Курс. Разговоры со студентами - Дмитрий Крымов

жалко, когда я читал роман. Я понял, что она влюбилась в «не своего», он был «иностранец» в этой деревне, среди этих, в общем, хороших людей, он нос задирал, он был лишний, и это было физически видно. А когда во втором действии он пришел в дом генерала, в дом Татьяны, выросшей Татьяны, у него вообще стула не было! И ему долго его не приносили. Его не ждали. Лишний? Лишний. Так что и со стыдом, может быть, можно найти… Надо подумать… Меня кольнуло… Я хочу сделать что-то, чтобы там это было. СТЫД.

Я помню, где-то читал, что Толстой, когда уже стариком был, написал Столыпину, когда тот смертную казнь восстановил. Толстой его на коленях нянчил, потому что он с его отцом в Севастополе воевал. И он Столыпину, премьер-министру, написал, что не надо так делать, не надо, стыдно потом будет. А Столыпин ему сначала не ответил. Он ему второе письмо написал, это уже человек с бородой говорит: «Я же хорошего хочу, что же вы мне не отвечаете? (Я сейчас своими словами пересказываю.) Я сказал вам, что стыдно будет». И тот ему ответил: «Уважаемый Лев Николаевич, я Вас очень люблю и вполне возможно, Вы правы, будет стыдно. Но я не могу по-другому. Я премьер-министр. Извините, Вы там в Ясной Поляне сидите, а у меня столько дел, что сделаешь одно хорошее дело, будет как последствие десять других плохих… Я должен выбирать. Я считаю, и я стою на этом, что я делаю правильно».

Вот с кем бы ты хотела сделать спектакль, кроме меня? Марталер, Кастеллуччи, Станиславский, не знаю… Ну кто? Вахтангов?.. Ты бы принесла – стыд. Потрясающе, да? Но не обижайся, если они спросят: а как? Как, как, как, как? Или придумай, что дальше, или уж не обессудь…

Ребятки, вот послушайте меня, у меня есть такая привычка, может быть дурная, к которой надо вам немножко привыкнуть, – я постепенно раскочегариваюсь… Вы вылавливайте, не уставайте… Где-то выловите для себя что-то важное. Когда устанете, мигните.

Воспринимайте, проецируйте, пожалуйста, все разговоры, которые сейчас происходят, на себя, потому что с каждым пускаться в такую длинную дистанцию будет скучновато. Мы должны как-то набрать эту общую информацию, чтобы она у нас была базовой для разговора с каждым человеком, хорошо?

Так что можно все, только через что-то конкретное. И «стыд», наверное, тоже можно, конечно же. Слово-то хорошее.

Вот, скажем, Достоевский, декорации Боровского к «Преступлению и наказанию». Помните, там угол сцены, лежит тело старухи и дверь в крови. Пустая сцена, только один правый угол таганский занят этой точной реставрацией события. Он работал как судебный медэксперт: Раскольников убил именно здесь, убил именно так. Взял так, повернул так, потом два шага – тяп! – и ушел. И эта дотошность, и то, что люди проходили через сцену мимо этой лежащей старухи… Это даже объяснять ничего не надо было. Это было как бы физически понятно. Достоевский весь из этих мелочей, психологических и географических. Он, Боровский, всю теорию, наверное, хорошо понимал, как любой человек, ну там «или я тварь дрожащая, или право имею», и так далее. Но он взял только лишь географию, точную географию убийства, потому что за этой философией просто забывают, что он человека убил. Он топором ударил ее по голове. И Боровский нам это изначальное событие вернул. Это было так. И эту декорацию не забудешь. Может, правда, время уходит, но в то время это было просто как ожог. Это было выше всех теорий: Наполеон – не Наполеон, право имею – не имею, Сонечка, искупление… Вот, вот что было: он открыл дверь, повернулся и ударил ее топором по голове. Это конкретное место. Не забудешь. Преступление. Достоевский – это преступление.

Как бы «стыд» так материализовать? Чтобы тебе хотелось в столярку бежать, а мне – к актерам? А?

В общем, что я сейчас хочу сказать, что должно осесть в сите, в котором, знаете, промывают породу? Старайтесь находить вещи, которые вас тревожат и из которых можно дом построить, которые тянут к следующему физическому вашему действию, понимаете?

Я пока сумбурно, но пусть это будет пока так, я не знаю, как это более ясно сказать… Фантазия, уловленное свое тревожное чувство, копание в авторе и чувство своего следующего шага, и – набирать, набирать. Как хозяйка идет, она же не покупает все подряд… Вот как Инна. Я говорю: «Дай мне список, я пойду в магазин». – «Нет, ты не купишь». Я говорю: «Почему не куплю, что же тут трудного?» – «Нет, нет, я иду и фантазирую»… Она покупает то, из чего она знает, что она приготовит. Это или это. Она не покупает вообще. Поэтому, когда покупаете, то есть придумываете и фантазируете, думайте, что вы из этого приготовите.

И я бы хотел, чтобы вы ничего не делали, не написав этот лист, лист своих ассоциаций. Только возьмите неровный кусок бумаги, не А4, который годится для заявления в бухгалтерию, а большой и неровный кусок, можно от обоев оторвать, чтобы давал ощущение свободы. И исписать его всем, что в голову придет. А потом отчеркнуть три ассоциации, без которых не сможете обойтись. Три главные. Это и будет ваш компас, по которому вы сами себя сможете проверять: туда ли идете? Этот компас не даст вам уйти от себя.

Вы сами почувствуете, когда в этом списке появится вещь, слово или образ, на которые вы можете опереться, как на ступеньку, из которых захочется сделать театральную игру. Думаю, что вы не ошибетесь, во всяком случае я рядом, я покажу, если вы сами ее пропустите. Не комплексуйте, что вы чего-то не сделали. Это путь, и нужно по нему идти, нужно перевести это в более конкретный вид, это очень практическое дело. В следующий раз продолжим.

Булгаков с Гоголем в четыре руки

Мне кажется, что, когда вы пишете ассоциации и начинаете об этом думать, конечно, нужно писать все, что в голову придет… Как бы. Главное, надо помнить, что вам потом с этим работать. Приносите кирпичи, которые вам понадобятся, из которых вы предполагаете построить ваше здание… Вы же пишете для себя, а не для кого-то. Если для кого-то, то можно дать такие несколько фанерные, абстрактные замечания типа «я такой умный и эмоциональный». Ну как бы замечания вообще… Мне кажется, в этих ассоциациях нужно сразу, именно сразу – вот, не знаю, пришло в голову что-то, любое, ну положим, простое… – нужно