Экзистенциализм. Возраст зрелости - Петр Владимирович Рябов

И руку помощи всегда протянет,

Кто, ненавидя ложь, лишь правду говорит,

Но на солгавших зла в душе не держит.

Тем большая им честь, когда предвидят

(А многие предвидят), что в конце

Появится коварный Эфиальт

И что мидяне все-таки прорвутся.

Завершая разговор о первом, «абсурдном» цикле произведений Камю, я хочу еще два слова сказать о повести «Посторонний». (Ее первым наброском была повесть Камю «Счастливая смерть».) Она является прекрасной художественной иллюстрацией к теме абсурда, абсурдного мира и абсурдного человека. Можно взять и рассмотреть в том же качестве пьесы «Недоразумение» или «Калигулу», но я возьму «Постороннего».

Главный герой повести – Мерсо. Он человек предельно отчужденный. Его своеобразие в том, что он ясно и честно видит бессмыслицу мира. Мы все с вами живем в мире каких-то иллюзий. Мы воображаем: травка для нас, солнышко для нас, птички для нас, мир для нас. А главный герой «Постороннего» видит мир как он есть. Без вот этого успокоительного и обманчивого фильтра «смысла», который мы обычно вносим от себя в этот мир. (Об этом есть кроме «Тошноты» Сартра замечательный рассказ Владимира Набокова «Страх», в котором герой вдруг в один ужасный миг увидел мир в его обнаженной бесформенности.) И Камю так как раз и описывает его речь.

Он начинает повесть так: «Сегодня умерла мама… или вчера, я точно не помню…»

Он ходит на работу без смысла. У него умерла мама, а он ничего при этом не чувствует. У него есть какая-то любовница, с которой он занимается сексом. Она к нему постоянно пристает с вопросами: «Ты меня любишь? Женись на мне!», а он говорит: «Да нет, не люблю. Но, если хочешь, женюсь». Ей хочется каких-то чувств от него, хочется какой-то осмысленности, какой-то общепринятой лжи, а у него нет никакого смысла и никакого желания лгать. Он такой предельный тип человека, который видит мир в его бессмыслице. Идеальный герой абсурда. Если хотите его представить, прочитайте «Постороннего». Это с одной стороны. И тут возникает еще очень важная тема: равнодушной природы. Природы, которая совершенно чужда человеку. И так же, как бессмысленно-честно живет этот Мерсо, – отстраненно, ничего не чувствуя, не имея никаких смыслов, какие обычно люди имеют и привносят, не имея иллюзий, которые люди питают в отношении этого мира, хотя бы любовницы, в отношении мамы. Так же случайно, абсурдно, беспричинно он убивает на пляже араба. Его судят. Но судят не за убийство араба, потому что, сами понимаете, это Алжир, колония – расизм, колониализм; араб – это «не вполне человек», и ему, Мерсо, ничего плохого бы не сделали за убийство. А судят его за то, как он себя ведет. Вызывающе, нарушая все иллюзии и приличия. Начинается рассмотрение, говоря отвратительным советским языком, «морального облика» Мерсо. Начинают разбираться – и выясняют, что вот такой он аморальный человек. Глазами Мерсо показано лицемерие окружающего общества. Он как бы вскрывает правду о бессмыслице этого общества.

И в нем воспринимают опасного человека. Не потому, что он кого-то убил, а, кстати, убил он тоже непонятно почему; когда его спрашивают, он отвечает: «Потому, что была жара». Опять жара, солнце! Природа каким-то непостижимым роковым образом вмешивается. Причина это или не причина для убийства? Мы не знаем. Мы совсем ничего не знаем – ни о мире, ни о себе. Судят его не за убийство, а вот за эту откровенность, честность, за то, что он, как малыш в сказке Андерсена, говорит, что король-то голый. А от него все требуют какого-то смысла. Любовница требует, чтоб он ее любил. Или хотя бы говорил, что любит. Священник приходит, начинает ему говорить, чтоб он исповедался, покаялся. Чтобы он поверил, или хотя бы сказал, что верит. Сделал вид. Как все делают вид, что любят и что верят. А Мерсо не как все.

Мерсо – это такой философский идеальный герой, который отстранен от всего, отчужден от всего. Который вскрывает неправду и бессмыслицу окружающего мира. И за это несет кару – принимает смерть. И тут, конечно, его (Камю) ожесточенная полемика с христианством присутствует, как всегда. Христианство рассматривается как ложь, лицемерие, обман и слабость.

«Посторонний» – замечательная повесть Камю. Почитайте ее, чтобы лучше прочувствовать мир абсурдного человека. Но и пьесы не хуже. И сходите в театр (например в «Театр на Юго-Западе»): там отлично поставили пьесу «Калигула». Тоже следует посмотреть. Не пожалеете!

Бунт прямо вырастает – уже в «Мифе о Сизифе» – из абсурда. Ответ на мир абсурда: бунт. И вселенная бунта раскрывается в поздних произведениях Камю.

Но прежде, чем мы обратимся к «бунтарскому циклу», нам надо задержаться ненадолго на очень маленьком и важном произведении – «Письма к немецкому другу».

Это четыре небольшие статьи, которые были напечатаны Камю в газете Combat, подпольной газете, и они стали манифестом французского Сопротивления, где он пытается что-то противопоставить на духовном уровне нацизму.

Камю здесь обращается к некому виртуальному «немецкому другу», выдуманному персонажу, с которым они с Камю начинали с одного – с Ницше. С того, что Бог умер. Исходная точка для «немецкого друга» и для Камю одна: «Бог умер». А, как вы помните по Достоевскому, «если Бога нет, то все дозволено». И «немецкий друг» сделал из события «смерти Бога» все свои выводы. Законы джунглей – бей, души, дави! Все позволено – и концлагеря. Он стал нацистом. И Камю очень важно