Любовники чертовой бабушки - Людмила Милевская

— Я тут при чем? — опешил Жан-Пьер.

— Черт тебя дернул надевать эти джинсы! Кази-межу это почему-то сильней всего не понравилось.

— Думаешь, ему было б приятней, если бы я стоял рядом с тобой без штанов? — удивился Жан-Пьер и, отбирая у меня трубку, добавил:

— Вижу, с ума вы сошли от любви.

Я плюхнулась на диван и закрыла руками лицо, пылающее от обиды и гнева. Мне было совсем не интересно слышать, о чем они там говорят, тем более что говорили они все равно по-французски. Уж с Жан-Пьером Казимеж ругаться не стал. Это было заметно по радостной физиономии Жан-Пьера. Она просто излучала счастье. Вот они какие, эти мужчины. Почему Казимеж не спросит у друга про джинсы?

— Иди, хватит дуться, — вспомнил обо мне Жан-Пьер, наговорившись досыта с Казимежем.

Я схватила телефонную трубку и выразительно шмыгнула носом, давая понять, что меня довели до слез. Насколько помню, на Казимежа это действовало безотказно в старые времена. Подействовало и сейчас.

— Муза, прости, я же тебя люблю, — сообщил он царственным тоном.

— Я тоже, — выразила солидарность и я, чем рассмешила Казимежа.

— Что «тоже»? Тоже любишь себя? — спросил он. Нет, это невозможно. А я еще гадала, почему мы расстались. Теперь понятно, что помешало нашему счастью. Его вздорный характер! И это в то самое время, когда я приготовилась быть сущим ангелом! Когда же он начнет говорить о главном, о нашей свадьбе?

Я пригрозила:

— Сейчас положу трубку, и больше ты никогда не услышишь меня.

И попала в самую цель.

— Муза, ни в коем случае! — испугался Казимеж. — Я люблю тебя! Ты можешь приехать ко мне?

«О, вот это дело!»

— Конечно, могу.

— Выезжай прямо сегодня! Или, черт возьми, я умру!

Я послала ему упрек:

— Как же ты, черт возьми, не умер за эти два года, что мы не виделись?

— Вспомнить страшно! — проникновенно воскликнул Казимеж.

Я вынуждена была восхищенно подумать: «Подлец, но как он красиво врет!»

— И мне страшно вспомнить, как эти два года жила, — пожаловалась я, имея в виду развод с тунеядцем четвертым мужем.

Казимеж все понял по-своему.

— Так зачем же нам и дальше страдать? — спросил он. — Почему не воссоединить наши любящие сердца?

«По-моему, он надо мной издевается. Не удивлюсь, если я не ошиблась».

Я (вяло уже) согласилась:

— Давай воссоединим.

— Значит, ты выезжаешь сегодня?

Я задумалась. А почему не сегодня? Париж изрядно надоел со своими сараями. Вот куплю трубку, и можно отчаливать. Ведь мужик с сигарой намекал на свободу действий, так почему я не пользуюсь этой свободой?

Едва Казимеж узнал, что я выезжаю немедленно, он потребовал к телефону друга Жан-Пьера. От неожиданности я просьбу выполнила. С минуту они о чем-то по-французски болтали, после чего Жан-Пьер спокойненько повесил трубку и, подмигнув мне, сообщил:

— Он целует все твои пальчики.

«Ха! Вот это номер!»

Кто женщина, тот поймет, что я имела в виду!

— Только про пальчики ты говоришь? — возмутилась я. — А куда я должна приехать для этого, он тебе не сказал?

— Нет, — весьма беспечно сознался Жан-Пьер. — А тебе?

— И мне не сказал. Он так жаждет встречи, что забыл сообщить, где эта встреча должна состояться!

Я уже гневалась вдохновенно, я выходила из берегов. Носилась по комнате с острым желанием разгромить телефон, балкон, посуду, кое-что из мебели и, уж конечно, все люстры. Жан-Пьер, как это водится за мужчинами, порядком струхнул.

— Давай подождем, — робко предложил он. — Казимеж наверняка опомнится и позвонит.

Мысль неплохая. Я плюхнулась на диван и опять закрыла ладонями пылающее от гнева и обиды лицо.

«Что за насмешник мой Казимеж?! Что за насмешник! Если не позвонит, никогда ему не прощу, потому что сердце мое уже рядом с ним, оно уже билось в такт его сердцу, каменному и жестокому! Так бесчеловечно обманывать! Так обманывать!»

Казимеж не позвонил. Мы ждали час, другой. Он не позвонил. Я приросла к дивану, хотя мысленно готова была бежать искать его хоть на краю света, используя в качестве компаса свое сердце.

Лишь чувство собственного достоинства останавливало меня. Куда мчаться, я абсолютно не знала.

Глава 32

Я сидела на диване и не ведала, что, пока я сижу, переворачивается новая страница моей незадавшейся жизни. Да, она перевернулась именно в тот момент, когда раздался звонок. Я вздрогнула и бросилась к телефону, но Жан-Пьер взглядом, полным боли, меня остановил.

