Враг невидим - Юлия Федотова

– Так, знаете что? – это встала со своего места ведьма Агата. – Профессор, вы не станете возражать, если мы с мистером Веттели и мисс Фессенден покинем почтеннейшее собрание? Боюсь, оно послужит очень дурным примером для наших молодых коллег.

– Разрешите и мне к вам присоединиться, леди? – поклонился ей доктор Саргасс. – А то здесь стало как-то… не свежо.

– Вы правы, профессор Брэннстоун, – в голосе директора Инджерсолла звучал металл. – Это собрание пора прервать. Мы слишком далеко уклонились от основной темы. Жаль, что в час тяжелых испытаний в нашем обществе нет должного единства. Кажется, моё прежнее представление о нём было слишком идеализированным. Не смею вас дольше не задерживать, господа!

Это было так трогательно, так мило с их стороны, что они решили за него вступиться. Но лучше бы всё пошло иначе. Лучше бы совещание продолжилось, и какое-нибудь практическое решение было бы принято. А уж нападки коллег он бы как-нибудь пережил, не рассыпался бы. В конце концов, это всего лишь слова. В отличие от колющих предметов в руках неизвестного убийцы.

– С-скотина! – оказавшись в коридоре, в сердцах выдохнула Эмили.

– Кто? – полюбопытствовал Веттели.

– Да этот! Историк! Хампти-Дампти! И как ты это вытерпел? Я бы на твоём месте, наверное, дала бы ему в морду… в смысле, ударила бы по лицу, – поправилась она, вспомнив родительские наставления о том, как должна себя вести молодая леди, а как, наоборот, не должна.

Веттели улыбнулся – ему нравилось, когда Эмили вела себя не совсем как леди, это придавало ей очарования – и посоветовал:

– Не обращай на него внимания. Он смешной, пусть болтает, что хочет.

– И тебе даже не обидно? – не поверила Эмили. – Ведь он тебя бог знает в чём обвинил!

– Нисколько. Это же Хампти-Дампти, такой уж он есть, прекрасный в своём безобразии. Если бы он стал вести себя иначе, то был бы уже не самим собой, а кем-то другим, А мне нравится именно этот, понимаешь? – немного путано объяснил Веттели.

– Не совсем, – честно призналась она. – Я поняла так, что ты питаешь странную симпатию к безобразным типам. Тебе нравится Дампти с его ужасными манерами, Харрис с авокадо, Гаффин с мнимыми болезнями, инспектор Поттинджер с…

– А-а-а! Нет!!! – протестующе завопил Веттели, напугав пробегавшую мимо прислугу. – Поттинджер мне совсем не нравится! Я его просто не выношу!

– Вот этого я и не понимаю! – обрадовалась Эмили. – Какая разница между ним и тем же Дампти, к примеру. По-моему, они одинаковые невежи.

– Нет! Совсем не одинаковые! – для Веттели разница была очевидной и несомненной. – Один принадлежит Гринторпу, другой – нет.

– Во-он оно что! – протянула Эмили понимающе. – Тебе нравится не конкретно Дампти, а Гринторп во всех его проявлениях. Ладно. А убийца – как быть с ним? Ведь он, скорее всего, тоже принадлежит Гринторпу?

– Он не принадлежит Гринторпу, он его разрушает. Ставит под угрозу его существование. Так что покрывать убийцу из симпатии ко всему безобразному я не стану, если ты это имеешь в виду, – рассмеялся Веттели.

– Уже легче, – хихикнула Эмили в ответ, и вдруг подступила свирепо: – А ну-ка, Норберт Реджинальд Веттели, немедленно признавайся!

– В чём? В убийстве? – удивился тот.

– Хуже! Признавайся, если бы я не принадлежала твоему любимому Гринторпу, ты бы в мою сторону и не посмотрел, да?

– Эмили Джейн Фессенден! Даже если бы ты принадлежала не Гринторпу, а самой гадкой, грязной, вонючей и жаркой деревне Такхемета, и ходила закутанная в тряпки с ног до головы, так что на волю выглядывал бы один лишь кончик носа, и целыми днями толкла в ступе зерно, я всё равно только на тебя и смотрел бы всю свою жизнь! Клянусь! – на одном дыхании выпалил Веттели.

Несколько секунд Эмили Джейн Фессенден эту информацию переваривала, потом изрекла с чувством:

– Да! Вот это комплимент! Не каждой леди доведётся подобное услышать!

Чем ближе к ночи, тем тревожнее становилось на душе. Не радовали синие гринторпские сумерки, расцвеченные вдали уютными огоньками деревенских окон, не радовал вечер, в кои-то веки свободный от тетрадей, конспектов, планов и прочей учительской премудрости, и даже ужин показался почти безвкусным, проглотился как-то незаметно, хотя все очень хвалили ростбиф.

