Ведьма отлива - Джон Карр

Рот Бетти приоткрылся. Никто не назвал бы ее лицо злым или некрасивым, но оно казалось таким сейчас, когда она была вне себя. Шляпка с плоским плюмажем, сизо-серое платье и короткий сизо-серый жакет с перламутровыми пуговицами придавали ей столь не соответствовавший ее состоянию нелепо церемонный вид.

– Умер? Почему ты говоришь «умер»?

– Во всяком случае, он исчез. Какая-то женщина вызвала его из зала ровно через минуту после того, как ты ушла. Бетти, это не ты его звала?

– Нет!

– Он должен был спуститься сюда один. Ты видела его?

– Нет!

В бильярдной было прохладно. В каменных нишах тускло светили лампочки, но их света хватало лишь на то, чтобы прочесть надписи под картинами. Гарт напряженно смотрел на край стола, возле которого стояла Бетти.

Пятнышко, даже при свете люстры почти неразличимое на темно-сером холсте покрывала, привлекло его внимание.

– Бетти…

Он шагнул вперед, сдернул перчатки, спрятал их в карман, заодно достав носовой платок, коснулся указательным пальцем края стола и, поспешно обтерев пальцы платком, убрал его обратно.

Теперь успокойся, – сказал Гарт, – и постарайся впредь не терять голову. Но это, – он ткнул в край стола, – кровавое пятно.

Глава 15

– Я не знаю. Я не видела его. Ты с ума сошел, если думаешь, что это я сделала.

– Как давно ты здесь?

– Д-две, может быть, три минуты. Не дольше. Вот и все. – Бетти глубоко вздохнула.

– Если есть еще что-нибудь, Бетти, не бойся, скажи мне.

– Да, – сказала она. – Я понимаю, что бояться не нужно. Я знаю, ты защитишь меня. Ты всегда оберегаешь меня, да?

Голос не подчинялся ей и звучал хрипло, хотя она говорила тихо. Гарт взглянул в помертвевшие карие глаза. Без толку говорить ей, что женщина обычно выбирает самый неподходящий момент для выплеска обиды или ревности, которые доводят ее до крайней степени исступления.

– Я понял, – сказал он. – Это ты стояла под дверью моей комнаты ночью и слышала все, что я говорил Марион Боствик.

– Да. Я все слышала. Даже после того, как во второй раз ты чуть не обнаружил меня.

– Бетти, ты можешь понять…

– Нет, не могу. До того я винила себя и ненавидела себя за то, что так ужасно с тобой обращаюсь. Теперь это даже смешно. Чем я хуже твоей дорогой… твоего дорогого друга миссис Боствик? Разве я, хоть на одну десятую, хуже? А теперь я тебе расскажу, что на самом деле произошло в субботу.

– Нет, не расскажешь.

– Я хочу сказать тебе…

– А я сказал – нет! – закричал Гарт, двигаясь вокруг стола вслед за нею. Серые перчатки Бетти взмыли, словно она хотела вцепиться в его лицо когтями, но выглядел этот жест неубедительно. – Я уже догадался, и времени нет. Если что-нибудь случилось с Майклом Филдингом, тебе лучше объяснить свое поведение сегодня.

– Ты воображаешь, меня волнует мое поведение сегодня?

– Тебе придется объяснять. Что ты делала здесь, внизу? Почему ты убежала из зала?

– Я пришла сюда потому, что во всем этом жутком отеле бильярдная единственное место, где в воскресенье можно побыть одной. Одной, одной, совсем одной. Тебе никогда не хотелось побыть одному, чтобы никто тебя не видел? Едва ли. Ты один из этих, самодостаточных. Я знала, что ты не доверяешь мне, и убедилась в этом еще раз вчера. Но я не догадывалась, как мало ты мне веришь, пока ты не показал своему Майклу Филдингу эту напечатанную на машинке записку и не заявил, что был вынужден солгать, что сам писал ее.

– Ты слышала, что я говорил Марион ночью? Слышала и ничего не сказала об этом, а из-за такого пустяка, как записка, впала в истерику?

– Пустяк? Ты назвал записку пустяком? Боже мой, как я тебя ненавижу! Я в жизни еще никого так не ненавидела!

– Бетти, успокойся!

– Да, ударь меня. Почему бы нет? Я знаю, тебе этого хочется. Ну, подними на меня руку. Почему бы и нет?

– Успокойся, я сказал! Мы должны найти Майкла, иначе…

Иначе, подумал он, последует взрыв таких рыданий, остановить которые сможет только самая варварская пощечина, и именно это он хотел бы сделать; его напугало то, что ему захотелось ударить Бетти или тряхнуть ее с такой силой, чтоб у нее клацнули зубы.

Гарт резко отвернулся и оглядел комнату.

Он почувствовал, как пот выступил у него на лбу. Здесь, в этом так называемом гроте, они словно оказались в подводном мире; сюда не долетал ни один звук, кроме звука его собственных шагов. Гарт шагнул к ближайшему алькову.

