Первый шаг - Янина Сабина

Тяжёлая минута молчания длилась вечно. Клавдия Егоровна быстро поднялась с дивана и чуть срывающимся голосом произнесла:

– Уважаемые гости! Праздничный ужин готов! Прошу всех пройти в столовую.

Вздох облегчения пронёсся по залу. Гости направились к выходу из комнаты, переговариваясь и посмеиваясь.

Когда все вышли Пётр Степанович отмер. Быстро приблизившись к дочери, он суровым тихим голосом проговорил:

– Как ты посмела привести ЭТО в наш дом? В нашу семью? Я тебя так воспитывал?

– Что значит «ЭТО»?! Ан – мой лучший друг! Мы любим друг друга, и когда мы станем совершеннолетними, мы создадим семью.

– Пётр Степанович, успокойся, тебе нельзя так волноваться! – кинулась Клавдия Егоровна к мужу.

Пётр Степанович, выпучив глаза, хватал ртом воздух, наконец, взорвался воплем:

– Вон! Вон! Вон отсюда! Ты, – он с силой оттолкнул от себя дочь, – в свою комнату, и не сметь выходить оттуда, пока я не разрешу!

– А вы, молодой человек, – он резко повернулся к Ану, – убирайтесь! Прочь из моего дома! И навсегда забудьте мою дочь и дорогу сюда! Вам понятно?

Он приблизил к Ану разгорячённое лицо и зашипел:

– Иначе я тебя и всю твою семью уничтожу! Сгниёте в бараках на пособии! Понятно?

Пётр Степанович покачнулся. Клавдия Егоровна подставила ему плечо. Ан проводил взглядом рыдающую Линду, выбегающую из комнаты, повернулся и с бешено колотящимся сердцем вышел.

***

Он не помнил, как дошёл до дома. Переступив порог, столкнулся с Сандрой. Она в новом платье с тщательно уложенными волосами и макияжем, скрывающим заплаканные глаза, спешила в гостиную, судя по всему, из кухни. В руках у неё был поднос с фруктами.

Мимоходом поцеловав Ана в щеку, она сказала:

– Пошли в гостиную, все уже собрались. Мама о тебе несколько раз спрашивала.

– Зачем я ей понадобился? Без меня не веселится, что ли? – буркнул Ан.

Сандра внимательно взглянула ему в лицо:

– Что с тобой? Что-то случилось? Ты сам не свой.

– Все в порядке. А ты как? Твой хозяин тут?

Сандра поджала губы, чуть покраснела и ничего не сказав, пошла в гостиную.

Ан отправился следом за ней.

В небольшой комнате, которая казалась ещё теснее из-за большого количества людей, был накрыт стол, за которым расположились гости.

На месте Семёна Игнатьевича – хозяина дома – сидел незнакомый Ану пожилой мужчина, на вид лет шестидесяти пяти. Напротив него – Семён Игнатьевич, муж Зинаиды Фёдоровны, ещё не старый человек, но уже почти весь седой с одутловатым лицом от постоянной работы в душном помещении у горячей пекарской печи. Справа от него сидела жена. По правую руку от почётного гостя, напротив родителей, сидела Сандра, смущённо потупясь.

При входе Ана раздались радостные возгласы. Он знал всех, кто тут был и, по своему, любил этих людей, как и они, любили его.

– А вот и Ан, наконец-то! – дядя встал и подошёл к нему, обнял, похлопав по спине.

– Давай садись.

– Здравствуйте! – Ан опустился на свободное место слева от дяди.

– Ну, дорогие мои, все в сборе, – Семён Игнатьевич поднял бокал. – Позвольте, поднять тост за наш элизий! За всех нас! С праздником! Пусть удача и радость почаще стучатся в наши дома!

Все одобрительно зашумели. Послышался звон бокалов, радостные вскрики, поздравления. Праздник продолжался.

Через какое-то время почётный гость поднялся и обвёл присутствующих взглядом. Все затихли, а он откашлялся и сказал:

– Вы все меня знаете, я тоже имею честь быть знакомым с вами. Со многими мы работаем вместе, делаем одно дело – кормим людей хлебом, – все одобрительно зашумели. Гость поднял руку. – Позвольте мне в этот праздничный день сделать предложение дочери этого почтенного семейства – Александре Коровиной, которую давно знаю и очень люблю. Я больше двадцати лет, как вдовец, и хотел бы просить Сандру дать согласие на создание семьи со мной, а её родителей прошу разрешение на этот союз. Я даю слово сделать Александру счастливой, всем её обеспечить.

Пунцовая Сандра стеснялась поднять глаза.

