Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

в Лунь юе понимается уже совсем иначе, чем в древности – он означает «человеколюбие», – но при этом он по-прежнему рисуется в своей древней графической форме, где верхняя черта его мнимой «двойки» короче нижней.

Канонизированный Ши цзин состоит из трех главных разделов: Го фэн, Оды и Гимны. Исходя из разумной логики современного представления о поэтических сборниках, раздел «Гимны», прославляющий Вэнь-вана, У-вана и дела родоначальников династии, должен был стоять на первом месте, как самый важный. Но мы этого не видим. И это можно объяснить только тем, что раздел Го фэн (или, иначе, Го фын) является более древним и действительно более важным. В этой последовательности глав Ши цзина, как в зеркале, отразилось неуклонное снижение духовного уровня входящих в него текстов – снижение, которое происходило синхронно с процессом секуляризации китайского общества.

Даже само древнее название этого первого раздела уже никто не воспринимал правильно. Го фэн всегда понималось как «Нравы царств» (отдельных княжеств, входящих в объединенный чжоуский Китай). В этом сочетании знаков иероглиф го – это «государство», а фэн/фын – всегда означало «ветер». Именно «ветер», но не «нравы». Правильный буквальный перевод этого древнего названия будет «Ветры княжеств». Но он читателю ни о чем не говорит.

Вот что пишет об этих «ветрах» Н. Т. Федоренко в своей книге «Древние памятники китайской литературы» (Издательство «Наука», Главная редакция восточной литературы, М.: 1978, стр. 58):

Согласно гадательным письмам шан-иньцы верили в духов четырех направлений – востока, юга, запада, севера – и [духов] ветров, свойственных каждому направлению. В работе Ху Хоу-сюаня «Объяснение жертвоприношений эпохи Инь четырем направлениям и ветрам четырех направлений о ниспослании урожая» содержится подробный анализ гадательного ритуала шан-иньцев, которые пользовались специальными обозначениями для четырех направлений и соответствующих им ветров. Опираясь на сведения гадательных письмен, Ху Хоу-сюань приходит к выводу о существовании глубокого суеверия у шан-иньцев, в представлении которых каждое направление – восток, юг, запад и север, а также их ветры, олицетворялись соответствующими духами. И этим духам приносились особые жертвы для ниспослания обильного урожая».

Исходя из этого – а Раннее Чжоу полностью заимствовало у более развитых шан-иньцев не только культуру, письменность, ремесленные технологии, устройство дворца вана и аппарат управления государством, но и весь ритуал (Ли) поклонения духам – название первого раздела Ши цзин следует переводить как «Духи царств». А где есть «духи», – там всегда и «духи предков», и обязательное им поклонение. Это мы и видим в ранних текстах Ши цзин.

Наибольший интерес представляют два древних иероглифа, которые присутствуют в составе тех стихов, которые нам предстоит разобрать. Первый – это, конечно Жэнь, но здесь для нас все понятно. Жэнь – это не «прекрасный», «красавец» или «добрый», как мы это видим в добротном художественном переводе А. Штукина, и не английское kind («добрый», «сердечный») в известном переводе Джеймса Легга (James Legge). Как мы уже объясняли, справа в этом иероглифе поставлен древний знак шан. Второй важный иероглиф – это цзу (БКРС № 953) – «предок», «пращур», «праотец». Это, если так можно выразиться, «главный» иероглиф древних иньцев для обозначения ушедших из жизни предков, которым приносились жертвы. В более позднем языке он стал обозначать грамматический союз «и» или наречие «еще», «пока» и т. д., причем, произношение его поменялось. Во всех традиционных переводах Ши цзин этот древний иероглиф «предок» ошибочно переводится как союз «и».

Целесообразно привести мнение того же Н. Т. Федоренко – а он является признанным знатоком вэньяня и всей древнекитайской поэзии (в том числе Ши цзин) – о тех трудностях, с которыми сталкивается любой переводчик, приступающий к переводу древнекитайских текстов (там же, стр. 152, 155, 156):

Сложности расшифровки древнекитайского текста <…> вызываются также тем, что в процессе переписки допускались искажения, описки, замены одних иероглифов другими, нередко с одинаковой фонетикой, но разной семантикой. Наконец, по разным причинам во многих древних памятниках возникали иероглифические лакуны, которые в различные эпохи заполнялись не методом научной реконструкции текста, а скорее по наитию комментаторов, как то подсказывалось им не только эрудицией, но и субективностью их воззрений. <…> «Шу цзин» и «Ши цзин», отмечает крупнейший китайский ученый Ван Го-вэй, – книги, которые привык штудировать каждый. Но из книг конфуцианского канона они наиболее трудны для чтения. В «Шу цзине», замечает он, не поддается толкованию до пяти десятых его объема (т. е. ровно половина! – Г. Б.), а в «Ши цзине» – одна-две десятые (явно заниженная оценка – Г. Б.). Эрудиты со времени династии Хань и Вэй давали их тексту насильственное, притянутое толкование, которое так и не приводило к ясности. Отсюда исследователи приходят к убеждению, что и прежние ученые не умели правильно прочитать древнекитайскую иероглифику, не понимали смысла документов. <…> Сопутствующее значение слов настолько неопределенно и расплывчато, что при фразеологическом построении они могут выступать в самом различном смысловом сопоставлении. Это нередко приводит к тому, что текст легко поддается диаметрально противоположной интерпретации.

Тот текст Ши цзин, которому в прямом смысле слова поклонялся Конфуций, представлял собой древний религиозный сборник, специально созданный для человека, практикующего Жэнь с целью получения опыта Вэнь. В раннем Чжоу таким человеком, как правило, был цзюнь цзы – молодой аристократ, вставший на путь чжэ Дэ. Эта книга означала для древнего китайца намного больше, чем, например, Псалтирь для древнего еврея. Она была в прямом смысле слова «Евангелием» Раннего Чжоу. Первоначальный Ши цзин представлял собой небольшой сборник глубоких и поразительно талантливых медитативных текстов, способствующих погружению человека «в самого себя», – так, чтобы найти незримую дорогу к миру благих предков.

У подготовленного читателя подобные слова могут вызвать некоторое внутреннее несогласие, т. к. ему хорошо известно, что в Ши цзин одной из важнейших тем является тема помолвки или встречи молодых жениха и невесты – свадебная тема. Это действительно так, но причина появления этой темы в религиозном сборнике совершенно иная, чем предполагает такой читатель.

Древний аристократ Чжоу был убежден в том, что он пришел в этот мир из «далекого» мира благих предков, и главную задачу в жизни видел в своем возвращении в этот прекрасный мир. Почему же в таком случае эти аристократы не совершали самоубийство для скорейшей реализации своей мечты о потустороннем мире? – вполне резонно спросит читатель. Дело в том, что именно туда – в мир «духов верха» – невозможно попасть из нашего мира «с пустыми руками». Для этого необходимо сначала «стяжать Дэ», используя практику Жэнь. А затем благодаря этому Дэ получить опыт «просветления сердца» (мин синь), став, таким образом, человеком-Вэнь. Только