Другая Белая - Ирина Аллен

Дом, где поселилась Марина, был викторианский, построенный, наверно, в конце XIX века (королева Виктория жила и правила так долго, что понятие «викторианский» в стилевом отношении довольно разнообразно), несомненно, для одной семьи. Ловкий владелец дома «нарезал» в нем больше двадцати маленьких квартирешек-комнатушек и сдавал их, благо место было бойкое. Маринина студия в своей прошлой жизни наверняка была гостиной — очень высокие потолки с сохранившейся лепниной — есть на что смотреть, лежа в кровати, — огромное «французское» окно — дверь в сад. Громко сказано — сад общий, communial, но есть возможность выгородить достаточно изолированный кусочек («Займусь садоводством!») Марину очень удивило то, что в голой комнате были темные бархатные шторы во всю высоту и ширину стены. Может быть, сохранились от прежних времен?

Вечером в дверь постучали. Сосед. Зовут Карлос. Под мышкой — маленький телевизор:

— Мы с женой съезжаем с квартиры, остается ничейный телевизор, не нужен?

— Очень нужен. Большое спасибо.

— Но за лицензию платить надо.

Оказалось, чтобы пользоваться телевизором, нужно ежемесячно платить двадцать пять фунтов, которые после полугода снижаются до двенадцати с полтиной. Освобождаются от уплаты только старики старше семидесяти пяти лет. Марина еще не успела подключиться к антенне, как получила предупреждение на фирменном бланке: «Не заплатили? Ревизор у вашего порога!» И так далее, включая угрозу судом. Позвонила, открыла счет, заплатила.

Марина купила кровать за полцены (матрас хороший), два сборных шкафа из парусины (дешево и стильно), парусиновое же раскладное садовое кресло (дешево и сердито). Кто-то выбросил из дома напротив высокий резной индийский столик со сломанной ногой, и она подобрала его под покровом ночи (капля экзотики). Черный деревянный стул со скидкой в семьдесят процентов купила просто так — потом разберемся. И еще ковер. Звучит гордо, на самом деле — синтетический палас за двадцать пять фунтов из хозяйственной лавки, но какой на нем узор! Сметливый изготовитель тщательнейшим образом воспроизвел старинный туркменский орнамент с равномерно распределенными по полю восьмисторонними медальонами — гелями (цветками, по-туркменски), за что честь ему и хвала!

Вот тут-то Марина поняла, как ей повезло, что квартира досталась ей без мебели: наконец-то она могла обустроить свое жилье по-своему! Кровать — она кровать и есть, но если ее закрыть восточным платком — это уже что-то! Подумала: «Потом подушек накуплю в „John Lewis“, там бывают очень стильные, закрою ими то, что платок не закрыл». Убегая от мужа, автоматически затолкала свои любимые ткани в чемодан — молодец! Набросила шаль на кресло. А это что за ящик? А если мы этот ящик закроем вот так, то это уже будет кофейный столик! И до чего же хорош высокий черный стул — Макинтош, да и только! Не хватало света. Марина любила, чтобы все углы комнаты были освещены. Села в автобус — двадцать минут от «Каира» до Oxford Street, потом бегом в свой любимый магазин, на четырех этажах которого можно было купить все — от косметики до ниток и пряжи. Магазин был для среднего класса, а может, и выше среднего. Лампы были для нее дорогими. Сразу же понравилась одна: большой как бы полотняный абажур на высоком керамическом основании терракотового цвета. Здорово! Но за ту же цену можно было купить две лампы, хотя и не такие стильные. Купила понравившуюся. Знала по опыту, что если и даст себя уговорить на что-то «более практичное», завтра же побежит менять. Верила первому взгляду. И несколько подушек купила, не удержалась, транжирка. Что-то коричнево-терракотово-бежевое, в стиле «ковра», а одна — просто черный атлас, с «Макинтошем» будет перекликаться. Дома все разложила — расставила: фантазийный интерьер с уклоном в этно. Яркие цвета уравновешивались мягким светом лампы. Первый «ее» интерьер в этой стране. Можно жить!

На третий день послала Дэвиду text[95]: «Когда я могу приехать за вещами? Чем быстрей, тем лучше». Тот ответил, добавив, что его не будет дома, и все ее вещи будут в гостиной. Нашла перевозчика, доехали быстро.

На диване в гостиной лежал белый лист бумаги с напечатанным текстом: «Не стесняйся пользоваться ванной, звонить по телефону, заваривать чай». «Гостеприимный какой!» На подоконнике в вазе, где всегда были сухие цветы, сейчас стоял огромный букет ярко-красных роз и ее фотография. «Боже, какие траты! Последнее прости?» Огляделась — все остальные фотографии исчезли. «Поступок из ряда вон выходящий, — отметила равнодушно, — хочет сохранить хорошую мину при плохой игре». С молодым водителем перенесли все вещи в машину минут за десять.