Но Веттели было не до ростбифа и прочих житейских удовольствий, потому что из головы не шёл капрал Барлоу, так некстати вспомнившийся днём. Точнее, рядовой Барлоу: как лежит он навзничь в коридоре казармы, а из окровавленной глазницы торчит рукоять ножа… Спроста ли такое совпадение? И совпадение ли это вообще? Что сталось с негодяем после смерти, учитывая, какую жизнь он вёл? Обратился полковник Кобёрн в управление магической безопасности, или пренебрёг советом мальчишки-капитана? Не шляется ли мятежный дух разжалованного капрала средь живых? Не задумал ли отомстить своему убийце?

От таких мыслей становилось жутковато: с живыми Веттели умел воевать лучше, чем с мёртвыми. Конечно, есть управа и на них – не в том суть. Не давала покоя тягостная мысль: если дух Барлоу притащился в Гринторп по его следу, если именно он привёл за собой в школу проклятого мертвеца – значит, в том, что двое погибли, а третий стал невольным убийцей, есть доля и его вины? Что там бормотал бедный Гаффин? «Беды в Гринторпе начались с вашим появлением, до этого у нас не случалось никаких преступлений». Верно. Не случалось.

Сколько-то месяцев назад, ещё в Баргейте ему случайно попалась в руки газета. Их, вернувшихся с фронтов солдат, кто-то из журналистов назвал «поколением, опустошённым войной». Тогда эта фраза показалась ему очень меткой: действительно, на душе было пусто, как в старой дырявой бочке – ни боли, ни радости, ни стремлений, ни надежд… Но теперь он начал подозревать худшее: не опустошённое – отравленное! Война настолько въелась в их души и тела, что они стали частью её самой. Война приходит туда, куда приходят они. Как зачумлённый разносит по свету заразу, так они разносят беду. И значит, им не место среди людей, значит, нужно бежать без оглядки от тех, кто дорог их сердцу. Надеждам на новую, мирную жизнь сбыться не суждено. Так может, им лучше совсем не жить?

Вот и попробуй, засни с такими мыслями!

Веттели промучился до пяти утра, потом всё-таки заснул, да так крепко, что не расслышал звонка и проспал. В результате, завтрак пропустил, на первый урок чуть не опоздал, стопу проверенных тетрадей забыл в комнате, а послать за ними воспитанника не рискнул – мало ли что с ним приключится по дороге?

Начал день неудачно – и дальше всё пошло вкривь и вкось.

На страницу классного журнала посадил жирную кляксу, похожую на амёбу-переростка.

На перемене заметил, что у авокадо опали три нижних листка – доказывай теперь Харрису, что сами опали, что никто не ободрал.

К уроку по анатомии вынес из лаборантской скелет, и обнаружилось, что в глазницу вставлен кусок губки, из неё торчит карандаш – кто-то уже успел развлечься. Старый, добрый чёрный юмор. Всем, кроме мистера Веттели, было очень весело. Разозлился и пообещал мрачно: ничего, когда в следующий раз кого-то из вас найдут в подобном виде, я тоже посмеюсь. Всем стало страшно, и мистеру Веттели тоже – надо же было такое сказать! Тьфу-тьфу, чтобы не накликать!

После анатомии шло военное дело у выпускного класса. Занялись топографией, вышли на местность с мензулой. Стоило отвернуться – ухитрились испортить лимб у кипрегеля, стал заедать. И ведь взрослые парни, вот что обидно! Он в их возрасте взводом командовал, а этим не доверишь простой прибор. Что за криворукое поколение растёт?

Так он им и сказал:

– Вам ничего нельзя в руки дать, как маленьким! Между прочим, на фронте за такие дела недолго попасть под трибунал. Это называется «порча полкового имущества». Хорошо, если докажете что испортилось по независящим обстоятельствам. А иначе…

– Расстреляют? – охнул кто-то.

– Ну, за мензулу, конечно, не расстреляют, – он не стал грешить против истины. – Но неприятностей не оберёшься, особенно если негде достать новый прибор.

– А что же тогда делать?

– Чинить, если подлежит восстановлению.

– А не подлежит? Совсем вдребезги разнесли?

– Тогда выход один. Берёте трофейное ружьё, отходите подальше, палите по испорченному узлу, а потом докладываете старшему: так мол и так, сами видите, вражеская пуля.

– И он не догадается?

– Догадается, скорее всего. Только что он докажет?

Словом, молодец, капитан Веттели, просветил молодёжь. Так и надо воспитывать подрастающее поколение! Ещё бы научил их самострелом заниматься!

…Это тянулось до самого вечера: Веттели делал глупости, каялся, и делал новые.

– Просто у тебя сегодня чёрная полоса, со всеми бывает, – увещевала его вечером Эмили, после того, как он разбил окно в собственной комнате (лежал, читал книгу, надоела, захотел положить на стол, поленился встать, швырнул – перелёт!) – Её надо просто переждать, и всё наладится. Давай ты спокойно сядешь на кровати, и больше ничего не будешь делать. А я напою тебя чаем.