Семён Игнатьевич грузно поднялся из-за стола и подошёл с распростёртыми объятиями к гостю. Гость, чуть отстранившись, отечески похлопал его по плечу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Дорогой Эдгар, почтём за честь выдать свою дочь за такого почтенного человека! Мы с матерью, конечно, согласны. Сандра, а ты что скажешь?

Сандра беспомощно посмотрела вокруг. Все выжидающе глядели на неё. Она взглянула в глаза Эдгара, и ей почудилась усмешка под всепоглощающей похотью. Ей захотелось закричать: «Нет! Ни за что! Никогда!»

Она задохнулась, перевела дыхание и тихо произнесла:

– Я согласна.

Все захлопали. Тут же была объявлено соглашение о намерениях. Все стали поздравлять Эдгара, Сандру и родителей. Принялись много есть и пить, как после тяжёлой работы, стараясь не смотреть на престарелого жениха и молодую невесту.

По закону после объявления при свидетелях о намерении создать семью, оно должно быть зарегистрировано через месяц в общественной палате элизия, если одна из сторон не изъявит желание расторгнуть это соглашение. Только после этого соглашение о браке считалось заключённым. И хотя семья официально создавалась через месяц, после объявления соглашения о намерениях при свидетелях, брачующимся разрешалось вести совместную и интимную жизнь. Через полчаса праздничного застолья, жених, пользуясь своим правом, встал из-за стола, и, что-то прошептав на ухо невесте, вышел из комнаты.

Гости переглянулись и, похохатывая над нетерпением жениха, принялись обсуждать праздник на площади. Зинаида Фёдоровна покраснела, Семён Игнатьевич потянулся к бутылке.

Сандра продолжала сидеть. Через пять минут Зинаида Фёдоровна позвала её. Она поднялась и подошла к матери. Та ей на ухо что-то сказала, Сандра густо покраснела и вышла из комнаты.

У Ана сжалось сердце. Он хотел было пойти следом, но глава семьи, взяв его за руку, грозным взглядом заставил сидеть.

– Дядя, мне нужно подняться к себе, скоро испытание, нужно готовиться.

– Ну, хорошо, ступай, – нехотя уступил Семён Игнатьевич, – только не вмешивайся ни во что! Понял меня?

– Понял.

***

Ан хотел подняться к себе, но проходя мимо кухни, он услышал тихий смех Эдгара и глухие стоны Сандры. Его ноги помимо воли остановились, рука потянулась к двери, и он потянул её на себя. Дверь чуть приоткрылась, и в щель он увидел голову Сандры, свесившуюся со стола. Её волосы, спустившиеся до самого пола, и ногу Эдгара, наступившую на них. Он не увидел её лица. Ан стоял и не мог отвести взгляда от этих обычно искрящихся золотисто-рыжих волос, которые теперь, как ему казалось, блеклой ржавой тряпкой волочились по полу всякий раз, когда Эдгар со спущенными штанами с кряхтением елозил по телу Сандры, и издавали глухие короткие стоны, словно жаловались.

Тошнота подступила к горлу Ана, он поспешно прикрыл дверь. Поднялся к себе. Ему было противно находиться среди этих людей, до слез жаль Сандру и хотелось прибить старика – жениха. Он рухнул в кресло перед окном. В голове бились воспоминания сегодняшнего дня. Линда, Сандра, всплывая в памяти, терзали его душу. В комнате было уже совсем темно. За окном отдельными вспышками изредка полыхали воспоминания грандиозного салюта, которые на мгновенье озаряли его комнату и снова погружали её во мрак.

Ему не хотелось включать свет.

«Бедная Сандра», – думал он. То, что он увидел, так потрясло его, что он не мог прогнать это видение. Сердце колотилось. Он вспомнил о Линде, и нежность залила его душу.

«Каким же надо быть скотом, чтобы так вести себя с женщиной»! Воспоминания о Линде наложились на картины насилия, и он с ужасом почувствовал, что видения сильнейшим образом повлияли на него. При воспоминании о Линде он стал не только с нежностью думать о ней, а стал думать о ней, как о женщине. Он и раньше думал и чувствовал её, как женщину, но только во сне или когда сладость поцелуя полностью охватывала его. Тогда он чувствовал свою упругую силу. Он боялся её, боялся, что Линда, почувствовав, испугается и это отдалит их, а потому старался скрыть её. Но чтобы мерзкие картины вызывали в нем тоже состояние?! Он поразился, почувствовал себя испачканным, с ожесточением стянул одежду и пошёл в душ, надеясь смыть с себя эти липкие видения.