Шесть записок о быстротечной жизни - Шэнь Фу

Весной года цзя-цзы[179] под девизом Цзяцин мой батюшка скончался, и в скором времени я покинул дом, начав свои дальние странствия. Мой друг Ся И-шань предложил мне пожить у него. Осенью в восьмую луну он пригласил меня отправиться вместе с ним на Берег Юнтай — отмель в Восточном море, — он должен был собрать урожай и арендную плату.

Отмель Юнтай приписана к уезду Чунмин. Мы вышли из гавани Люхэ и проплыли морем более ста ли. Отмель Юнтай была только что поднята из-под воды, это было пустынное и заброшенное место — ни улиц, ни лавок, среди безбрежного моря тростника лишь кое-где мелькало жилье. Все строения были окружены рвами и дамбой, на которой высадили ивы.

Кроме Ся И-шаня, на отмели жил некто Дин, ему принадлежал амбар и несколько десятков домов. Второе имя Дина — Ши-чу, сам он уроженец Чунмина. На этой отмели он был старостой, под его началом был еше приказчик Ван. Оба были бравые ребята и любили гостей. Они встретили нас как старых друзей, забили свинью и опорожнили жбан вина. Дин предложил «сыграть в пальцы», сам он не знал толка в поэзии или словесности, а если пел, то из глотки его вырывались вопли, поскольку мелодия или ритм были выше его разумения. Каждый раз, будучи во хмелю, он подзывал работников, плясал с ними, либо ради развлечения бился на кулачках. Дин держал больше сотни бычков, они ночевали на дамбе под открытым небом, и разводил гусей, надеясь, что в случае нападения воров гуси поднимут шум. Иногда, взяв сокола и гончую, он уходил на охоту в прибрежные заросли тростника и всегда возвращался с дичью. Как-то я попробовал последовать за ним, но он шел так быстро, что я вскоре утомился и лег в траву.

Однажды он взял меня посмотреть поля. Каждый участок был пронумерован и огражден высокой дамбой для защиты от морских прибоев. В дамбе был прорыт сток, который регулировал напор воды. На рассвете, когда подъем воды высок, шлюз открывали, чтобы вода залила поля, при низком стоянии вод, если поле перенасыщено влагой, воду спускали. Дома работников были разбросаны по отмели, словно звезды на небе, однако на зов управляющего все собирались мгновенно. Работники называли моего приятеля «хозяином», слушались его и почтительно поддакивали. Простые и искренние люди, они заслуживали любви. Будучи раздражены несправедливостью, они становились свирепее леопардов и тигров, но за доброе слово кланялись и благодарили. Их жизнь состояла из этих ветров, дождей, солнца. Их окружала поистине дикая природа, как в самые стародавние времена.

Из своего дома я видел валы волн и, даже преклонив голову к подушке, слышал прилив, который гудел будто бронзовый колокол. Однажды ночью на расстоянии десяти ли я увидел в море красную свечу, она была с большую корзину. Свеча некоторое время плыла по морю, потом вдруг алым пламенем загорелся горизонт, словно кто запалил костер. Дин сказал:

— В здешних местах по временам появляется дух, светящийся божественным огнем, — это к половодью, а значит — на отмель нанесет много песку.

В этом диком месте я не соблюдал никаких условностей, не ведая запретов и опасений, дал волю сумасбродству: то, сев на спину вола, я распевал песни, то, вдохновленный вином, принимался плясать, короче, делал все, что мне заблагорассудится. Поистине, это было самое приятное путешествие моей жизни! Но дела были закончены, и в начале десятой луны мы отбыли.

Из достопримечательностей Сучжоу и его пригородов я более всего восторгаюсь местом, называемым Тысяча цинов облаков, оно как раз на Тигровом холме, и Мечом-озером. В других сооружениях и парках слишком явно проступает участие человеческого труда или они загрязнены «духом румян и пудры» и теряют свой истинный облик лесов и гор. А недавно воздвигнутые Байгунсы — Храм поэта Бо Цзюй-и и Мост тень пагоды — представляют всего лишь исторический интерес. Ефанбин, который я шутя переименовал в Берег диких трав, — любимое место размалеванных и напудренных певичек, которые, прогуливаясь, демонстрируют свою обольстительность. В самом городе наиболее знаменит парк Шицзылинь[180] — Лес льва, говорят, что он сделан по эскизу Ни Юнь-линя, — камни там полупрозрачны и много старых деревьев. Однако же, если бросить взгляд на композицию парка в целом, окажется, что его искусственные горы и скалы нагромождены беспорядочно, точно кучи угольной пыли, прорытые муравьиными ходами, только сверху прикрытые мхом и лишайником. Парк лишен прелести гор и леса. Я попробовал разглядеть Шицзылинь в подзорную трубу, но все равно не почувствовал его красоты.

