Умереть без свидетелей. Третий апостол - Станислав Гагарин

— Он самый… Беспокоится теперь бедный Гена. Куда, дескать, подевался Арнольдик Закс?

— Хорошо, хорошо… С другом своим вы еще объяснитесь. Так что вы делали в тот вечер?

— А какой это был вечер?

— Пятница, 28 июня.

— Не помню. Может быть, тогда в море мы были. Надо справиться по судовому журналу. Самый авторитетный у нас документ.

— Не прикидывайтесь дурачком, Закс. Я вам напомню: это был вечер, когда в кафедральном соборе состоялся концерт органной музыки, выпускной концерт студентов консерватории. Вспомнили?

— Ага. Теперь припоминаю. Гулял я в тот вечер, начальник.

— Можете называть меня Арвидом Карловичем. Так что вы делали перед входом в кафедральный собор незадолго до начала концерта?

— Мы подошли, узнали, что будет концерт, хотели купить билеты, но…

— Кто это «мы»?

— Наши парни… Рыбаки… Кто же еще?

— Назовите их.

— Так… Вася был, Болотов, с РБ-32 капитан… Дима Рубинштейн, механик с нашего комбината. Ну и двое городских, с тралфлота… Олег Симкин и Лева Вецкус.

— Значит, билетов вы не купили.

— Не купили.

— Вы что, такие большие любители органной музыки?

— Да нет, начальник… Простите, я хотел… Нет, конечно! Так просто, дурачились. Увидели, что толпа рвется послушать этих панихидчиков, ну и выпали в осадок от смеха: куда только народ стремится, чудаки… Не было в кассе билетов — мы и отвалили в «Балтику».

— Кого вы встретили у входа в концертный зал?

— А кого я там должен был встретить?

— Отвечайте на вопрос, Закс!

— Никого я не встречал.

— Вы знаете Татьяну Маркерт?

— Ага, понял. Именно ее я и встретил у собора.

— О чем вы с ней говорили?

— О музыке, наверно. Поддатый я был несколько, теперь и не вспомнить. Вот, вспомнил: билет я у нее просил. В шутку, конечно. Нужен мне ее орган, как зайцу неприличная болезнь. Или второй орган… Извините за каламбур.

— Что еще произошло в тот вечер между вами?

— Ничего у нас не было. Билета мне сестренка не дала… Я простился пожелал ей успеха, и мы отпали в «Балтику». Там музыка кайфовая, ту музыку мы понимаем.

— Значит, вы простились с Татьяной Маркерт и пошли в «Балтику»… Хорошо, Закс. А теперь расскажите мне о взаимоотношениях с Борисом Яновичем Маркер-том.

— Какие там отношения, начальник… Мы любили друг друга, как кошка собаку.

— Значит, вы признаете, что ваши отношения с Маркертом были натянутыми, неприязненными? Чем это было вызвано?

— Различием во взгляде на жизнь. Профессору казалось, что мое поведение бросает на него тень, его советов я не воспринимал как должное, вот он… Видите ли, когда я лишился родителей, Маркерт принял во мне, так сказать, участие. Привез из Каунаса в Западноморск и устроил в интернат, хотя, между нами мальчиками говоря, мог устроить у себя в доме, особняк у него слава Богу. Через год я закончил школу и поступил в мореходку. Маркерт тогда потребовал, чтоб по воскресеньям я ходил к нему обедать, по-родственному, так сказать. Но я предпочитал завалиться с парнями в веселую компашку с кадрами. А Маркерт дулся на меня, считал неблагодарным. Потом стал я плавать… По приходу из рейса, конечно, поддавал. Это Маркерту тоже было не по душе. Ведь дядя не пьет и не курит. А тут еще эта проклятая история с инвалютой… Маркерт бы предал меня анафеме, если б не считался завышенным безбожником. По выходу из колонии я завалился к нему на хату, хотел покаяться, попросить какой-нибудь поддержки. Ведь на выход в море надежд не было никаких, а кусать что-то надо. Ну и врезал перед этим малость, для храбрости… Только не рассчитал, что три с лишним года сидел на подсосе, разучился газ резать и, конечно, забалдел. Маркерт как увидел меня, так сразу почуял, что я косой в дупель… И, как вы понимаете, в роли блудного сына мне отказал. Принялся меня поносить, я завелся тоже, ответил ему по-флотски…

— И чем все кончилось? — спросил Казакис.

— Мужик он еще крепкий, дядя Бора Маркерт. Взял меня за шиворот и спустил с лестницы. На том и закончились наши родственные отношения.

— У вас не возникало желание каким-либо образом отомстить профессору Маркерту?

— Как не возникало?! Разумеется, я рвал и метал при одном воспоминании о той сцене. Тем более в гостиной тогда сидели и Татьяна, и тетя Магда… Мне перед ними было стыдно. И весьма…

— И как вы намеревались осуществить вашу месть?

