Алиедора - Ник Перумов

— Ох, — вырвалось у Дигвила. Воевать ещё и с доарнцами… нет, конечно, чем дальше от Сиххота, тем хуже народ умеет держать меч и сидеть в седле, но всё-таки, всё-таки…

— Правильно, сынок. Ох. Доарнцы народ дикий и злой. Где недостанет умения, возьмут именно злобой. А их король тоже своего не упустит. Меодор — лакомый кусок, вдобавок Хабсбрад погиб, не оставив Мейте сына. Дочери же, как ты помнишь, ни в Меодоре, ни в Доарне не наследуют.

— Глупцы, — поспешно ввернул Дигвил.

— Верно, глупцы. Покойная Севелла, матушка нашего короля, да будет ей пухом всё, что только можно… ох, крута ж была! Я её застал совсем мальчишкой, но до сих пор вздрогну, как вспомню. Тогда северяне в гости к нам заглянули, поднялись по Долье и устроили потеху…

— Я знаю, батюшка. Я читал. Захватили Лен и даже сам Веркоор…

— Да, вижу, читал. Молодец. Не зря мэтру Бравикусу жалованье плачу.

— Учинили там что-то совсем уж жуткое…

— И это верно. В книги, правда, не всё попало. А я-то видел, хотя и был в том походе сквайром сопливым, при отце с бóльшими братьями. Пошло нас пятеро, вернулся я один.

Старший Деррано вздохнул, покачал головой, погрузившись в раздумья. Дигвил почтительно молчал — он, конечно, знал семейную историю, но все подробности той войны никогда до конца не прояснялись. Дед, тогдашний сенор Деррано, и трое его старших сыновей, по легенде, были окружены северными варварами, погибла вся их ближняя стража, и тогда дед вызвал предводителя варваров на поединок, «как истинного воина», прося в случае своей победы дать им выйти из кольца. Вожак варваров отказал, согласившись отпустить только самого младшего — отца самого Дигвила, Мервена Деррано, ибо «нет чести в убийстве детей».

Дед — опять же по семейной легенде — победил, сразив варвара, и должен был после этого умереть вместе с тремя старшими сыновьями. Младшему, Мервену, дали коня и позволили ускакать.

— Впрочем, то дела давно минувших дней, — проскрипел сенор Деррано. — Мальчишка Мервен успел вырасти, заиметь собственных сыновей и состариться. Говорили мы, что в Доарне и Меодоре наследует только меч, а не кудель. Хотя покойная матушка государя нашего куда как ловко управлялась именно с мечом, а вот знала ли она, как за кудель взяться, я, признаться, сомневаюсь. Так что Льювин имеет все права на престол. Во всяком случае, они у него куда более основательны, чем у дочек Мейты.

— Доарн такого не спустит, — заметил Дигвил. — У королевы есть братья. Насколько я помню, в правах на престол они стоят следующими.

— Верно. Потому что сам Хабсбрад братьев не имел, только сестёр. Давно повыдавал их всех замуж. Так что…

— Быть большой войне, — кивнул младший Деррано.

— Верно говоришь, — каркнул отец. — Так что, может, оно и к лучшему, что мы здесь, стоим в осаде. Кто его знает, как оно там у Семмера пойдет.

— Если дело против него обернётся, так едва ли доарнцы одним Меодором удовольствуются.

— Снова молодца. Соображаешь. — Отец одобрительно хлопнул Дигвила по плечу.

— Но… что же делать, отец?

— Ага. Как решать, что же делать, так всё равно к сенору Деррано бежите, — ухмыльнулся тот. — Я уже послал весть.

— Кому, батюшка? — аж вскинулся Дигвил.

— Кому надо, сынок, кому надо. В свой черёд всё узнаешь.

* * *

В незапамятном прошлом первые владетели Венти заложили малую крепостицу на крутом берегу Роака, превратив её затем в почти неприступную твердыню. Жажда осаждённым не грозила, а уж припасы туда свезли со всей округи ещё во время первого похода.

Озлобленные дерранцы мёрзли в продуваемых ветром шатрах, дышали миазмами лагерных отхожих рвов и чуть ли не с завистью косились на стены замка — за ними, по крайней мере, было тепло.

Алиедора тщательно пыталась отыскать хоть самую узкую щёлочку в осадных порядках. Напрасное занятие — свёкор своё дело знал.

Доньята голодной волчицей рыскала около Венти, шарила по сожжённым деревням — не найдётся ли чего съестного. С каждым днём холодало, море Тысячи Бухт щедро метало в исполинский щит Реарских гор незримые копья мёрзлых ветров, срывавших с ветвей последние бурые листья. Пришла пора первых снегопадов, зверьё попряталось глубже в чащу, кому положено — залегли спать до самой весны.

…А Гниль всё не обнаруживала себя, не вспухала вслед Алиедоре смертоносными пузырями — словно ничего и не случалось с доньятой, словно не ходила она столько раз по самому краешку! Тут поневоле усомнишься во всём на свете.

Не показывалась и Тень — может, ей не хватало мёртвых и умирающих?

Если б Алиедора взглянула сейчас в зеркало, то не узнала бы саму себя. Ввалившиеся щёки, глубоко запавшие глаза, истончившаяся, бледная кожа. Охотиться доньята никогда не умела, мёртвые сёла стояли, словно метлой подметённые.

Если она не уйдёт из этих мест, её ждёт голодная смерть.

Ярко освещённый кострами лагерь осаждающих притягивал, сознание мутилось от одного доносившегося оттуда запаха простой солдатской каши. Порой Алиедоре хотелось просто ворваться туда верхом на верном гайто, разбросать всех и вся (почему-то она ничуть не сомневалась, что на такое способна) — и добраться, наконец, до вожделенного котла.

Рассудок брал верх, но с каждым разом — со всё большим трудом.

Алиедора научилась скрадывать и подслушивать — выходившие из лагеря команды рубили лес на дрова, охраняли караваны, отправлявшиеся на юг, кратчайшей дорогой к Долье. На обоз можно было бы напасть, попытать счастья, если б каждый не охраняло самое меньшее десятка два конных стрелков.

Конечно, в лагере и около него крутилось немало маркитанток, однако и они от палаток поодиночке далеко не отходили.

Неделю Алиедора ждала подходящего случая. Голод терзал так, что мутилось в глазах, однако режущие боли в животе отступили, по крайней мере на время. И доньята, накинув поводья жеребца на первый попавшийся сук, не скрываясь, вышла из лесу. Перед ней в сотне шагов невыносимо смердел лагерный отхожий ров, где как раз сейчас справляла нужду кучка наёмников; они гоготом и сальными шуточками проводили зазывно махнувшую юбкой девицу, прошествовавшую мимо них к тому самому леску, откуда только что вышла Алиедора.

Пришлось вернуться.

Девица не успела даже приступить к собственным надобностям, как у её горла оказалась сизая сталь кинжала.

Сперва Алиедора хотела просто отобрать платье — но глаза девки округлились, и она, вместо того чтобы молча подчиниться, дёрнулась, закричала вспугнутой пичугой; и доньята сама не поняла, как остриё её клинка погрузилось в шею несчастной маркитантке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});