Личная помощница ректора - Анна Сергеевна Одувалова

очень быстро доложат.

Единственным местом, где чувствовалось пребывание шушеля, была ванная комната. Едва я открыла дверь, как навстречу выпорхнули все те же ненавистные бабочки! Я заорала, расшугала их полотенцем и с трудом выгнала в распахнутое окно, а потом обнаружила на полу возле душевой кабины выложенное из лепестков роз сердце, внутри которого было криво выведено: «М + А». А твареныш оказался на редкость романтичным. Может, и бабочки были не издевательством? Он же не обязан знать, насколько сильно я не люблю крылатых насекомых.

Я хмыкнула, с некоторым сожалением убрала с пола сердце и принялась приводить себя в порядок. Сегодня предстояло напряженное утро. Склянка с эликсиром стояла на прикроватной тумбочке. Мне следовало надеть дорогой костюм, сделать укладку, нанести макияж и, глотнув подозрительного зелья, начать переговоры со своими одногруппниками. Ректор обещал одолжить переговорное устройство, закрепленное за академией. Я дико нервничала и поэтому даже не стала завтракать. У всей этой ситуации был один плюс: я не думала о произошедшем вчера вечером. Необходимость играть успешную деловую леди волновала значительно больше, нежели прерванный поцелуй.

Эликсир, во избежание разных непредвиденных обстоятельств, я решила выпить прямо на месте. Забежала к герре Сибилле за ключом и, получив целую связку вместо одного, отправилась на поиски переговорной комнаты. Здание академии было большим, со множеством похожих на лабиринт коридоров. Даже не представляю, как здесь ориентируются студенты? Нужное мне место я нашла не сразу, пришлось по дороге попытать рабочих, которые, естественно, ничего не знали, и профессора-лича. Он-то и указал нужное направление.

Переговорная комната представляла собой небольшой зал. В одной его половине был сделан самый дорогой ремонт в академии. Стояла лучшая мебель, и даже у стены разместили несколько статуй. Я сомневалась в их подлинности, но они добавляли интерьеру пафоса.

Другая стена разительно отличалась. Она была покрашена самой дешевой желтоватой краской, стул примостился простенький, обшарпанный.

В центре помещения стоял стол, на котором разместился огромный плоский блин – переговорное устройство.

Я оценила хитрость ректора. В зависимости от того, с кем и о чем он собирался говорить, Арион фон Расс выбирал сторону дорогую и презентабельную или скромную, показывающую собеседнику плачевное положение дел в академии.

Передо мной выбор не стоял. Я уселась с той стороны, где был сделан дорогой ремонт, разместилась поудобнее и настроила кристалл так, чтобы собеседники видели спинку кожаного кресла, часть статуи и обои с золотым орнаментом. Ни у кого не возникнет сомнения в том, что я хорошо устроилась.

Глотнула зелья. Предварительно зажмурившись и подождав для порядка минут пять, включила переговорное устройство. Зелье напоминало холодный кофе не очень хорошего качества – вкус не самый приятный, но и не противный. Никаких изменений я не чувствовала, поэтому решила начать переговоры со своей рыжей подружки. С ней не должно было возникнуть проблем. Так и вышло. Мы поболтали на славу и обсудили последние сплетни. Расстались, так и не сумев найти ответ на банальный вопрос: «Ну почему же мы были так близки раньше, а сейчас почти не общаемся?» Я даже попыталась всплакнуть, но потом вспомнила про то, сколько времени потратила на макияж, передумала и перешла к номеру два в моем списке.

Я зря переживала из-за зелья. Оказалось, что оно начинает действовать в процессе. То есть пока я ждала ответа собеседника, все еще оставалась немного суетливой, волнующейся Мирой, которая постоянно теребит прядь волос у виска, но едва я открывала рот, как все менялось. Я улыбалась, отвешивала комплименты, щебетала без умолку, интуитивно чувствуя, на какие кнопки стоит надавить, кого похвалить, к чьей совести воззвать.

Сначала я осторожничала и первыми пообщалась с самыми близкими людьми и теми, от кого не ожидала подвоха, но потом позвонила даже своему бывшему.

Как ни странно, он робел. За три года, что я с ним не встречалась, первый красавец курса слегка располнел, но по-прежнему был симпатичным, а его улыбка не оставляла равнодушной. Он не ожидал меня увидеть и первые пять минут заикался, а вот я не почувствовала ничего. Ни внутренней дрожи, ни волнения, только вежливое равнодушие и желание добиться своего. Интересно, этому способствовало зелье или появление в моей жизни Ариона фон Расса?

Когда было получено последнее согласие, я поняла, что сил у меня не осталось. Болела челюсть, кружилась голова, тошнило. Я даже встать не смогла, так и упала на скрещенные руки за столом, надеясь, что кто-нибудь обо мне вспомнит, придет и отнесет в комнатку.

Чем хорошо было в академии – здесь можно без опаски терять сознание или засыпать за столом переговоров. Кто-нибудь обязательно найдет и позаботится. Поэтому первое время я даже не шевелилась. Я была в сознании, не спала, но не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Голову, и то поворачивала с трудом. Навалилась дикая усталость, и я могла только очень печально вздыхать. Периодически хотелось позвать кого-нибудь на помощь, но одна мысль о том, что придется открывать рот и произносить какие-то звуки, заставляла снова уронить голову на руки и дальше ждать помощи.

Первой прибежала герра Сибилла, заохала и засуетилась вокруг меня, словно наседка.

– Да что же с тобой, деточка? – чуть ли не со слезами спросила она, и я поняла, что перепугала бедняжку. – Позвать доктора?

Я чуть приподняла голову и помотала ею из стороны в сторону, показывая, что доктора не надо.

– Просто утомилась? – чуть спокойнее уточнила герра.

Я кивнула и посмотрела на нее несчастно-несчастно.

– Сейчас, погоди, Мирочка, сбегаю за ректором. Пусть отнесет тебя в комнату! Совсем замордовал девчонку! – пробухтела она себе под нос и убежала. Я очень хотела сказать, что не хочу герра ректора, уж пусть лучше меня тащит в комнату профессор-лич, но не сумела вымолвить ни слова. Похоже, это был откат после использования эликсира.

Я чувствовала себя так, будто разгрузила десять повозок угля, и совершенно не могла говорить. Очень хотелось как можно скорее добраться до своей комнаты и рухнуть на кровать. Я в деталях представляла, как буду обнимать атласную подушку и повыше натягивать тонкое легкое одеяло. От этих мыслей на лице расползлась улыбка, и я мечтательно уставилась на плоский блин переговорного устройства.

– И что вы, герра Сибилла, панику-то разводите? – Недовольный голос ректора сразу вернул в реальность и испортил настроение. – Заморил! Совести у меня нет! А она вон сидит, улыбается. Где едва живая-то?

– Не вижу никакой улыбки! – воинственно встала на мою защиту герра. – Испуганная утомившаяся девочка.

– Что, Мира? Можешь идти или права герра Сибилла и тебя на руках в комнату тащить придется? У нас в контракте пункта такого нет, между прочим.

Вот что он такой противный? У меня от обиды задергалась нижняя губа. Особенно неприятно было потому, что я и