Предпоследняя правда - Филип Дик

Мир под ним был погружен в темноту, он сейчас пролетал над ночной стороной планеты. Тем не менее, край ее уже постепенно окрашивался солнечными лучами, и скоро он вновь окажется в дневной зоне. Виднеющиеся там и сям огоньки были похожи на дырочки, проколотые в поверхности планеты, которую он покинул семь лет назад — покинул с совсем иной целью, с совсем другими намерениями. Причем, куда более благородными.

Его спутник был не единственным, все еще вращающимся вокруг Земли, зато единственным обитаемым. Все остальные давным-давно погибли. Но ведь они и не были так хорошо обеспечены, как они с Лидией — их снабдили запасами на десять лет жизни на другой планете. Ему повезло: кроме пищи, воды и воздуха, на борту было бесконечное множество аудиозаписей, чтобы они не скучали. А теперь, с помощью этих лент, он не давал скучать другим — наследникам цивилизации, из-за которой, он здесь, прежде всего, и оказался. Они провалили его отправку на Марс — правда, к счастью для себя. Их провал с тех пор приносил им жизненно важные дивиденды.

— Так, так, так, — пропел Уолт Дэнджерфилд в микрофон, используя передатчик, который мог унести его голос на миллионы миль, а не только на какие-то жалкие двести. — Расскажу вам, что можно сделать с помощью таймера от старой стиральной машины «Дженерал Электрик». Об этом нам сообщил умелец из окрестностей Женевы Спасибо тебе, Георг Шилпер, я знаю, что всем будет приятно услышать, как ты даешь этот совет в своем собственном исполнении. Он поставил ленту с записью голоса умельца. Теперь все жители района Великих озер Соединенных Штатов получат мудрый совет Георга Шилпера, и, несомненно, тут же бросятся использовать его. Мир испытывал настоящий голод по знаниям, рассованным по карманам там и сям, знаниям, которые — без Дэнджерфилда — оставались бы достоянием исключительно места своего появления, возможно навсегда.

После записи совета Георга Шилпера, он поставил запись отрывка из «Бремени страстей человеческих» в собственном исполнении, и, кряхтя, выбрался из кресла.

Его беспокоила боль. Она появилась под грудиной совершенно неожиданно, и сейчас он в сотый раз поставил в проектор один из медицинских микрофильмов, и принялся просматривать раздел, посвященный болезням сердца. «Напоминают ли мои ощущения то, как если бы кто-то пытался выдавить из моей груди воздух? — спросил он себя. — Будто кто-то всей тяжестью навалился на меня? Прежде всего, было довольно затруднительно припомнить, что такое вес вообще. Или это просто жжение… а если так, то что? До еды, или после?»

На прошлой неделе он связался с больницей в Токио, и описал симптомы. Врачи не смогли с уверенностью поставить диагноз. Одним словом, сказали они, вам требуется электрокардиограмма, но как он мог ее здесь себе сделать? Да и вообще, мог ли ее сделать кто-нибудь во всем мире? Японские врачи явно жили в прошлом, или Япония восстановилась в куда большей степени, чем кто-либо предполагал.

«Самое удивительное, — подумал он, — что я вообще протянул так долго». Впрочем, ему этот срок не казался очень уж долгим, поскольку чувство времени было нарушено. Кроме того, он постоянно был очень занят. Например, в данный момент шесть магнитофонов записывали передачи на шести самых широко используемых частотах, до того, как закончится очередной отрывок моэмовского романа, ему придется воспроизвести то, что они успели записать. Ленты могут оказаться пустыми, а может, на них записались многие часы ничего не значащей болтовни. Заранее этого никто знать не мог. «Если бы только, — подумал он, — я мог использовать высокоскоростную передачу… но, к сожалению, там внизу больше не было необходимых декодеров». Часы можно было сжать в секунды, и тогда он мог бы снабжать каждый район полной информацией. А так ему приходилось отвешивать ее каждому району небольшими порциями, с множеством повторов. Таким образом, иногда, чтение одного-единственного романа занимало несколько месяцев.

Но, по крайней мере, он сумел понизить частоту, на которой передавал спутник до диапазона, на котором люди внизу могли принимать его передачи на обычных УКВ-приемниках. Это было одним из величайших его достижений, и именно оно сделало его тем, кем он стал.

Чтение Моэма закончилось, затем автоматически возобновилось. Оно началось сначала для следующей зоны. Не обращая внимания, Уолт Дэнджерфилд продолжал просматривать медицинские микрофильмы. «Наверное, это всего-навсего спазмы клапана желудочного привратника, — наконец решил он. — Был бы у меня фенобарбитал…» — но весь его запас был использован еще несколько лет назад. Лидия в своей последней самоубийственной депрессии, истратила его весь до конца — истратила, и, тем не менее, покончила с собой. Как ни странно, но начало ее депрессии положило внезапно наступившее молчание советской космической станции. До тех пор она верила, что их всех спасут, и доставят обратно на Землю целыми и невредимыми. Русские умерли от голода, все десять человек, но никто такого даже и предположить не мог, потому что они до самого конца исполняли служебный долг, передавая на Землю какую-то научную белиберду.

— Так, так, так, — сказал себе Дэнджерфилд, прочитав про клапан привратника и его спазмы. — Ребята, — пробормотал он. — У меня тут какая-то забавная боль появилась, скорее всего, переел накануне… думаю, что мне требуется, так это хорошая таблеточка, согласны? Он на мгновение оторвался от микрофона и выключил магнитофон. — Помните те старые лозунги? — продолжал Дэнджерфилд, обращаясь к своей погруженной во тьму невидимой аудитории. — Ну, еще довоенные… постойте, как же там? Бомб мы делаем все больше, но нравится нам это все меньше. Что-то вроде этого, — он усмехнулся. — Что, не нравится термоядерная война? Эй, там, в Нью-Йорке, слышите меня? Давайте-ка, все, кто меня слышит, все шестьдесят пять человек, быстренько зажгите-ка спички, чтобы я мог вас видеть.

Тут в наушниках раздался громкий сигнал.

— Дэнджерфилд, это дирекция нью-йоркского порта. Не скажете ли, какая нас ждет погода?

— О, — сказал Дэнджерфилд, — вас ждет прекрасная погода. Можете смело выходить в море на этих своих утлых лодчонках и спокойно ловить радиоактивную рыбешку. Беспокоиться абсолютно не о чем.

Послышался другой, более слабый голос:

— Мистер Дэнджерфилд, а не будете ли вы столь добры поставить что-нибудь из классического репертуара. Особенно хотелось бы послушать «Замерзла твоя маленькая ручка» из «Богемы».

— Ха, да это я и сам мог бы вам спеть — сказал Дэнджерфилд, и, напевая в микрофон, полез за нужной пленкой.

В тот вечер, вернувшись в Болинас, Элдон дал дочке первую таблетку антибиотика, а потом отвел жену в сторону.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});