Настенька и медведь - Марианна Красовская

кивнул. – Бери свою чашку и уединяемся в кабинете.

Надо же, получилось! Она и не ждала, даже не думала, что такой, как он – и послушается. Схватила чашку, пока он не передумал, цапнула бутерброд с сыром и, жуя, быстро посеменила за Берингом.

– Ну и что же у нас за разговор такой срочный, Настенька?

– Кто ты такой? – прямо спросила девушка, щурясь и разглядывая его с ног до головы. – И что это за место такое – Урсулия?

Про Урсулию наугад сказала, но по лицу его увидела: попала прямо в цель.

Влад присел на край своего стола, потер устало лицо и ответил на первую часть вопроса:

– Я – медведь, как ты успела заметить вчера. Сильно испугалась?

– Вовсе нет, – соврала Настя. – Даже прикольно. Такой… пушистый.

Он хмыкнул, а ей вдруг стало стыдно. Дура ты, Стаська. “Прикольный”, ага. “Пушистый”, с ума сойти, как умно. Надо было как-то по-другому сказать, но поздно уже.

– Понимаешь, ты такой… – попыталась объяснить она. – Сказочный.

Он вдруг засмеялся фыркая.

– Да уж, почти что единорог. Я – медведь, Настенька. Зверь, хищный.

– Разумный и совершенно недикий, – уточнила Настя.

– Тоже верно.

– И много тут… таких? Кстати, что это вообще за место? Дом этот – он тоже… волшебный?

– Ну… смотря что под этим подразумевать. Волшебный? Пожалуй. Это наша, Берингов, родовая берлога, очень древняя, как ни странно. Как тебе объяснить остальное… Ну представь себе: дом – это портал. Междумирье, такой… перекресток? Скорее, даже железнодорожная стрелка. Куда я задам направление, туда выход и будет. Строго по расписанию следования поездов, не иначе. А сейчас все мы дома – у меня дома, в Урсулии. Географически – это остров, где правят медведи, как ты, вероятно, уже поняла из названия.

Настя не поняла, но на всякий случай не стала этого озвучивать.

– И что, все жители тут – медведи?

Он тихо рассмеялся.

– Нет, конечно. Разные есть народы. Лисы, волки, росомахи, рыси. Когда-то медведи их всех приютили. По разным причинам. Урсулия – остров свободный.

– А просто люди тут есть?

– Нет. Только оборотни. И вы с детьми.

– А… зачем? Зачем ты нас сюда привез? И контракт этот – зачем? – Настя давно забыла и про какао, и вообще про завтрак. В светлых глазах отразился вдруг страх.

– Настюш, это долгий разговор. Очень долгий и непростой. Ты зачем вот сейчас испугалась? Решила, что съем?

– Не… не знаю.

Он тяжко вздохнул, потерев лоб ладонью.

– Медведя огромного ты не боялась. Голого мужика – что вы, глупости. А сейчас? Что ты себе там придумала?

Придумала. Ну конечно! Никакой фантазии просто не хватить себе напридумывать вот столько всего.

– Влад, – ее голос дрогнул вдруг. – Я понимаю, что быстро, наверное, это не обсудить. Ответь мне на один только вопрос: зачем тебе дети?

Он посмотрел укоризненно даже. Но ответил.

– Наследники, Настенька. Наш маленький мир под угрозой. И угрозу для него сейчас представляю именно я. Последний в роду. Без наследников. Детей человеческих я могу принять в род, взяв над ними опеку, если они потянутся душой и сердцем. Видишь ли, … В нашем мире все сложнее и одновременно проще, чем в твоем. Слово тут имеет силу. Нельзя обещать и не выполнить. Мы тут живем по другим совершенно законам. Если дети войдут в круг семьи, они станут наследниками.

– Они же не медведи?

– Это вопрос чисто технический. И предчувствую твой главный вопрос: зачем мне ты? Так ведь?

Она промолчала.

– Во вселенной есть масса женщин. И оборотницы-медведи тоже не редкость. Но вот беда: в нашем народе дети рождаются только лишь от любви. С оборотнями так случается. Люди даже придумали этому название: “истинная пара”. Не корректно, не точно, но есть в этом что-то. Вот поэтому я и один, без собственно кровных наследников.

– А я тут… – она подняла глаза, зацепившись вдруг взглядом за взгляд и потерялась.

Он быстро поймал пальцами подбородок, большим проведя по губам. Улыбнулся и… вышел.

Бросив из-за плеча напоследок:

– О тебе мы еще договорим. Не наспех и в другом месте. Уже очень скоро.

Как все стало вдруг сложно! И внезапно – просто. Наряду с беспокойством и осознанием себя в чужом, возможно, враждебном ей мире, живущем по непонятным пока законам, Настя вдруг ощутила огромное облегчение: она не сошла с ума. Все это по-настоящему: и скрипы странные, и шепотки за спиной, и неясные тени, и внезапно появляющиеся комнаты.

Сказка.

Она все же попала в сказку. Судя по всему – про Настеньку и медведя. И еще – про волшебный лес. Не Лукоморье, конечно, но очень близко. Эх, надо было еще спросить, не водятся ли тут поблизости баба Яга с Горынычем.

После того как она своими глазами видела Берингов оборот, каких-то сомнений у нее не оставалось: все, что он ей тут рассказал, было правдой. Возможно, он что-то и скрыл от нее, да совершенно точно – скрыл. Но… она – жена медведя. Вот такой поворот в ее жизни случился.

И самое забавное – страшно уже вовсе не было. В Беринга она по-прежнему была влюблена. Медведь, волк, лис – в сущности, какая ей разница, если он такой вот: надежный, сильный… настоящий мужчина. Вот ведь какая история – самый идеальный мужчина из всех, кого она встречала – медведь.

А она ему – кто? И не жена, и не ребенок. А кем бы хотела стать – зная теперь его настоящего?

Долго еще сидела в кухне, пытаясь разобраться в себе. Он уехал, как всегда, забрав с собой Ваньку, за окном валил снег – крупными хлопьями. Девчушки играли на заднем дворе с Камчаткой. Все здесь были к месту, кроме нее – Насти. Зачем было затевать этот фарс с женитьбой? Забрал бы просто детей, и никто бы их тут никогда не нашел.

А она, она зачем тут? Хочется очень верить, что он не просто так с ней играет. Приручает. Прикасается и смотрит. И намекает, он ведь совершенно точно намекал про истинные пары и любовь. Или ей это только кажется? А вообще – в эту игру можно играть вдвоем. До сегодняшнего разговора она не рискнула бы, а сейчас вот – все больше ей хотелось.

Нужно пробовать.

Сам он, наверное, еще долго будет тянуть зайца за хвост. Что его заставляло вести себя так с ней, отчего притормаживал каждый раз, словно бы дал обет воздержания? Настя не знала, а только давно уже твердо усвоила: мужики намеков вообще не понимают. Им надо говорить прямо