Оружие в его руках (СИ) - "Osolio"

Я кивнула и поспешила позвонить подруге, параллельно натягивая на себя спортивные шорты и майку. Она взяла трубку с третьего раза, когда я уже чистила зубы.

— До тебя, как до белого дома, — ворчала я, пока пыталась заделать высокий хвост. — Я выезжаю, встретимся в «Линате»?

— Да. Хорошо. Я тоже выезжаю. — На той стороне послышались посторонние звуки, и голос подруги принял неприятные нотки. — Я же сказала, что еду в Нью-Йорк. Одна. — Рычала девушка, а ответом ей было такое же рычание грубым гортанным голосом. Этот голос я узнала — Хосе. Они снова ссорились. — Отдай.

— Кто у тебя там? Андреа? — Его голос стал громче, и я в испуге затаила дыхание. Он отобрал у нее телефон.

— Ты чокнутый! — Крикнула Моника, и я снова услышала шорохи.

— Андреа? Ты здесь? — Я молчала. В горле словно стоял ком, и я попросту не могла вымолвить ни слова. — Андреа, я знаю, что ты нас слышишь. Ответь!

Мужчина был на взводе.

Черт бы тебя побрал, Хосе!

Я закусила нижнюю губу и все же подала голос. Он прозвучал так, словно это был писк мыши.

— Я здесь.

— Куда ты уезжаешь? — Его грубость выбила меня из равновесия. Сколько я себя помнила, мужчина всегда был со мной обходительным. Да, он мог повысить голос, но даже тогда, когда мы ссорились, я всегда видела и слышала теплоту, а сейчас только холодная сталь.

— С чего ты решил, что я уезжаю? — в такой же интонации спросила я. Хосе усмехнулся и, по всей видимости, чертыхнулся.

— Ты считаешь меня за дурака? Моника ни за что бы не уехала, пока ты бы покинула бы город. Точно так же, как и я. — Последнее предложение он добавил с горечью. Даже я ощутила этот неприятный осадок. Они были привязаны ко мне.

— А ты считаешь нормальным было так себя вести? — Накинулась, словно коршун я на мужчину. — Ты сам все испортил. И нет! Я никуда не уезжаю!

— Точно?

Если словно было нужно убедиться в своей правоте. И я его понимала. Он запутался. Потерял разницу между любовью и привязанностью и только таким методом я могла бы доказать ему, что я для Хосе — не больше чем сестра. Мое сердце было каменным, и вряд ли кто сможет найти там что-то живое.

Да, как многие девушки, я могла обратить внимание на внешность или какой-то шарм мужчины. Как, например, это случилось со Стефано. Я с самого начала видела в нем только обложку, только фантик. И развернув обертку от конфеты, я не увидела ничего стоящего. Я не теряла голову от чувств, как это делала моя подруга и другие знакомые девочки. Я была обычной, как и они. Просто не видела смысла в том, чтобы тратить свои эмоции на это.

И вот сейчас, чувствуя тяжесть своего ответа. Словно Фемида на весах я пыталась сделать справедливый выбор и не нашла ничего лучше, чем соврать ему. Ложь — грех, но этот грех во благо.

— Точно. — Я постаралась уверенным тоном ответить ему. — А теперь дай трубку Мон-Мон, я хочу с ней поговорить.

Ничего не говоря, он передал трубку подруги, и она только прошептала мне «Линате» и отключила вызов.

Мама стояла в холле дома. Ее руки были сцеплены в замок и сложены за спиной — она так всегда делала, когда её что-то беспокоило. Это как самозащита. Привычка, полученная еще до замужества. И такую привычку переняла я от нее, а она, в свою очередь, от своей покойной матери. Бабушка Роуз была железной женщиной. Эдакая Маргарет Тэтчер только родом из Рима.

Когда я подошла к ней, женщина крепко меня обняла, зарываясь в волосы. Я никогда бы не подумала, что мне придется так спешно уезжать из родительского дома. Правда, зная горячи и неуравновешенный характер друга, я понимала, что если сейчас не сяду в самолет, то возможно он получит пулю в лоб. Я хотела, чтобы все жили счастливо. Но уезжая сейчас, я не могла с легкостью отпустить всю ситуацию. Я знала, на свадьбе со Стефано будет семья Хосе, и, возможно, будет он сам, и мне было очень страшно за то, что может произойти на этом торжестве.

— Детка, позвони, как будешь в пентхаусе, хорошо?

