Статьи, рассказы, наброски (сборник) - Михаил Булгаков

Итак, Моссельпром пошел в окончательный и решительный бой с уличной нелегальной торговлей. Мысль великолепная, тем более что черноголовые, оказывается, безработные студенты. Но дело в том, что студенты любят читать книжки. Поэтому очень часто на животе лоток, а на лотке "Исторический материализм" Бухарина. "Исторический материализм", спору нет, книга интересная, но торговля имеет свои капризы и законы. Она требует, чтобы человек вертелся, орал, приставал, напоминал о своем существовании. Публика смотрит на черноголовых благосклонно, но товар иногда боится спрашивать у человека с книжкой, потому что приставать с требованием спичек к юноше, занятому чтением, - хамство. Может быть, он к экзамену готовится?

Я бы на этих лотках написал золотом:

"Книжке - время, а торговле - час".

Мне лично больше всего понравился гриб белый. Это многоэтажный дом на Новинском бульваре, который вырос на месте недостроенных, брошенных в военное время, красных кирпичных стен.

Строить, строить, строить! С этой мыслью нам нужно ложиться, с нею вставать. В постройке наше спасение, наш выход, успех. На выставке выросли уже павильоны, выросла железнодорожная ветка, из парков временами выходят блестящие лакированные трамвайные вагоны (вероятно, капитальный ремонт), но нам нужнее дома.

ДАЧНИКИ, ЧЕРТ БЫ ИХ ВЗЯЛ!

Итак, в этом году началось. Они двинулись тучами по всем линиям, расходящимся от Москвы, и сели окрестным пейзанам на шею. Пейзане приняли их как библейскую саранчу, но саранчу жирную и содрали с них за каждый час сидения сколько могли. Весь март Акулины и Егоры покупали на задаточные деньги коров, материал на штаны, косы и домашнюю посуду.

Иван Иванычи и Марьи Иванны Забрали с собой керосиновые лампы, "Ключи счастья", одеяла, золотушных детей и поселились в деревянных курятниках и взвыли от комаров. Чрез неделю оказалось, что комары малярийные. Дачники питались пейзанским молоком, разведенным на 50% водой, и хиной, за которую в дачных аптеках брали в три раза дороже, чем в Москве. На всех речонках расселись паразиты с гнилыми лодками, на станциях паразитки с мороженым, пивом, папиросами, грязными черешнями. В зелени, лаская глаз, выросла красивая надпись:

"Лото на Клязьме с 5 час. вечера" и повсюду: "Ресторан".

На речонках и прудах до рассвета лопотали моторы. У станций стаями торчали бородачи в синих кафтанах и драли за 1/4 версты дороже, чем в Москве за 1 1/2 версты.

За мясо, за яблоки, за дрова, за керосин, за синее молоко - вдвое!

- Пляж у нас, господин, замечательный... Останетесь довольны. В воскресенье - чистый срам. Голье, ну, в чем мать родила, по всей реке лежат. Только вот - дож-жик! (В сторону.) Что это за люди, прости господи! Днем голые на реке лежат, ночью их черти по лесу носят!

Пейзане вставали в 3 часа утра, чтобы работать, дачники в это время ложились спать. Днем пейзане доили коров, косили, жали, убирали, стучали топорами, дачники изнывали в деревянных клетушках, читали "Атлантиду" Бенуа, шлялись под дождем в тоскливых поисках пива, приглашали дачных врачей, чтобы их лечили от малярии, и по утрам пачками, зевая и томясь, стоя, неслись в дачных вагонах в Москву.

Наконец дождь их доконал, и целыми батальонами "ни начали дезертировать. В Москву, в "Эрмитаж" и "Аквариум". Еще дней 5 - 6, и они вернутся все. Нету от них спасения!

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ АККОРД

Дождь, представьте, опять пошел.

Выйдем на берег.

Там волны будут нам ноги лобзать.

* Михаил Булгаков. Кондуктор и член императорской фамилии

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Кондуктора Московско-Белорусско

Балтийской дороги снабжены инструкцией э

85, составленной во времена министерства

путей сообщения, об отдании разных

почестей членам императорской фамилии.

Рабкор

Кондуктора совершенно ошалели.

Бумага была глянцевитая, плотная, казенная, пришедшая из центра, и на бумаге было напечатано:

"Буде встретишь кого-либо из членов профсоюза железнодорожников, приветствуй его вежливым наклонением головы и словами: "Здравствуйте, товарищ". Можно прибавить и фамилию, если таковая известна.

А буде появится член императорской фамилии, то приветствовать его отданием чести согласно форме э 85 и словами: "Здравия желаю, ваше императорское высочество!" А ежели это окажется, сверх всяких ожиданий, и сам государь император, то слово "высочество" заменяется словом "величество".

Получив эту бумагу, Хвостиков пришел домой и от огорчения сразу заснул. И лишь только заснул, оказался на перроне станции. И пришел поезд.

