Влечение: эротическая сага - Анна Маркер

– Это древние философы говорили, а мы проще.

– То, что нам нравится в детстве, остаётся на всю жизнь. Стереотипы. Слышал о таком понятии?

– Естественно.

– Именно они порой и становятся теми ориентирами, которые проносятся через всю жизнь…

– Помнишь мою жену? Тоже худенькая, стройненькая была.

– Как куколка фарфоровая… Да, и Ира-редакторша, которая тебе глазки строит, – из той же оперы. Только Любаша выпадает из этой обоймы. Может тебе поменять стереотипы?

– Зачем? Лучше Любашу.

– Я вот тебе какую историю сейчас расскажу. Не спрашивай только, откуда она мне известна. Понимаешь, вечер сегодня такой вспоминально-романтический. Тоже навеяло.

Дело было так. В нашем городском драмтеатре много лет назад блистала одна прима. Имени не вспомню. Но любовную историю молодого курсанта и ведущей актрисы местного театра, могу вспомнить не только я один. Она вела в военном училище драматический кружок. Тогда это было возможно. Там был курсантик – молодой, щупленький, неказистый, но талантливый. И, представляешь, она в него влюбляется без памяти. У него, понятное дело, выражаясь языком научным, юношеская гиперсексуальность, неуправляемая энергия пацана. А ей лет тридцать или ближе к сорока. Встречались они всего несколько раз. Маленький городок вскоре о них открыто засудачил. Она мужа хотела бросить, а парня из армии увести и в литературный институт устроить. Только тот по молодости лет выбрал погоны и карьеру военного человека. Да и струсил малый. Потом ещё несколько лет переписку вели. Через какое-то время приезжала она к нему в академию, куда он поступил. С надеждой приезжала. А потом… они уже не встречались… и на письма его она не отвечала. Как обрубило. Видно, порог свой перешагнула безвозвратно. Через несколько лет он от неё получил телеграмму, где была строчка из её стихов, с тех времен, когда они ещё могли быть вместе: «Счастлива, что помнишь. Счастлив будь и ты». А у офицера того, жизнь так и не устроилась. Женился со временем, а любви… Любви больше в его сердце не было.

– Да. Интересно складывается жизнь. – Кот незаметно посмотрел на Эдварда. Взгляд седого взрослого мужчины был в плену светлой печали по женщине его курсантской юности. А морщины и усталость на лице говорили, и Костя это хорошо знал, об отсутствии позитива в семейной повседневности. – Да. Сегодня вечер романтических чудес и воспоминаний… Ты прав. А знаешь, почему у меня не сложилось с той девочкой, Ланью?

– Молодой был ещё. Вот и не сложилось.

– Обиделся я на неё! Обиделся, дурак, на всю жизнь. Она активистка была, маленький такой девичий лидер. Но настырный. По весне в школе объявили сбор по металлолому. Каждому звену отводилась определённая улица в районе. Она возглавляла нашу команду. А я не пришел. Хотел отличиться в одиночку. Зачем, думаю? У нас тогда во дворе дома, за сараем, стоял старый «форд», ещё с военных времен. Я собирался его сам притолкать. До сборного пункта недалеко было. Подумал: будет план не только на звено, на весь отряд. Провозился с ним долго, пытался выкатить, а ничего не получилось. Только до ворот и смог дотянуть, перегородив им всю дорогу. Пока подвиг совершал, наступил вечер. А тут бабка моя, помнишь, ведь какая была, на меня всех собак спустила, наорала и домой загнала.

На следующий день эта Лань назначила совет отряда, я в него, конечно, не входил. Порешили они меня своим активом тогда публично отчитать перед всеми на внеочередном классном собрании. Дружки говорили, что некоторые доброжелатели даже из пионеров хотели исключить. Я переживал очень: хотел же сделать как лучше, а получилось то, что получилось. И, главное, она со мной не разговаривает, нос – кверху. Позор отряду! Но что-то там не сложилось с тем внеочередным советом. А я ждал этого наказания. И такое в моей жизни уже было…

– Случился, так скажем, импринтинг.

– Ага. Не помню уже всех деталей, а осадок остался. И обида на неё…

Они попрощались с Эдвардом у дорожки, ведущей к пляжу.

– Я не заставила долго ждать? – Мила легкой походкой спешила к аллее, где только что звучали грустные речи двух взрослых мужчин по невозвратным грустным воспоминаниям детства и юности.

– Идем.

Кот неспешно, босиком шагал по теплому песку, погружая ноги в мягкую сыпучую поверхность берега. Получая во всём наслаждение от приятного вечера, он словно сливался с этой ночью и тишиной морского прибоя, ярко волнующегося в отражении луны на тихой мерцающей глади моря.

– Ты отлично танцуешь!

– Спасибо. Позволь, я верну тебе твой комплимент. И скажу ещё больше. Ты очень тонко чувствуешь партнершу и музыку.

– Скорее не музыку, а ритм. Мне нравится танцевать, я могу один двигаться под хорошую мелодию и получать огромное удовольствие от этого, прости, даже без партнерши. Просто, на кухне, когда готовлю себе еду или в комнате, мастерской. А танцевать с тобой – одно удовольствие. И работа! Чувствуется школа. Училась где-то?

– Училась бальным танцам, и выступала на сцене в молодости. Правда, только по классу «С». А ты?

– Мне с учебой не повезло. В классе пятом-шестом записался в кружок бальных танцев. Походил с неделю, изучал разные аттитюды.

– Вот эти? – Мила, как бабочка легко вспорхнула на стоящий рядом деревянный лежак, и продемонстрировала три-четыре основные позиции, которым учат на первых уроках бального танца и в балете.

– Здорово, – он протянул ей руку и помог спуститься обратно.

– А что было через неделю?

– Выгнали.

– За что?

– Нашего учителя по танцам все называли Николай Николаевич. Как-то до занятий, я заглянул в его паспорт, который почему-то лежал на рояле. Там чётко было написано «Насрулла Насруллаевич». Я громко прочитал имя и отчество вслух, чем и позабавил весь класс.

– А он услышал, обиделся?

– И меня быстро отчислили.

Мила улыбнулась. Её молчание тихой волной нашло на молчание рядом шагавшего спутника. Шум прибоя, как будто поднимал его и, сначала яростно, а потом утомленно и вяло бросал на песок.

Непонятное состояние овладевало обоими. Женщина также медленно брела рядом с водой. Волна с каждым порывом ветра набегала на берег, вынуждая делать несколько маленьких шагов назад. И тогда, по воле стихии, её рука, нечаянно касалась руки незнакомого мужчины. Душа волновалась, как бурлящая пена, родившая в далёкие века Афродиту, богиню любви, и раскатывалась у ног податливой нежностью. Тёплая летняя ночь правила своей колесницей.

– Какое странное чувство…, – неожиданно тихо продолжила разговор Мила.

Они сели рядом на деревянный лежак и стали смотреть на узкую полосу горизонта, сводящую где-то далеко небо с морем. Это единение двух стихий указывало на слияние всего, что их окружало в данную минуту. Музыка из кафе сливалась с треском ночных цикад, шелест прибоя с шуршанием песка на берегу. Рука Милы почувствовала тепло от рук мужчины, который в расслабленной, мечтательной позе откинулся на спину, и так же, как она, смотрел на звезды, небо.