— Мам, я сказала Хосе, что не уезжаю. Поддержите эту историю как можно дольше. Я ему не доверяю. — Женщина коротко кивнула и поцеловала меня в висок. — Я люблю тебя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— И я тебя. — Тихо ответила она.

Папа положил мои вещи в багажник авто, и мама, все еще державшая меня до этого момента в объятиях, нехотя отпустила. Она смерила отца ледяным взглядом, и это словно спустило меня с небес на землю. Все так же, как и несколько часов ранее. Они не любили друг друга и никогда уже не полюбят. Папа ответил ей таким же ледяным и пустым взглядом, коротко кивнул и открыл для меня дверь машины. Следом сел сам, и наш семиместный седан отправился к аэропорту.

В самом аэропорту нас ждал неприятный сюрприз. Там, где стояли и ждали своих пассажиров самолеты, около нашего бизнес-джета в шляпе с большими бортами и коротеньком облегающем сарафане стояла Элизабет — жена Луи. Моника, которая шла рядом со мной, презрительно фыркнула и сказала ядовитую фразу, от которой меня разразил хохот. Отец, мирно шедший рядом с нами, это услышал.

— Девочки, тише! — Укоризненно посмотрел на подругу, и та вжала голову в плечи.

— Верни мне Хрум-Хрум, — словно только что опомнившись, процедила сквозь зубы я, прекрасно зная, что он слышал мою фразу.

— После свадьбы. — Коротко ответил он, и я вспылила.

После свадьбы она уже будет в поместье у Россини!

— Её раньше купят Россини!

— Так даже лучше. — Уголки его губ чуть приподнялись. Заметив это, я резко встала и бросила дорожную сумку ему в ноги.

— Знаешь, что! Я забираю свои слова назад! Я не люблю тебя! — Я метала молнии в него, но отец лишь пожал плечами и, как-то грустно мне сообщил.

— Ты ничего не потеряешь, если Россини купят твою лошадь, Андреа. Ты будешь так же на ней кататься, когда тебе вздумается, а мои деньги останутся целыми.

Даже Моника удивленно уставилась на моего отца. Я открыла рот, чтобы ответить заготовленным возмущением, но она меня перебила:

— Кто вы и что вы сделали с сеньором Моретти? Не этого мужчину я знала всю жизнь.

В её голове было столько разочарования, даже больше, чем чувствовала я.

— Простите, дети. Вы поймете, когда подрастете. Чао, Элизабет. — Он наклонился поцеловать ей тыльную сторону ладони, и я заметила, как его взгляд скользнул по груди женщины. Та улыбнулась своей фирменной фальшивой улыбкой и посмотрела на меня.

— Андреа, Стефано попросил меня проводить вас в ваш дом. Думаю, тебе и твоей подружке там понравиться.

Я усмехнулась, изогнув бровь.

— Стефано попросил тебя? — В моем голове было столько иронии, что девушка, почувствовав это недовольно скривилась.

— Мой муж меня об этом попросил. И я, разумеется, согласилась. Кто может отказать такому роскошному мужчине? — Она захихикала, а я, не растерявшись, ответила ей.

— Особенно, когда у тебя нет право выбора.

Отец шикнул на меня, Моника, стоящая рядом, сдавленно засмеялась, стараясь прикрыть свой смех кашлем, а сама Элизабет прищурилась и ухмыльнулась. От её ухмылки по моей спине пробежал холодок.

— Скоро и ты будешь женой Россини, крошка.

— Крошка…Булочка… Мон, походу у кого-то и вправду проблемы с мучным.

На этот раз Моника рассмеялась от души, а лицо Элизабет раскраснелось до такой степени, что была похожа на помидор. Отец принялся извиняться перед ней за мое поведение, а я, в свою очередь, взяла ручную кладь с собой и стала подниматься по трапу, усаживаясь в самолет.

Приятный бортпроводник нам улыбнулся, попросил пристегнуть ремни и не расстегивать ровно до того момента, пока не погаснет табло в центре салона. Мы с Моникой пристегнулись и попросили поскорее взлетать — очень хотелось оставить надоедливую Элизабет в Милане.

— Но как же сеньора Россини, сеньорита? — Удивленно спросил бортпроводник, на бейдже которого было выведено имя Мартин.

— Мартин, она нас только проводила. Мы торопимся.

— А её вещи? Они уже загружены в багажный отсек! — Смятению парня не было предела.