Высокое погружение - Марина Даркевич

ей сесть на полу.

– Света, ты знаешь… – начал он.

Севостьянова приложила к его рту палец.

– Тише… Сейчас не время говорить.

Новоиспечённые любовники поцеловались. Губы у обоих были сухи. Руками они оглаживали друг другу плечи, смотрели в глаза с удивлением и нежностью.

– А сейчас вставай и помоги мне… Вот так, – сказала Света, поднявшись. –Бесстыжий мальчишка! Затопил меня всю.

Женщина хихикнула. На самом деле она плохо понимала, что с ней происходит, и прятала за циничными репликами свои растрёпанные чувства. Впрочем, она догадывалась, что Денис испытывает примерно то же самое, если не сильнее.

– Спасибо, малыш, – произнесла Светлана и снова поцеловала Дениса.

– Какая же ты славная… – только и смог сказать Тилляев. – Я ведь так хотел тебя, и уже давно. Странно, что не мог толком сознаться даже себе в этом.

– Но всё-таки ты сознался. И ты молодец. Я тоже тебя хотела. Ещё с того момента, когда мы с тобой первый раз закрылись в этой гримёрке. Я и сейчас тебя хочу. И буду хотеть, не сомневайся. Но давай приводить себя в порядок. Мы ведь на работе как-никак… Э, нет! – воскликнула Света, когда заметила, что Денис потянулся за «боксёрами». – Надевай кружавчики. Теперь они не станут тебе мешать. Наоборот, помогут.

Севостьянова натянула юбку и покосилась на Дениса. Она поражалась сама себе, своему вожделению на грани какой-то запредельной похоти. Понятно, что её давно и сильно влекло к этому мальчику… С ней такое происходило не впервые, если уж быть честной. И она теперь хорошо понимала, что ей действительно нравятся мужчины моложе её самой. Возможно, нравились всегда, только она не отдавала себе в этом отчёт. Но тут было что-то ещё. Возможно, планка упала из-за того, что мальчик находился в женском белье? Но вроде такого фетишизма за собой она не замечала. До недавних времён – уж точно.

«Может быть, он для меня не просто юноша? Может быть, я его воспринимаю как нечто среднее? Как девочку-мальчика? Да, он нежен и изящен, словно девушка, но при этом обладает мужскими чертами и мужским началом. Вероятно, именно их мне не хватало, когда я пыталась заняться любовью с женщиной?.. Короче, какая же ты старая извращенка, Светлана! Совратила мальчишку, а теперь занимаешься самокопанием, пытаясь притянуть за уши объяснение своей невоздержанности и оправдаться перед собой…

Да, совратила. И буду продолжать развращать его и дальше. И себя, кстати, тоже. Потому что остановиться я теперь не смогу. И не захочу».

––

*) Грубое тюркское ругательство

Действие шестое

– И что с того, что ты уехала? – спросил Махмуд, когда Зульфию силком усадили в машину на заднее сиденье, и брат устроился рядом с ней. – Ты вернёшься домой, хочешь того или нет. Это не обсуждается. Чёртово безобразие! Отец ночи не спит, мать все глаза выплакала. Хорошо ещё, что об этом никто из соседей и друзей не знает, нам пришлось врать, будто ты на лечение уехала.

– Что значит «не обсуждается»? Вы меня похитили, лишили свободы… Это, между прочим, уголовное дело.

– Э, это по здешним законам для местных! А в отношении тебя их законы не работают, – проговорил парень, управляющий автомобилем. «Шестёрка» шустро катила по пустеющим улицам Нижнеманска, водитель вёл автомобиль уверенно, вовремя перестраиваясь и проскакивая перекрёстки на мигающий зелёный сигнал. Выскочить из машины на ходу не было ни малейшей возможности, а парень держал курс явно в сторону западной окраины, где по шоссе мог разогнать машину ещё быстрее.

– Да, но я совершенно не желаю возвращаться! – продолжала негодовать девушка. – И потом, у меня тут есть жених.

Водитель автомобиля даже вильнул рулём, услышав эти слова.

– Какой такой жених?! Ты что бред несешь? Я твой жених! Наши отцы уже все порешали между собой! Я за тебя, кстати, большой калым вносить буду.

– Так ты этот… Эсон! – поняла Зульфия. – Ну-ну. Видела я тебя… И чем же ты так хорош, что я согласилась бы выйти за тебя замуж? Мой избранник – замечательный актёр, а ты что из себя представляешь? Наверное, только на калькуляторе кнопки нажимать научился недавно?

– А тебя кто-то спрашивать будет? – удивился Эсон. – Всё, старые времена кончились, когда женщинам давали возможность думать, будто они что-то значат и что-то могут решать. Точнее, лучше сказать так: вернулись прежние времена. Правильные времена. Теперь всё будет, как при наших дедах и прадедах… Кроме того, мой отец занимает важный пост в администрации президента, и наша семья вполне состоятельна. Вот эту машину я купил позавчера. Завтра я её просто выброшу, потому что больше она мне не пригодится. А твой приятель – он кто? Актёришка, говоришь? Уверен, у него нет денег даже на сигареты!

– Это не твоё дело, и деньги тут не главное. Мне ты неинтересен… Махмуд, чего он несёт? – обратилась Зульфия к брату. – Даже если вы меня привезёте домой, я тут же пойду в милицию…

– Зачем в милицию, – засмеялся Махмуд. – Иди уж сразу к прокурору. Только даже прокурор тебя немедленно вернёт отцу. Потому что ты сейчас принадлежишь ему.

– А после свадьбы будешь принадлежать мне, – добавил Эсон. – И будешь только моя, и станешь делать только то, что я тебе говорю!

– Я принадлежу только сама себе, – заявила Зульфия. – И я уже делаю то, что сама хочу… Правда-правда! Я совершеннолетняя взрослая женщина. Да! И к тому же не девственница, и уже давно, если хочешь знать!

Эсон и Махмуд молчали, при этом «жених» даже сбавил скорость, переваривая полученную информацию.

– Так ты с этим козлом до замужества вздумала переспать? – не веря своим ушам, спросил брат.

– И кто же ты теперь после этого? – пробормотал Эсон в явной растерянности.

– Он у меня не первый, – заносчиво ответила Зульфия. – И даже не второй. А тебе и десятым не быть.

В машине снова повисло молчание.

– Ну ты и шалава… Слышь, Махмуд, – произнёс Эсон сухо. – Товар-то ваш с гнильцой оказался.

– Ты это, – недовольно проворчал Махмуд, – за языком-то следи! Она вообще-то моя сестра, понял, да?

– И что делать теперь? Я отцу же не смогу сказать этого… И как я в глаза ему смотреть буду?.. Слушай, может быть, выдадите за меня младшую, а? Гюльнаре сколько лет?

– Ты идиот? – спросил Махмуд. – Во-первых, ей всего двенадцать. Во-вторых, как и что я буду объяснять отцу?

– Ну, мне мой отец говорил, что они там у себя новый закон готовят, чтобы с тринадцати лет можно было замуж брать…

– Ну так до тринадцати Гюльнаре всё равно ещё целый год. И закон