояла Аннунциата и, склонившись над кустами, посыпала корни белым порошком. С тех пор как Отис представил нас друг другу, мы и парой слов не обменялись; она по-прежнему убиралась у меня в коттедже, но всегда незаметно, каким-то образом зная, когда меня не было. И от этого мне становилось не по себе.

Было смешно избегать ее. Я подошла к ней и громко поздоровалась:

– Аннунциата, добрый день.

Женщина выпрямилась, и ее косы, перевязанные ярко-голубыми шерстяными нитками, скользнули по крепкой талии. Ничего, кроме цвета пряжи, в ее наряде не менялось: рабочий комбинезон и свободная рубашка цвета хаки, обувь на веревочной подошве.

Она вытерла руки о комбинезон, стряхивая порошок, и сердито взглянула на меня.

– Спасибо, что убираете у меня, – не сдавалась я. – И за свечи.

Она вообще меня слышала? Слышала, потому что все-таки коротко кивнула.

Неуверенно потоптавшись, я кивнула в ответ и, вымученно улыбнувшись, смущенно повернулась и прошла в Морскую комнату, все еще чувствуя на себе ее взгляд.

По комнате плясали золотистые лучи, напоминая брызги шампанского. Я положила вещи на стол, а когда обернулась, Аннунциаты уже не было.

Привлеченная источником этого лимонадного света, я подошла к высоким окнам. Поблескивающая серебром бухта манила к себе, словно показывая, что зайти в воду и искупаться, пусть и в вечернем платье, не такая плохая идея. Зазубренная макушка скалы теперь казалась сделанной из полированного стекла, и гребень торчал осколками – причем очень близко, будто до нее можно взять и дойти.

Отвернувшись от окна, я перешла к книжным полкам, встроенным в ближайшую стену. Редкие книги соседствовали с черной фарфоровой чашей и зеленым обелиском, а также жеодой на подставке: серая неприметная каменная поверхность изнутри была усыпана ослепительными розовыми кристаллами.

На нижней полке стояло несколько иллюстрированных изданий размером с кофейный столик. Тот изрезанный портрет под шкафом в старой башне? Присев на корточки, я поискала в названиях Модильяни.

Все книги оказались про искусство эпохи Ренессанса и назывались примерно так: «Шедевры Ренессанса», «Искусство Флоренции», «Итальянская скульптура эпохи Ренессанса».

Вытащив парочку, я уселась прямо на полу, скрестив ноги, и открыла первую книгу. «Эпоха Раннего Ренессанса в Италии». На титульном листе была подпись черными чернилами: «Беатрис Мак-Адамс-Рочестер».

Меня пробрала дрожь. Ее книга.

Одна страница была с загнутым уголком, и пальцы снова закололо: точно как в тех журналах, которые я нашла у себя в коттедже, каждый – с загнутыми уголками тех страниц, где Беатрис была на пике славы.

Я открыла нужную страницу: на ней – скульптура Донателло во всю страницу, «Кающаяся Магдалина». Совсем непохоже на Беатрис на пике славы или что-то близкое. Грубо вырезанная деревянная скульптура изображала не юную и прекрасную Марию Магдалину, нет, то была уродливая старуха, изможденная, с запавшими глазами, почти без зубов.

Но ее руки были прекрасны: с длинными тонкими пальцами, почти соприкасающимися, поднятыми в молитвенном жесте. И эти руки были жирно обведены черными чернилами.

Почему? Чтобы они казались связанными? Как у узницы?

Я открыла следующую книгу: «Искусство Флоренции». Та же подпись на титульном листе: «Беатрис Мак-Адамс-Рочестер», и снова единственная страница с загнутым уголком.

На ней оказалась та же самая репродукция, «Кающаяся Магдалина», и снова ладони – в яростно очерченном круге.

Но на этой странице на полях были нацарапаны какие-то слова, скорее похожие на порезы, чем на острый почерк. С изумлением я вспомнила разрезы на полях портрета в башне. Судя по всему, Беатрис писала на полях и раскромсала портрет. Но какая связь может быть между Модильяни из 1920-х годов и скульптурой эпохи Ренессанса? Никакого сходства между работами не было.

Я повнимательнее присмотрелась к обведенным в круг рукам Магдалины, сильным, сложенным вместе, как наконечник копья, в молитвенном жесте. Соединенные пальцы напоминали форму шпиля.

Шпиля собора.

И тут меня осенило: я вскочила на ноги и снова выглянула в окно, на бухту и на торчащую в море скалу, напоминавшую затонувшую церковь, а потом снова на руки скульптуры. Сердце заколотилось быстрее.

Представляю, как Беатрис в своем безумии решила, что сходство есть, увидела эту форму шпиля, а борозды в породе напомнили ей вены и жилки рук Марии Магдалины.

Мария. София сказала, что именно так Беатрис называла скалу.

Я оглянулась на белый шезлонг, тот, где, по словам Отиса, Беатрис проводила так много времени. С места, где он стоял слегка под углом, как раз прекрасно было видно и бухту, и зубчатые края каменного шпиля. А то красное пятно под ковром в центре комнаты и серебряный медальон от духов в центре?

Что же произошло в этой комнате?

За окном вновь показалась Аннунциата, и я, убрав книги обратно на полку, отошла к столу, где открыла ноутбук и уже не отрывала глаз от экрана.

– Я написала. – С этими словами София вырвала два листка из тетради на кольцах и передала мне. Сочинение на французском, которое я задала ей на нашем первом занятии две с половиной недели назад. Какие только отговорки ни шли в ход: и куча заданий по ее «настоящим» урокам, и сверхурочные тренировки перед турниром, чего только не было. Наконец я пригрозила забрать у нее телефон.

– Ты не можешь, – возмутилась она.

– Могу и заберу.

– А я отцу расскажу.

– На здоровье. Он меня поддержит, будь уверена.

Вряд ли она станет проверять, я даже не сомневалась.

Она и не стала.

Сочинение оказалось длиннее, чем я ожидала, целых две страницы печатными буквами. Я начала читать.

– Ты что, прямо сейчас будешь проверять? – негодующе воскликнула она.

– Именно, я и так долго ждала.

Пока я читала, она беспокойно ерзала на стуле. Ошибок была куча, она путала слова, да и просто по небрежности допускала промахи. Но сам текст был необычайно живым, с интересными находками.

В будущем она выиграет «Проект Подиум» с невероятным платьем (une robe incroyable) из искусственного обезьяньего меха и переработанной коричневой бумаги вместе с подолом из мармеладных клубничек (bonbons bisous). Она создаст комплект для Леди Гаги на «Грэмми» и шляпу с птичьими гнездами. Оттуда вылупятся птенцы голубей и полетят в зал, а Гага будет заказывать все новые платья для себя и друзей только у нее.

Последняя строка вызвала у меня укол боли:

Et puis je serai riche et je sauverai beacoup d’animals. Et egalement j’adoppterai une douzaine enfants orphelines.

Она