Оковы страсти - Розмари Роджерс

— …Чтение книг, и особенно этих романов… — Здесь тонкие губы миссис Лэнгфорд скривились, как будто она съела что-то невообразимо кислое, а потом, повысив голос, чтобы все могли оценить глубину ее неодобрения, она продолжала: — А эти книги на иностранных языках… Как важно тактично, но твердо направлять девушку, чтобы не испортить ее невинный ум, этот, по словам нашего преподобного доктора Дженнингса, чистый лист, на котором можно написать все, что угодно, и который в силу своей неискушенности открыт любому влиянию. Отеческая опека, постоянные советы и рекомендации очень важны для любого молодого человека, и особенно для девушки! «Как лоза согнется…» Мне не нужно заканчивать эту фразу, моя Шарлотта слышала ее много раз. Полковник Лэнгфорд также верит в необходимость строгой дисциплины и контроля над образом мыслей, естественно, в сочетании с привитием хороших манер и достойного поведения, так необходимого для молодой женщины, мечтающей стать хорошей женой и матерью, когда ей придет время уйти из-под опеки любящих родителей под опеку своего мужа!

«Долго еще она будет продолжать в том же духе!.. Долго еще мне придется слушать этот голос и надоевшие банальности, смотреть, как прихорашивается Шарлотта, которая даже не понимает, что всю жизнь ее дрессируют, как пони, лошадку, которая со временем должна перейти из рук одного хозяина к другому!.. Интересно, что она будет делать, если у меня вдруг сейчас начнется истерический припадок? Или, может, приступ мигрени? Но тогда дядя Джон будет беспокоиться, а она, наверное, подумает…»

Алекса заставила себя посмотреть в тарелку, делая вид, что очень занята жареной бараниной с овощами. Несмотря на все усилия, она никак не могла успокоиться, все ее существо пылало от возмущения. Это же рабство! Вот как это называется! Передают, как вещь, от одного мужчины к другому; и ведь Шарлотта не исключение, многие девушки почтут за честь, если какой-нибудь надутый болван попросит руки у их родителей. А потом вместо «Да, папа!» или «Конечно, папа!» будет «Да, мистер такой-то!» или «Конечно же, мистер такой-то! Как скажете… Вам лучше знать». Как может человек, обладающий умом и собственной волей, быть таким безропотным и пассивным?

К счастью, миссис Лэнгфорд прервала себя, чтобы перейти к следующему блюду, и внезапно наступившая тишина успокаивающе подействовала на Алексу. Так можно совсем разочароваться в жизни, мудро напомнила она себе. Сегодня вечером ей нужно решать другие проблемы. Придумать план? Или положиться на случай? Видимо, ей придется подождать, когда слуги разойдутся по своим комнатам и потушат огни. Только тогда она сможет незаметно выскользнуть из дома. А что ей надеть? Что-нибудь прохладное, легкое и неброское. Какое-нибудь платье, в котором она будет чувствовать себя удобно, не боясь показаться при этом старомодно и безвкусно одетой. Может быть, надеть зеленое хлопчатобумажное платье с кружевами? Правда, ему уже два года, а фасон взят из журнала начала тридцатых годов, но зато оно очень идет ей и не сковывает движений. Лорд Чарльз, как всякий мужчина, вряд ли заметит такие мелочи. Да, зеленое платье — это то, что нужно. Но впрочем, это не так уж и важно. Она не задержится там более получаса, даже если он и попросит ее остаться подольше! К концу обеда сэр Джон, от внимания которого не ускользнули опасные огоньки в темных глазах Алексы, перевел разговор на другие темы. Настроение Алексы заметно улучшилось, она стала вести себя более спокойно и дружелюбно, особенно когда речь зашла о лошадях, о достоинствах и недостатках скрещивания различных пород.

Появление величавого дворецкого сэра Джона, который на серебряном подносе принес графины с портвейном и коньяком, а также элегантную шкатулку розового дерева с несколькими сортами лучших сигар, необычайно обрадовало миссис Лэнгфорд. Она заметила, что ее бедная Шарлотта, как, впрочем, и она сама, едва справилась с десертом и даже не попросила второй порции шоколадного суфле. Теперь наконец-то дамы могут удалиться! С внутренним содроганием она вспомнила, как за обедом ей пришлось несколько раз покраснеть от этих «конюшенных разговоров», иначе она их и не могла назвать.

Как ей хотелось сказать Шарлотте, чтобы она немедленно закрыла уши руками, когда так подробно обсуждались довольно щекотливые вопросы. Ей оставалось надеяться на хорошее воспитание дочери и ее невинность. Она с удовольствием отметила, какое ошарашенно-недоуменное лицо было у Шарлотты, когда обсуждались темы, о которых не полагалось знать хорошо воспитанной молодой леди. Если женщина их круга будет как ни в чем не бывало обсуждать вещи неприятные, это вызовет недоумение и даже отвращение у окружающих. Конечно, трудно винить сэра Джона Трэйверса, который начал этот разговор, он всю жизнь был холостяком и больше привык к мужскому обществу, бедняжка. Нет, в таких случаях вся ответственность ложится на женщину, и если она настоящая леди, то обязательно сменит тему разговора. Иностранные языки, чтение романов, чрезмерная свобода действий и мыслей — все это скрытый яд, который портит и отравляет юные умы. Бедная Шарлотта была абсолютно обескуражена, когда вернулась с прогулки, ее раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, доброе отношение к своей приятельнице, а с другой — высокие моральные принципы, которые внушались ей с детства.

— Клянусь, я не хотела, чтобы ты сочла меня бессердечной, мама, но я не могла дождаться того момента, когда мы вернемся домой. Хотя мистер Сатерлэнд был так добр ко мне, полностью понимал меня и разделял мои чувства. Мама, ты же знаешь, как я старалась подружиться с мисс Ховард, помочь ей, я делала все, как ты велела. Но сегодня она дерзко кокетничала с лордом Чарльзом и одна завладела его вниманием, она монополизировала его! Даже мистер Сатерлэнд признался, что он удивлен и расстроен ее поведением. А дальше и того хуже, они стали говорить на… Я даже не знаю, что это было. Какой-то иностранный язык, который звучал как тарабарщина, которую никто из нас не мог понять. А когда я только постаралась намекнуть, что это неприлично, она отчитала меня, мама! Потом она рассмеялась и снова повернулась к нему! Видела бы ты взгляды, которыми они время от времени обменивались. За всю свою жизнь я никогда не чувствовала такого смущения, и от напряжения у меня так разболелась голова, что я даже не могу пошевелить ею.

«Это неплохо, что Шарлотта своими собственными глазами увидела последствия излишней свободы, — подумала миссис Лэнгфорд. Но сейчас она должна забыть о своих материнских чувствах и вспомнить о христианском долге по отношению к молоденькой запутавшейся девушке, которая ко всему прочему оставлена под ее опеку. — Да, несколько мудрых советов и наставлений не повредят ей».