Утро космоса. Королев и Гагарин - Владимир Губарев

После медицинской комиссии все разъехались по сво­им частям, так ничего и не зная о своей будущей судьбе.

Вернулся в Заполярье и Юрий Гагарин.

«Потянулись дни ожидания. Как и прежде, я по утрам ходил на аэродром, летал над сушей и морем, нес дежурство по полку, в свободное время ходил на лыжах. Оставив Леночку на попечение соседей, вместе с Валей на «норвегах» стремительно пробегали несколь­ко кругов по гарнизонному катку, по-прежнему редакти­ровал боевой листок, нянчился с дочкой, читал траге­дии Шекспира и рассказы Чехова» – так писал позже Юрий Гагарин.

Но друзья замечали: нервничает Юрий, ждет вызо­ва, хотя всячески и пытается скрыть свои чувства. Впро­чем, он всегда умел великолепно держать себя в ру­ках – и это качество уже отмечено в бумагах врачей как одно из достоинств будущего кандидата в космо­навты.

Ждать пришлось долго. И только 14 января пришло распоряжение: откомандировать старшего лейтенанта Юрия Гагарина в Москву.

В январе начался второй этап отбора кандидатов для полета в космос.

В воспоминаниях, которые написаны космонавтами «первого набора», подробно рассказывается о тех не­легких для них днях.

«Для полета в космос искали горячие сердца, быст­рый ум, крепкие нервы, несгибаемую волю, стойкость духа, бодрость, жизнерадостность» – так в общих чер­тах сформулировал Юрий Гагарин процесс отбора.

«Вначале мы вели разговоры о том, кто где служит, об общих знакомых, о семьях, но вскоре наступили мо­нотонные госпитальные будни, и если учесть, что мы все были практически здоровы, то можно представить, насколько это было «весело», – вспоминает Евгений Хрунов. – Дни тянулись медленно, похожие один на другой. В восемь часов мы вставали по сигналу «подьем», занимались зарядкой, бегали в парке госпиталя… Группа все уменьшалась. Каждый день кто-то покидал госпиталь… В конце концов из всей нашей группы ос­тался я один. Один из тридцати летчиков, годный без ограничений к «новой» летной работе…»

«Проверка наших физиологических данных была бес­компромиссной. Из-за малейшего изъяна отчисляли сразу», – говорит Павел Попович.

Те из летчиков, которые «удержались» до 25 февра­ля в госпитале, составили первый отряд космонавтов. Они прошли все медицинские испытания.

7 марта Главнокомандующий ВВС Главный маршал авиации К. А. Вершинин принял отряд первых космо­навтов. Он поздравил их с назначением на новые долж­ности.

Через два дня Юрий Гагарин вылетел в Заполярье. У него день рождения – исполнилось 26 лет.

В самолете он получил необычный подарок…

«К Юрию подошел мальчик и попросил что-нибудь подарить на память. Юрий засмеялся и дал симпатично­му малышу шоколадку. Тот не унимался.

– Что же мне тебе подарить? – озадаченно рылся в карманах Гагарин.

– Что-нибудь хорошее, – щебетал мальчик. – Я у всех знаменитых дядей прошу вещь.

– У знаменитых?

– Да, у знаменитых. Вы тоже будете знаменитым. В салоне самолета засмеялись, кто-то, очарованный настойчивостью малыша, направил на него фотоаппа­рат…»

Забавная история, не правда ли? Впервые услышав ее, засомневался: а не плод ли это фантазии журнали­ста?

Но у истории есть конец. После возвращения на Землю Юрий Гагарин получил письмо из Заполярья – в нем была фотография, сделанная в самолете.

Надо ли говорить, сколь пристально все, кто встре­чался тогда с кандидатами в космонавты, вглядывались в них? И они прекрасно это понимали – потому и были столь безжалостны к себе во время трудных испытаний, выпавших на их долю.

Свое собственное состояние очень точно определил Герман Титов: «Космонавт должен быть готов к лю­бой неожиданности, он должен переносить внезапные изменения температуры, суметь точно сориентировать корабль, а в случае необходимости прибегнуть к ручно­му управлению. В космос собирались лететь не просто Гагарин, Титов, Николаев – мы были посланцами сво­его народа, и какими бы отчаянными смельчаками мы ни были, наши жизни принадлежали не только нам, вот почему мы без всяких возражений проходили одно испытание за другим. А врачи выдавали нам зачастую нагрузки, значительно большие, чем те, что ожидались в полете».

– Гагарин очень быстро обратил на себя внима­ние, – вспоминает Н. Туровский. – Поначалу он был обыкновенный в группе космонавтов человек, но затем многие увидели в нем подкупающие черты характера. Приведу такой пример. Космонавт, особенно первый, должен был, возвратившись из полета, описать, что он там видел. Есть люди, которые смотрят на окружающее как будто бы внимательно, но затем затрудняются в точном описании событий. А Гагарин как-то сразу очень образно и ярко умел все рассказать, и так естественно сложилось, что он вскоре оказался лидером группы.

– В январе 1960 года прибыла первая группа кос­монавтов, и вот где-то в первых числах марта я вместе с Михаилом Клавдиевичем Тихонравовым поехал к ним, – рассказывает В. Севастьянов. – Я увидел моло­дых летчиков… С острым взглядом, которые пришли изучать новую технику, не представляя, что это за тех­ника… Да и звучала она для того времени странно: «ле­тательная», «ракетная», «космическая»… Сейчас эти по­нятия стали привычными, а тогда они казались фанта­стикой… И я невольно спросил себя: ну а что же при­вело их сюда? Ведь в это время они были от пилоти­руемого полета гораздо дальше, чем в 34-м году те же

Тихонравов, Королев, Глушко, потому что они знали, какие системы, какую технику надо создавать, а эти молодые летчики только начинали познавать…

Я проникся сразу большой симпатией к этим, как мы тогда их называли, «мальчикам», – говорит М. Галлай. – Им же ведь не рассказывали о том ударе славы, которая их ожидает. Более того, вообще о ка­ких-то плюсах, почетных и радостных, им не говорили. Просто подчеркивали: «Вам предстоит осваивать лета­тельные аппараты принципиально нового типа». И на­до проникнуть в психологию военного человека, у кото­рого в отличие от гражданского в значительно большей степени предопределено будущее. Он занят любимым делом, он хорошо летает (летавших плохо в отряд не приглашали) – путь дальнейший ему ясен, и вдруг такой крутой поворот! Они на это шли, и уже одно это должно вызывать уважение… Я не согласен с той точ­кой зрения, что удалось собрать шестерку или двадцат­ку самых лучших, самых выдающихся… У меня другая точка зрения: я считаю, что в любой авиационной части среди молодых истребителей можно было набрать рав­ноценную шестерку. И «мальчики» это прекрасно знали, они старались работать не только за себя, но и за сво­их товарищей, которых они представляли в этом боль­шом и новом деле.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});