Последняя женская глупость - Елена Арсеньева

– На подобную экспертизу нужно постановление суда! – выкрикнула Алла Анатольевна. – А до суда еще надо дело довести!

– Доведу, не беспокойтесь, – спокойно кивнула тетя Лида. – Не такая уж вы важная персона, чтобы из-за вас ваши начальники копья ломали. Поначалу, может, и попытаются защитить, но очень скоро поймут, что это себе дороже. Когда я в Москву писать стану… а я стану!.. они от вас быстренько отрекутся. Посоветуют подать заявление по собственному, чтобы не пачкать честь облисполкома, – и распрощаются с вами с большим удовольствием. А дальше вы будете предоставлены только себе самой. Что, скажете, такого не может произойти?

По мгновенно исказившемуся лицу Аллы Анатольевны сразу стало ясно, что она уже думала о таком исходе дела. Но тотчас снова приняла свое обычное спокойное выражение.

– Ладно, – сказала с деланой небрежностью. – Хотите с нами воевать – воюйте. Добивайте женщину, которая одна, без мужа, растила детей с самого младенчества, перебивалась с копейки на копейку, у которой на шее престарелые родители сидят…

Тетя Лида просто-таки глаза вытаращила от осознания этого эпического лицемерия. Насколько ей было известно, муж Аллы Анатольевны умер всего лишь два года назад, в то время сыну было пятнадцать, а дочери – одиннадцать лет. Поскольку муж ее был полковником, после него вдова получала солидную пенсию. Да и в облисполкоме не гроши платили, вдобавок всякие пайки давали. Что же касается сидящих на шее родителей, то отец Аллы Анатольевны в свое время был видным геологом, одним из разработчиков месторождений якутских алмазов. Его пенсия была просто невероятной, да и у жены, имевшей северный стаж, – тоже весьма значительной. Мало того – у них были сбережения на книжках, вдобавок очень немаленькие. Так что еще вопрос, кто у кого на шее сидел. Старики вполне могли бы вести самостоятельную и обеспеченную жизнь, однако дочь не переставала грозить, что запретит им общаться с внуками, вздумай они отселиться. Алла Анатольевна умела держать в руках бразды правления! Очень жаль, что тетя Лида так поздно додумалась, как встать ей поперек дороги. Но лучше поздно, чем никогда.

– Вам что нужно? Деньги нужны? – продолжала Алла Анатольевна, причем в ее голосе появились визгливые, истерические нотки. Теперь не электродрель работала, теперь казалось, что кто-то скребет железкой по стеклу. – Дадим мы вам денег, только отвяжитесь. Вам все равно не удастся добиться, чтобы мы этого выблядка взяли в свою семью. Ваша племянница его родила – вам и растить, и воспитывать.

– А я только этого и хочу, – сказала тетя Лида, и сама поразилась тому, как спокойно звучит ее голос. Нет, не спокойно – мертво! Она так старательно внушала себе, что нужно держать себя в руках, что почти убила в себе все чувства. Сейчас не время было хвататься за сердце или заливаться слезами. Даже при новых оскорблениях в адрес Маши и маленькой девочки. Надо все вытерпеть – потому что только так можно добиться того, чего она должна добиться. – Я только этого и хочу! Но не выблядка, как вы говорите, воспитывать я мечтаю, а девочку, у которой есть отец. Отец, который признает ее своей законной дочерью. И если я этого добьюсь, я от вас отстану. Клянусь. Даже денег не возьму. Продам дом, уеду к своей двоюродной сестре в Хабаровск, она меня давно зовет. Проживем с девочкой вдвоем. Но только, если он официально ее усыновит. То есть удочерит, хотела я сказать! – махнула она рукой. – Официально!

– Но это же все равно, как если б я вышел на площадь Ленина и во весь голос закричал, что она моя дочь, – послышался безнадежный голос, и тетя Лида с удивлением воззрилась на парня, окаменело приткнувшегося к диванной спинке. Не сразу поняла, что это он заговорил. Отверз наконец-то уста! В первый раз не только за этот вечер, но и вообще за все время, что тетя Лида его знала.

– По-хорошему, молодой человек, вам бы следовало поступить именно так. Но ладно. Бог вам судья. Думаю, то, что вы сделали, вам еще в жизни аукнется, и очень больно. Это сейчас, пока вы молодой, вам кажется, что жалеть ни о чем и никогда не будете. А может выйти так, что в этой девочке все ваши надежды сойдутся, все будущее, вся жизнь! Однако пока о другом поговорим. О том, как усыновление провести – и вашу подлость в тайне сохранить. Я тут еще при Машенькиной жизни съездила в Хабаровск, нарочно съездила, чтобы у одного знаменитого адвоката проконсультироваться, как быть и что предпринять.