На обустройство ушло пять дней. «Со счетами за газ-электричество, переводом почты на новый адрес и подключением телефона и Интернета разберусь после. Завтра у меня — первый рабочий день!»

Июль 2006

— Это ваша ошибка, девушка! — строгая дама в «английском» костюме отчитывала Марину, одетую в форму музейного смотрителя. Марина вызвала ее, чтобы помочь бледной, как мел, полной немолодой женщине, отчаянно повторявшей слово: «lоо»[96] и, судя по всему виду, собиравшейся вот-вот pop off[97]. Маринин пост был на входе, и она пожалела эту безбилетницу, пригласила присесть на скамейку в ожидании разрешения посетить так необходимый ей «лу». Заслон в виде менеджера дама не прошла. Ей вежливо объяснили, что подобные удобства — только для обладателей билетов. К удивлению Марины, дама моментально успокоилась, раздумала умирать и, кивая, удалилась. А ведь пять минут назад подобное же Маринино объяснение она не приняла! Своя свою поняла сразу — правила писаны для всех, никаких исключений! Мэри, менеджер, была хорошей теткой и прекрасно знала имя Марины. Видно, серьезно разгневалась, раз назвала девушкой.

— К вашему сведению, первый общественный туалет в Лондоне появился в 1421 году, и с тех пор их стало только больше, — с язвительной улыбкой почти пропела она.

Марина намотала себе на ус.

О’кей, проехали… Смена постов. Теперь Марина проверяла содержимое карманов желающих войти в музей. Слова — «пожалуйста, все металлические предметы: мелочь, ключи, мобильные телефоны — на поднос» она произносила с выражением и улыбкой. Многие отвечали тем же: «Как, мобильник разве металлический?», «Вам все деньги из моих карманов или только мелочь?»

Следующий пост — металлодетектор. Не очень-то приятно обшаривать и мужчин, и женщин с головы до ног. Звенели не только бесчисленные драгоценности на пальцах, шеях, в ушах и где-то еще глубоко внутри восточных красавиц, звенели заклепки на джинсах и куртках, таблетки и презервативы в фольге, протезы… Люди озабоченно и смущенно улыбались, она благодарила каждого и успокаивала: «Все в порядке, проходите, счастливого дня»

Смена постов каждые тридцать минут. До конца ее первого рабочего дня она успела принять-отдать в гардеробе несколько тяжеленных рюкзаков, один чемодан, пару детских колясок, кучу зонтов и бутылок с водой, проверить содержимое двух десятков сумок на предмет «режущего и колющего», обнаружить и конфисковать нож у молодого парня из Восточной Европы на первом проверочном посту и, — о счастье! — не переставая открывать стеклянную дверь перед посетителями, пуститься в разговор о хитросплетениях английских королевских династий с двумя дамами с севера (узнала по акценту), в конце которого, как обычно, следовал вопрос:

— Вы откуда, из какой страны?

После ее ответа — доброжелательный смех:

— Надо было встретить русскую в Лондонском королевском музее, чтобы наконец понять, кто от кто происходит в английской истории.

Они тепло попрощались. Трудовой день закончен, желаемая награда получена.

В тесной подсобке Марина переоделась и обменялась впечатлениями дня с уставшими коллегами, успела кивнуть молодой привлекательной польке, которая достаточно хорошо помнила русский язык, чтобы заговорщически прошептать «мы (славянки) здесь лучшие», и вышла на улицу в теплый и еще солнечный день.

Улыбка, которая, согласно должностной инструкции, не сходила с ее лица целый день, все еще на своем месте. Марина уже привыкла улыбаться первым встречным и принимать их улыбки без смущения. Приезжие из России смущались. Сегодня в музее была известная русская актриса. Марина приятно удивилась, как модно и к лицу одета (последний раз видела ее в роли бомжихи), приветствовала ее на русском — та изобразила, что падает в обморок, и, прочитав имя на нагрудном знаке, воскликнула:

— Марина! Вы должны мне помочь! Я уже несколько дней в Лондоне и не знаю, как себя вести — мне все улыбаются! Как мне реагировать?

— Улыбаться! — улыбнулась Марина.

Медленно пересекла «Green Park»[98], который в этот летний солнечный день был даже не «green»[99], а многоцветным от множества сидящих в шезлонгах, и просто лежащих на траве людей всех цветов кожи. Спустилась в Tube[100], вошла в переполненный — час пик — вагон, через двадцать минут вышла на «Kilburn». Шагая в толпе, думала: «Вот я и слилась с массами британских трудящихся. Девушка, ты получила, что хотела!»