Помни о доме своем, грешник - Василий Гигевич

Ну а сичас вот пишу эти письма. Тибе и деревенскому писатилю. Вот так и верчусь ежедневно моя милая Эмуличка. Завтра на работе мне обещали дать всего на сутки известный новый роман Руколицинского. Видимо всю ночь спать не буду - читать буду а может где что и законспектирую. На всякий случай. Ибо сейчас в городе где ни покажись так и слышишь: читала ли ты новый роман Руколицинского. Говорят что в том романе такие интересные сцены, такая острота и глобальность проблем что просто за голову хватаешься. Куда уж нашим местным писатилям до размаха Руколицинского.

Ой милая моя Эмуличка. Я и забыла тибе сказать. К нам на гастроли с пятого будущего месяца приезжает известный вокально-инструментальный рок ансамбль Адаманы-3528. Сможешь ли ты приехать сюда к тому времени? Если сможешь напиши мне и я через знакомых по блату достану билеты и на тебя. Еще говорят что скоро на экраны выйдет новый фестивальный фильм Адаманы и Вселенная. На него уже сичас идет запись. Так что сама видишь милая Эмуличка как тут жизнь кипит. Приезжай побыстрее из деревни и сливайся с нашей городской культурной быстротекущей жизней. Я тибя жду. Ну все. Спешу. Сичас начнется по телевизору юмористическая программа которая называется Вокруг адаманов. Я и Жаклиночка от нее бис ума.

Лети с приветом вернись с ответом.

Целую твоих адаманчиков.

P.S. Не удивляйся. Сичас в городе при прощании так модно говорить.

Твоя до гроба Инуличка.

Если говорить вообще, то адаманы, тема адаманов настолько удачно и емко, настолько незаметно вплетались в человеческую жизнь, в интересы всего человечества, что порой становилось удивительно: ну неужели, неужели когда-то было такое скучное время, когда люди ничего, ну совсем ничегошеньки не знали о существовании адаманов?

Нынче, после открытия адаманов, кажется, стало веселее жить, что ли... Странно, само слово "адаманы" таило в себе какой-то веселый и даже чуть-чуть загадочный смысл, обычно этим словом называли все веселое и неизвестное, что было как в жизни человека, так и в каком-либо международном событии. "Это все адаманы виноваты", - можно было услышать в те дни то ли на улице, то ли в тесном дружеском кругу; обычно эти слова сразу же вызывали веселые улыбки.

Часть вторая

НАСТУПЛЕНИЕ АДАМАНОВ

ИЗ ПОСЛЕДНИХ ЗАПИСЕЙ ВАЛЕССКОГО

"Сегодня, до того как пойти сюда, на этот берег Житивки, я долго сидел во дворе, в когда-то бесконечной вселенной, где каждый сантиметр земли не то что истоптан босыми ногами, а ощупан руками, где все, куда ни взгляни: и хата, и сарай, и клеть с погребом, и тот же колодец - все сделано руками отца и матери, не за день-два, а за всю жизнь, отданную обустройству своей вселенной, изо дня в день проливали они пот на излюбленном участочке земли, и поэтому нечего удивляться, что они, как и мои предки, усердно защищали свою вселенную от того чуждого и далекого, что время от времени надвигалось на них и то ли грозной силой, то ли сладкими искушениями-обещаниями стремилось оторвать их от этой маленькой вселенной, ибо только отсюда, с высоты двора и хаты, могли они спокойно взирать на остальной мир, как на чужие галактики.

Когда я неподвижно сидел во дворе и смотрел вокруг чужими глазами словно ради этого мгновения когда-то пошел я по манящим стежкам-дорожкам, чтобы почувствовать и понять холод и одиночество, что сковывают душу, постепенно стал догадываться, почему мои родители все на свете оценивали спокойно и с достоинством, своей житивской меркой.

Видимо, трагедия моя, как и моих смекалистых, всезнающих ровесников, была в том, что мы, освоившись в созданной родителями вселенной, считали, что она вечная и появилась в мире сама по себе, как небо над головой, в котором ежедневно плыли и плыли над Житивом облака, то - низкие и лохматые осенью, то - высокие и легкие летом, она была, как солнце, которое по утрам вставало из-за леса и катилось за такой же лес к вечеру, только в другой стороне, она была, как пружинистый ветер, как та же Житивка за деревней. И поэтому не долго думая мы разбежались во все стороны из маленьких, тесных нам дворов и хат с низкими потолками. Мы надеялись - откуда нам было знать? - что подворья наши, как и наши родители, как и деревни наши, будут вечными и нерушимыми, ничего с ними не случится, ни сейчас, ни через год, ни через тысячелетие, как и с той же намного большей вселенной, в которую мы неудержимо рвались изо всех сил, той загадочной и бесконечной вселенной, где есть большие и прекрасные города с не менее прекрасными красавицами царицами, умеющими говорить по-березовски, а тем более, думали мы, в любой миг, когда станет нам невмочь, сумеем мы вернуться назад, во все это вечное и нерушимое, где все начнется сначала: и та же знакомая крыша бросится в глаза издали, еще с остановки автобуса, она сразу же выделится среди других крыш, как среди других людей всегда чем-то выделяется любимый человек, и тот же колодец в родном дворе напоит холодной водой, и те же почти забытые в городской сутолоке звезды заблестят вечером над головой, и снова зазвенит протяжное материнское: "Иди до-мой, вечеря остыва-ает", - и тяжелая отцовская рука ляжет на твою стриженую голову, та рука, которая может делать все, что надобно человеку... Мы надеялись, что вернемся во двор, где есть хата, крыльцо и ступеньки, на которых будем долго и слишком усердно вытирать грязь и отряхивать пыль дальних дорог, и, наконец, оглянувшись, убедившись в нерушимости и вечности двора, войдем в хату, будто возвратимся в беззаботное детство, будто с берега Житивки в воду нырнем... Мы верили в вечность и нерушимость всего, название чему - двор, хата, отец, мать. И потому, чтобы не сидеть без дела, мы пытались сделать больше наших родителей: навести порядочек в той огромной вселенной, о существовании которой узнали на уроках Гаевского, Аровской, из теле- и радиопередач, догадались по звуку автомобилей, ежедневно возивших лес из-за Житивки и оставлявших в запыленном воздухе незнакомый сладкий запах, за которым хотелось бежать как гончей за зайцем, нам хотелось бежать за автомобилями-чугреями так же, как и за грозно рычащими огромными зелеными танками, которые дважды в году, весной и осенью, во время учений неслись неведомо откуда и неведомо куда - мимо Житива, через Житивку и дальше, в сторону Палика на край света.

...Как и за теми же маленькими самолетами, что полосовали голубое небо, и потому, задрав голову, мы так усердно орали: "Э-эй, самолет, самолет, возьми меня с собой!.."

Никакая сила не могла удержать нас здесь, в маленьком и тесном дворе, возле хаты и малограмотных родителей с их извечными заботами о корове, поросенке, картошке, навозе и незавершенной работе, если вдали, куда ни бросишь взгляд, было рассыпано столько сладко-манящего, которое только и ждало нашего прихода или приезда.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});