В каждом алькове стоял небольшой круглый столик и мягкий диванчик, обтянутый зеленой кожей. Медленно переходя от одного алькова к другому, он обследовал каждый из них, заглянул под все диванчики и даже осмотрел каменную кладку арок над головой.

– Больше смотреть негде, – сказал он. – Майкла здесь нет.

– Ты удивлен? Наверное, он исчез. Может быть, я заставила его исчезнуть, как та колдунья в одной из книг, которые ты мне дал.

– Так, Бетти, кое в чем тебе лучше разобраться здесь и сейчас. Я не только дал тебе эти книги; я написал некоторые из них.

– О силы небесные, о чем ты говоришь?

– О чем слышишь! Я, возможно, плохо тебя защищал. Но я не желаю, чтобы тебя повесили только потому, что я написал полдюжины дурацких романов о невероятных преступлениях.

– Не оправдывайся. Не нужно. Ты ведь преуспел в другом, не так ли? Ты замечательно выгородил свою дорогую миссис Боствик.

– Что вы там говорите, – прервал ее чей-то голос, – насчет дорогой миссис Боствик?

Уголком глаза буквально за полсекунды до того, как прозвучал голос, Гарт уловил какой-то дополнительный свет, который, возможно, зажегся не только что. Сводчатый вход в бильярдную был ярко освещен снаружи. Отрезок винно-красного ковра, ведущий к лестнице, такого же цвета ковер на лестнице, прижатый медными прутьями, полированные стены – все было залито светом. Винсент Боствик, с прижатым к груди цилиндром и тростью под мышкой, стоял в шаге от лестницы.

– Да, миссис? – осведомился Винс. – Могу я осведомиться, о чем вы тут говорили?

Бетти не двигалась, ее лицо совершенно ничего не выражало. Но Гарт в три длинных шага покрыл расстояние до арки.

Весь коридор наверху был освещен хрустальными люстрами, висящими под расписным потолком. На середине лестницы у левых перил стояла Марион Боствик, и голубые глаза ее были так же невыразительны, как у Бетти.

– Я спрашиваю… – повторил Винс.

– Да, – прервал его Гарт, он и сам уже кипел, – но мы думали, что ты ушел, Винс. Точнее, что вы с Марион ушли. Мы думали, ты всегда сопровождаешь Марион.

– Старина, – проговорил Винс уже другим тоном, – так и есть. Именно поэтому я вернулся. Марион подумала, что ты захочешь поиграть здесь, и я дал денег портье, чтобы он зажег свет.

– А с какой стати Марион подумала, что я готов играть?

– Ну, старик…

– Не позволяй ему запугивать тебя, Винс! – закричала Марион, губы ее подергивались от страха и злости. Она смотрелась восхитительно в своем белом платье на фоне винно-красного ковра и полированных дубовых панелей, но почему-то рот бросался в глаза. – Не позволяй ему запугивать тебя, – повторила она, наклонившись вперед. – Ты вечно всем уступаешь. Нам нет нужды бояться, что бы Дэвид ни сказал.

Винс склонил голову набок.

– Временами, старушка, тебе недостает благопристойности. А порой тебе недостает кое-чего другого. Я не собираюсь устраивать здесь скандал, чего, очевидно, ты от меня ждешь.

– Тогда я устрою, Винс, дорогой. Будь уверен!

– Попробуй, Марион, – сказал Гарт.

Но он так и не узнал, что могла бы сделать или сказать Марион. Еще две фигуры появились наверху лестницы – бледный молодой человек и озадаченный пожилой мужчина с пышными седыми усами, крепко державший молодого человека за руку выше локтя. Они стояли и смотрели на троицу внизу.

Свет хрустальных люстр хорошо освещал новоприбывших. Пожилой мужчина был Каллингфордом Эбботом, молодой человек – Майклом Филдингом.

– Идите туда, – прорычал Эббот Майклу, отпуская его руку. – Идите туда, прошу вас, и объяснитесь. Сегодня утром я собирался выпороть юнца примерно вашего возраста. И подобное желание возникло у меня снова. Спускайтесь, сэр!

И Майкл заковылял вниз по лестнице.

Его появление, казалось бы, должно было бы разрядить напряжение, но этого не произошло. По затравленному взгляду, оцарапанным ноздрям, неестественному глянцу высокого воротничка Гарт многое понял и подумал, что, возможно, дело обстоит хуже, чем он ожидал.

Все произошло слишком неожиданно, и Гарту не удалось разглядеть выражение лица Марион. Все – и Марион, и Винс, и Гарт – смотрели вверх. Выбежавшая из-под арки Бетти тоже смотрела туда.

Эббот, стоя наверху лестницы, вытащил из рукава носовой платок и промокнул губы, как ловкий фокусник стерев гримасу. Убрав платок обратно, он сделал правой рукой знак кому-то невидимому. Люстры погасли, весь свет погас, кроме слабого отсвета из бильярдной. За спиной Эббота Гарт видел прямоугольник дневного света в приоткрытом витражном окне и (чего он раньше не заметил) вертикальную полоску света из боковой двери.