Алла Анатольевна сделала громкое глотательное движение, но ни слова не произнесла. Только взяла руку сына и прижала к своей щеке. И все время, пока тетя Лида излагала свой план, она так и сидела, не выпуская его руки.

Она любила сына так же, как тетя Лида любила Машу, а теперь – эту маленькую девочку со звонким, гулким именем. И Алла Анатольевна тоже была готова на все ради своего ребенка. «Выходит, мы чем-то похожи», – подумала тетя Лида, и ей стало тоскливо при этой мысли.

Павел Малютин

17 августа 2001 года. Нант, Франция

– Добрый вечер.

Павел резко обернулся, изумленный тем, что не слышал шагов за спиной:

– Добрый… Откуда вы взялись?

– А вон оттуда, снизу, – Резвун кивнул на маленький катер, притулившийся к самому берегу.

Это был ресторанчик, один из многих подобных суденышек, пристроившихся на кромке воды и всю ночь принимавших посетителей. Иной раз там помещалось всего два-три столика, а то и просто стойка бара да бильярд, больше ничего. Неведомо, какой доход приносили они своим владельцам, скорее, это было место дружеских или интимных встреч, а вовсе не место для бурных пирушек. В таких ресторанах подавали мули – варенные со специями ракушки-перловицы, салаты, теплый хлеб с красным вином, картофель фри, ну и иногда, как признак особой утонченности, авокадо с креветками. Павел обожал такие ресторанчики за ощущение полной уединенности, которое в них испытывал. Садишься в уголке и держишь взглядом все окружающее пространство. Милое дело! Это тебе не фешенебельный ресторан, где в любую минуту к тебе может бесконтрольно приблизиться кто угодно, тут сам ощущаешь себя хозяином положения.

Этот «пункт приема пищи» под названием «Petit riche», «Маленький богач», особенно нравился ему. И мули здесь были просто отменные, и место тихое, народу после полуночи практически никакого, и строение набережной подходящее… Собственно, поэтому он и назначил встречу Резвуну именно здесь. Но все же как так вышло, что ему удалось подойти к Павлу бесшумно и незаметно? Ведь не зря Малюта явился за четверть часа и держал, постоянно контролировал все подходы. Он поступал так по привычке, а вовсе не из недоверия к Резвуну, однако сейчас почувствовал себя крайне неуютно, как будто открылся противнику.

Ладно, не комплексуй, Малюта. Резвун тебе не противник – напротив, жизнь этого человека зависит от тебя, от твоей доброй или недоброй воли. Стоит тебе вот сейчас, словно невзначай, опустить руку в карман и…

– А что это у вас? – спросил он, кивком указывая на плоский чемоданчик, с которым явился Резвун. – Ноутбук, что ли?

– Он самый. Я его во все поездки беру с собой. Удобнейшая вещь. Хочу вам одну дискетку показать, настолько интересная дискетка, что нет терпежу ждать. Понимаете, у нас там, в оргкомитете, стоят компьютеры для участников фестиваля. Связь с Интернетом бесплатная. Ну я слазил в свой почтовый ящик, а там… «мыло» из Нижнего. От друга Гриши. Я его на дискету сбросил и немедля вам в клювике притащил. Понимаете, у меня такое впечатление, что Гриша свои замыслы в корне изменил. Давайте присядем… Может, вон туда, на лавочку, поднимемся? – Он указал чуть вверх, на набережную, где под платанами и впрямь стояли чистенькие многочисленные лавочки для отдыха добропорядочных нантцев.

– Как изменил? – недоверчиво пробормотал Павел, не трогаясь с места. – С чего вы взяли? И даже если бы он их изменил, он, наверное, сообщил бы об этом прежде всего мне, а не вам.

– А вы когда почту проверяли? – спросил Резвун.

– Да сегодня днем. У моего хозяина в офисе стоит компьютер, там есть интернетская связь. Я проверяюсь ежедневно, однако никаких новых инструкций мне не поступало, пришло одно сообщение, но это всего лишь ответ на старый запрос, а никаких инструкций при нем не было.

– Во сколько вы проверялись?

– В шесть часов.

– Ну вот, видите. А я влез в Интернет в 22.00 по местному времени. Видимо, там у Гришки что-то экстренно сдвинулось в башке. Или… или я не знаю что. Так мы идем на набережную или нет?

– Полиция, боюсь, привяжется, – угрюмо ответил Павел. – Они по ночам очень лихо шмонают поздних прохожих. А тут два иностранца сидят на лавке, пялятся в ноутбук… Не шпиены ли? Тем паче – русские, русских они не больно любят.

– А кто нас любит? – удивился Резвун. – Да бог с ними со всеми. Тогда где присядем?

– Пошли вон туда, – Павел указал чуть левее, где из тьмы выступало некое украшение набережной, формой напоминающее немаленькое такое ухо.