— Это в дверь, — с чувством глубочайшей вины пояснил он.

Я опешила и не поверила:

— Что?

— Ко мне кто-то пришел. Кто-то чужой, потому что свои по-другому звонят, — пояснил он и грустный поплелся в прихожую.

А я осталась сидеть на диване, разжеванная судьбой. Безжалостная судьба меня пожевала и выплюнула на этот старый и грязный диван…

Жан-Пьер быстро вернулся.

— Тебе принесли билет на поезд до Тьонвиля, — сообщил он удивленно. — Здесь письмо, речь идет об отеле «Пандан». Видимо, там забронирован номер.

— Тьонвиль — это где? — спросила я, трепеща от радости.

— Далеко.

От страха не скоро увидеть Казимежа мое сердце сжалось:

— Как далеко?

— Километров триста по железной дороге.

— Фи, — выразила презрение я, — это ж рукой подать! Но все же где этот Тьонвиль? Можно узнать подробней?

— Где-то на границе, рядом с Германией и Люксембургом. Может, ближе к Бельгии. Надо посмотреть на карте. Я не был там никогда.

Жан-Пьер вытащил карту, и мы очень быстро отыскали Тьонвиль. «Дыра, наверное, еще та», — подумала я, ничуть об этом не сожалея. Какая разница, где встречаться с Казимежем? Хоть в кратере действующего вулкана, лишь бы скорей.

— Ах, я не купила трубку моей бабуле! — вдруг вспомнила я.

Жан-Пьер удивился:

— Ты деньги нашла?

— Да, они в моей сумке. О боже! Где сумка? — меня бросило в жар, а следом и в холод.

— Не пугайся, ты оставила ее на балконе соседа, — сообразил Жан-Пьер.

Уже через час трубка «Данхилл» (с двумя белыми пятнышками) покоилась в моей сумке рядом со всяческими аксессуарами и с самым изысканнейшим табаком. Я была счастлива.

«Как прекрасна жизнь, если подойти к ней умело!» С этой оптимистической мыслью я попыталась войти в отель, но не тут-то было. Дорогу мне преградил Тонкий.

— Иди за мной, — процедил он сквозь зубы.

Я нехотя повиновалась. С соблюдением конспирации я вновь попала к мужчине с сигарой. Не могу сказать, что жаждала этой встречи, но ничего не поделаешь: такова жизнь с ее бесконечными сюрпризами и «подарками».

Мужчина с сигарой на этот раз был недоволен.

— Почему ты сняла брошь? — строго спросил он. Пришлось сплести сказочку про разлитый на грудь коктейль и поспешное переодевание, в ходе которого брошь была забыта на старом платье. Рассказывала я, мысленно вознося благодарственные молитвы всевышнему. За что? Да за то, что он подарил мне подругу Ганусю — иначе где бы еще я научилась так врать, с ходу и на любую тему?

Мужчина с сигарой слушал мое повествование (довольно длинное и подробное) и задумчиво пыхал дымом. На его беспристрастном лице не отражалось эмоций. Должна сказать, не самая лучшая аудитория для моего вдохновения.

— Что ж, — произнес он, когда я иссякла, — будем считать, что врешь убедительно.

Я энергично его поддержала:

— Давайте так будем считать. Тем более что мне некогда больше врать.

Мужчина выразил удивление.

— Ты куда-то спешишь?

— Да, в Тьонвиль на встречу с Казимежем.

Сигара едва не вывалилась из его косматого рта, так широко этот рот распахнулся. Мужчина катапультировался из кресла и бросился меня обнимать. «Отзывчивый человек, — с одобрением подумала я, — и душевный. Радуется чужому счастью, словно ребенок».

— Когда ты едешь? — спросил он меня, пожирая глазами, полными отеческой нежности и любви.

— Вот, — я показала билет и бумажку с названием отеля. — Сегодня еду, и номер уже забронирован. Вы мне денег еще дадите? — деловито осведомилась я.

Мужчина испуганно замахал руками:

— Хорошо, что напомнила! Я чуть не забыл!

— А вещи мои? Будет лучше, если я заберу их с собой. Все.

— Кому лучше? — опешил мужчина.

«Мне лучше, чудак», — подумала я, а вслух вежливо произнесла:

— Лучше для дела.

— Конечно, — согласился он. — Вещи возьмешь с собой. Что тебе известно еще?

Мучительно хотелось поинтересоваться, что конкретно он имеет в виду? Вспомнив уроки бабули, я решительно подавила это желание и ответила:

— Пока ничего. Надеюсь, в Тьонвиле больше узнаю. Будут еще приказания? — спросила я, давая понять, что очень спешу.

— Поступим следующим образом, — спохватился мужчина. — Ты едешь в Тьонвиль и действуешь там по обстоятельствам. Должен тебя огорчить: в Тьонвиль ты поедешь одна.

«Одна — это значит без Тонкого. Нашел чем огорчить. Свита мне ни к чему, тем более при встрече с Казимежем».