"Красивый поезд, - подумал Хвостиков. - Кто бы это такой, желал бы я знать, мог приехать в этом поезде?"

И лишь только он это подумал, зеркальные стекла засверкали электричеством, двери растворились, и вышел из синего вагона государь император. На голове у него лихо сидела сияющая корона, а на плечах - белый с хвостиками горностай. Сверкающая орденами свита, шлепая шпорами, высыпалась следом.

"Что же это такое, братцы?" - подумал Хвостиков и оцепенел.

- Ба! Кого я вижу? - сказал государь император прямо в упор Хвостикову. - Если глаза меня не обманывают, это бывший мой верноподанный, а ныне товарищ кондуктор Хвостиков? Здравствуй, дражайший!

- Караул... Здравия желаю... засыпался... ваше... пропал, и с детками... императорское величество, - совершенно синими губами ответил Хвостиков.

- Что ж ты какой-то кислый, Хвостиков? - спросил государь император.

- Смотри веселей, сволочь, когда разговариваешь! - шепнул сзади свитский голос.

Хвостиков попытался изобразить на лице веселье. И оно вышло у него странным образом. Рот скривился направо, и сам собой закрылся левый глаз.

- Ну, как же ты поживаешь, милый Хвостиков? - осведомился государь император.

- Покорнейше благодарим, - беззвучно ответил полумертвый Хвостиков.

- Все ли в порядке? - продолжал беседу государь император. - Как касса взаимопомощи поживает? Общие собрания?

- Все благополучно, - отрапортовал Хвостиков.

- В партию еще не записался? - спросил император.

- Никак нет.

- Ну, а все-таки сочувствуешь ведь? - осведомился государь император и при этом улыбнулся так, что у Хвостикова по спине прошел мороз, градусов на 5.

- Отвечай не заикаясь, к-каналья, - посоветовал сзади голос.

- Я немножко, -ответил Хвостиков, - самую малость...

- Ага, малость. А скажи, пожалуйста, дорогой Хвостиков, чей это портрет у тебя на грудях?

- Это... Это до некоторой степени т. Каменев. - ответил Хвостиков и прикрыл Каменева ладошкой.

- Тэк-с, - сказал государь император. - Очень приятно. Но вот что, багажные веревки у вас есть?

- Как же, - ответил Хвостиков, чувствуя холод в желудке.

- Так вот: взять этого сукина сына и повесить его на багажной веревке на тормозе, - распорядился государь император.

- За что же, товарищ император? - спросил Хвостиков, и в голове у него все перевернулось кверху ногами.

- А вот за это самое, - бодро ответил государь император, - за профсоюз, за "Вставай, проклятьем заклейменный", за кассу взаимопомощи, "Весь мир насилья мы разроем", за портрет, за "до основанья", а затем... и за тому подобное прочее. Взять его!

- У меня жена и малые детки, ваше товарищество, - ответил Хвостиков.

- Об детках И о жене не беспокойся, - успокоил его государь император. - И жену повесим, и деток. Чувствует мое сердце и по твоей физиономии я вижу, что детки у тебя - пионеры. Ведь пионеры?

- Пи... - ответил Хвостиков, как телефонная трубка. Затем десять рук схватили Хвостикова.

- Спасите! - закричал Хвостиков, как зарезанный.

И проснулся.

В холодном поту.

* Михаил Булгаков. Чаша жизни

(Веселый московский рассказ с печальным концом)

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Истинно, как перед богом, скажу вам, гражданин, пропадаю через проклятого Пал Васильича... Соблазнил меня чашей жизни, а сам предал, подлец!..

Так дело было. Сижу я, знаете ли, тихо-мирно дома и калькуляцией занимаюсь. Ну, конечно, это только так говорится - калькуляцией, а на самом деле жалования - 210. Пятьдесят в кармане. Ну и считаешь: 10 дней до первого. Это сколько же? Выходит пятерка в день. Правильно. Можно дотянуть? Можно, ежели с калькуляцией. Превосходно. И вот открывается дверь, и входит Пал Васильич. Я вам доложу: доха на нем - не доха, шапка - не шапка! Вот сволочь, думаю! Лицо красное, и слышу я - портвейном от него пахнет. И ползет за ним какой-то, тоже одет хорошо.

Пал Васильич сейчас же знакомит:

- Познакомьтесь, - говорит, - наш, тоже трестовый. И как шваркнет шапку эту об стол, и кричит:

- Переутомился я, друзья! Заела меня работа! Хочу я отдохнуть, провести вечер в вашем кругу! Молю я, друзья, давайте будем пить чашу жизни! Едем! Едем!

Ну, деньги у меня какие? Я ж докладываю: пятьдесят. А человек я деликатный, на дурничку не привык. А на пятьдесят-то что сделаешь? Да и последние!