Линъяньшань — Гора волшебного духа — место, где некогда жила Си Ши[181], знаменитая наложница князя У. Здесь же находятся многие достопримечательности, такие, как Пещера Си Ши, Галерея звучащих туфель, Тропа, собирающая благовония, но в планировке ансамбля они уступают особенной, таинственной прелести холмов Тяньпин и Чжисин.

Другие популярные места — гора Дэнвэйшань, известная под названием Юаньские могилы, и расположенное к северу от нее озеро Тайху. На восток от них — Парчовый Пик. Упоительный, словно картина, вид: бирюзовые терема на фоне красного, как киноварь, склона. Местные жители выращивают здесь сливу мэйхуа. Цветущие деревца раскинулись на площади в несколько десятков ли, глянешь — словно бескрайние снега, потому это место и получило название Море благовонного снега.

Справа от горы растут четыре старых тополя, у них особые названия: «чистое», «странное», «древнее» и «причудливое». У того, что зовется «чистым», прямой и тянущийся кверху ствол, крона дерева походит на бирюзовый балдахин. То, что звалось «причудливым», согнуто над землей в три оборота, очертания его напоминали иероглиф «чжи». «Древнее» — с голой высохшей верхушкой, половина тополя зелена, а половина уже суха, ветви его торчат словно ладони. «Причудливый» походил на свернувшуюся в раковине улитку, его ствол и ветви были сильно перекручены. Народная молва утверждает, что тополя еще доханьского времени.

В начале весны года и-чоу[182] И-шань пригласил господина Чунь-сяна и своего старшего брата Цзя-ши с сыном и племянником посетить семейный храм Пушань для свершения весенних жертвоприношений и обметания могил предков. Он позвал также и меня. По пути мы добрались до Горы волшебного духа, а от Моста тигровой горы поплыли по реке Фэйцзяхэ. У Моря благовонного снега полюбовались цветами. Храм Пушань стоял в сливовом саду. То как раз была пора цветения, и мы наслаждались тонким ароматом цветов. По возвращении я нарисовал двенадцать пейзажей Пу-шаня и преподнес их Цзя-ши.

В девятую луну того же года я сопровождал Чжо-тана, который получил назначение на службу в Сычу-ань, в управу Чунцинэ. Вместе со мной ехали Цзян Шоу-мин и Цай Цзы-цинь. На лодке мы поднялись вверх по течению Янцзы и добрались до главного города провинции Аньхуэй — Ваньчэн. На склоне горы Ваньшань находится могила Юй-гуна, юаньского Ли, верного министра монголов. Вблизи могилы стоит беседка — Терраса большого обзора. Беседка обращена фасадом к Южному озеру, стеной опирается на гору Цянь-шань. Беседка поставлена на самом хребте, и с нее открываются дальние виды, приятные глазу. Рядом с ней — глубокая галерея, с севера оконные проемы были растворены настежь. Уже выпал иней, листья чуть покраснели, деревья были нарядны, точно персики или сливы в цвету.

К югу от города находился сад семьи Ван. С запада на восток сад широк, а с юга на север — узок; на севере он вплотную прилегал к городской стене, а на юге — к озеру. На столь малом пространстве чрезвычайно трудно разбить сад, и ради экономии места в нем построили двухъярусные террасы и павильоны с надстройкой. Принцип двухъярусной террасы таков: над главным помещением устраивается терраса для любования луной, которая в то же время служит двориком и садиком, на нее насыпают камни и высаживают цветы, так что посетитель и не подозревает, что под его ногами есть еще помещение; а поскольку под насыпанными камнями и грунтом, на котором разбит дворик и сад, есть пустота, то цветам и деревьям садика доступен дух земли, и потому все изобильно цветет. Павильон с надстройкой делается так: наверху башни ставят перила, над перилами возводят одноэтажную террасу, и так по спирали сверху донизу располагают четыре этажа; внизу непременно должно быть озерцо, вода в нем не иссякает и не переполняет его — и невозможно понять, что здесь служит опорой, а что являет собой пустоту. Фундамент должен быть полностью выложен кирпичом, затем сваи на западный заморский манер переходят в колонны. В саду господина Вана павильон был обращен к Южному озеру, и ничто не препятствовало обзору местности. Сколь радостно было обозревать окрестности из павильона, никакого сравнения с тем. что можно было увидеть из сада! Поистине, этот сад был удивительнейшим и редким творением человеческих рук!