Арнольд пожал плечами и вдруг подозрительно глянул на Казакиса.

— Постойте-ка! Вы куда клоните? Что-то мне не нравится такой поворот…

— А поворот получается неважный, Закс. Вы только что подтвердили факт неприязненных отношений с покойным Маркертом. Заявили, что хотели ему отомстить. Откровенность в этой части говорит в вашу пользу. Но почему вы скрываете то обстоятельство, что угрожали разделаться с профессором и происходило это в день его убийства?

— Угрожал? — воскликнул Закс. — Не было этого!

— Оглашаю показания Татьяны Маркерт: «Арнольд Закс потребовал отдать ему пригласительный билет. Билет я на его глазах разорвала на части. Тогда Арнольд Закс стал ругаться и заявил, что разделается с моим отцом». Вопрос: Что он сказал? В каких выражениях? «Кажется, Арнольд Закс выкрикнул: «Я разделаюсь с этим попом без рясы!» Я была взволнована тогда и других подробностей не помню». Что вы теперь на это скажете, Закс?

— А что мне сказать? Ну, вякнул ей что-нибудь в этом роде… Могло быть и такое. Эта Татьяна тоже хорошая штучка. Воображала несчастная! Корчит из себя… Ну я погорячился и ляпнул. Надеюсь, вы не сфантазировали, что это Арнольд Закс его пристукнул?

— Мы не фантазируем, Закс, а собираем факты и анализируем их. А факты свидетельствуют о том, что вы были оскорблены поступком дочери профессора, разорвавшей билет. До того вы подверглись оскорблению со стороны самого отца. Хмель и обида бросились вам в голову… Остальное можете домысливать сами.

Закс сидел бледный и растерянный. Но присутствия духа он не потерял. После этих слов Казакиса Арнольд пожал плечами, криво улыбнулся и сказал:

— Я, конечно, извиняюсь, но домысливать — это ваша обязанность. Мне известно кое-что о презумпции невиновности.

— Совершенно верно, Закс. Тут вы правы. Но и вам не вредно подумать над стечением всех обстоятельств. Значит, вы отправились всей компанией в ресторан «Балтика»?

— Не всей. Дима Рубинштейн отпал в Пионерок. У него жена строгая… Чистая кобра!

— Итак, вчетвером вы сидели в ресторане «Балтика» и никуда не выходили из него…

— Почему не выходил? У них в «Балтике» в гальюн ход со двора… Туда ходили. И танцевать в соседний зал…

— Ну что ж… Вы сами подтверждаете, что можно было покинуть на время «Балтику» и продолжать считаться находящимся среди собутыльников. А вам известно, что Маркерт живет в десяти минутах ходьбы от ресторана?

— Минуты я не считал, но живет дядя Бора в том же районе. Вернее сказать, жил…

— Оружие у вас есть, Закс?

— Какое оружие?

— Огнестрельное, холодное…

— Не держу. Мне нельзя. Я ведь нервный… И бывший зэк притом.

— Понятно. И чем закончился вечер в «Балтике»?

— Приводом в милицию. Правда, я как свидетель туда шел. Вася Болотов задрался с одним хмырем из перегонной конторы. Я их разнимал… Менты всех и забрали.

— Вы были в милиции? В каком отделении?

— В пятом. А что здесь такого? Обыкновенное дело. Подрались — и в конверт. Только я в тот раз не дрался… Не хочу погореть на хулиганке.

— В какое время это произошло?

— Не помню.

— Хорошо. Выйдите в коридор и посидите там. Я вас позову.

Когда Закс вышел, Арвид Казакис схватил телефонную трубку и набрал номер.

— Пятое отделение милиции? Говорит Казакис, из управления… Мне нужна справка. Вечером 28 июня в ресторане «Балтика» произошла драка. Были задержаны некие Болотов и Закс. Посмотрите, когда это было. Хорошо, жду. Так, так. Запись в журнале… Рапорт постового… Хорошо, записываю. Это точно? Ладно, спасибо.

Арвид положил трубку на рычаг и, покачивая головой, долго смотрел на записанные на листке цифры. Затем он поднялся, чтоб вызвать в кабинет Закса, но дверь вдруг открылась и вошел Конобеев.

— Как дела, Арвид? — спросил Прохор Кузьмич. — Это Закс сидит у твоих дверей?

— Он самый, — угрюмо проговорил Казакис. — Придется сейчас извиняться перед ним.

— Прокол?

— Еще какой… В момент убийства профессора Маркерта Арнольд Закс находился в пятом отделении милиции, где на его друга, который подрался в ресторане «Балтика», составляли протокол.

Конобеев, сочувственно улыбаясь, смотрел на молодого коллегу.

— Да, с этим потомком рыбака-апостола мы дали маху, — сказал он. — Отмазка у него на самом высоком уровне. Милицейский протокол — стопроцентное алиби.