Пионерский гамбит (СИ) - Саша Фишер

который опять просил меня никуда не исчезать, потому что у него ко мне какое-то дело.

— А что тянуть? — Мамонов сплюнул. Его приятелей Марчукова и Мусатова с ним не было. Правда, это не означало, что они не будут поджидать меня в том месте, куда он собирается меня вести. — Или боишься? Как болтать, так смелый, а как отвечать за свои слова, так в кусты?

— А пойдем, — ответил я. — А дружки твои нас уже на месте поджидают?

— Чтобы с тобой справиться, Крамской, мне дружки не понадобятся, — он криво ухмыльнулся и снова сплюнул.

Мы незаметно отстали от отряда и свернули на узкую тропинку в лес. Мамонов шел, опустив голову и сунув руки в карманы. На меня не смотрел. Направлялся он, как я понял, куда-то за столовую.

Между пристройкой из серого кирпича и внешней оградой лагеря обнаружился закуток, прикрытый от посторонних глаз глухой стеной и развесистым кустом. Судя по окуркам и фантикам, сюда частенько кто-то приходил, вот только все они не отличались склонностью оставлять после себя порядок. Марчукова и Мусатова там не было. Собственно, там вообще никого не было, Мамонов действительно решил разобраться со мной один на один.

Он вышел на середину бесхозного квадрата и толкнул меня в плечо.

— Ну что, поговорим, Крамской? Тебе никто наши правила не объяснял, да?

— Поговорим, — хмыкнул я. — Заодно может и правила кое-какие устаревшие пересмотрим.

— Да ты все не уймешься! — Мамонов снова попытался меня толкнуть, но я отступил назад.

— И не собираюсь даже, — я чуть присел и сжал кулаки. — Если у вас в правилах мразотные споры, типа твоего с Верхолазовым, то я уж точно в стороне стоять не буду.

Тут я почувствовал под носом что-то влажное. Провел ладонью. Кровь. Что за дела? На солнце я сегодня что ли перегрелся?

Мамонов неожиданно опустил руки и сгорбился.

— Не хочу с тобой драться, Крамской, — сказал он, спрятав глаза. — И так подонком себя чувствую из-за этого спора, а тут еще ты...

— Тогда зачем ввязался? — спросил я.

— Само как-то получилось, — он пожал плечами и сел прямо на землю рядом с забором. — А потом уже поздно сдавать назад было.

— И что будешь теперь делать?

— Не знаю даже, — он сорвал травинку и сунул ее в зубы. — Она такая хорошая.

— А отказаться от спора? Сказать Верхолазову, чтобы на хрен шел?

— Да ладно! А ты бы сказал?

— Я бы... — я задумался. Ну да, хорошо такое предлагать со стороны левого взрослого, которому плевать на то, как к нему относится какая-то левая компания подростков. И который уже давно вышел из возраста, когда нужно кому-то доказывать собственнй авторитет и значимость. А для Мамонова это, можно сказать, потеря лица получится. Все видели, как он пообещал.

Мамонов поднял взгляд на меня.

— Ни фига себе у тебя кровь льет... — он вскочил. — Я же тебя не трогал!

— Наверное, я на солнце перегрелся сегодня, — я еще раз провел по носом ладонью. Несколько капель упали на футболку. — Вот же фигня какая...

Я задрал голову, подставив под нос сложенную чашечкой руку.

— Подожди, у меня где-то платок был! — Мамонов начал быстро обшаривать карманы.

За кустом раздались громкие голоса.

— Сюда, они точно куда-то сюда пошли! — верещала Коровина.

Мамонов достал из кармана мятый коричневый носовой платок и сунул мне в руку. Я кивнул как мог с задранным подбородком. Кусты, прикрывающий вход в закуток, зашевелился, и на небольшом уединенном квадрате сразу стало тесно. Анна Сергеевна, Елена Евгеньевна, Прохоров, Коровина, Шарабарина... Весь набор заинтересованных лиц, в общем.

— Мамонов, ты совсем охамел уже?! Я тебя предупреждала?! Предупреждала! Сегодня же идем к начальнику лагеря ставить вопрос о том, чтобы тебя домой отправили.

— Крамской, как ты себя чувствуешь? — Елена Евгеньевна подскочила ко мне и схватила за руку.

— Да нет же... — начал я. Убрал руку с платком и кровь снова закапала на футболку. Но слушать меня никто не стал.

— Вечно этот Мамонов! — Коровина тоже подбежала ко мне и заглянула в лицо. — Сильно он тебя ударил?

— Да не бил он...

— Вы чего прибежали-то все? Не дрались мы!

— Ой, да конечно! В шахматы играли, поэтому и Крамской весь в крови? Что-то я не вижу у вас тут шахмат, Мамонов!

— Разговаривали мы, у него кровь носом пошла. Да скажи им, Крамской!

— Не дрались мы! Просто перегрелся...

— Не слушайте вы его, Мамонов небось сказал, что вообще убьет, если он расскажет!

— Все, Мамонов, пойдем к начальнику, собирай вещи и уматывай. Пусть с тобой участковый нянчится, бандюк малолетний!

— Анна Сергеевна, но мы правда не дрались!

— Елена Евгеньевна, отведите Крамского в медпункт!

— Да зечем в медпункт-то? Сейчас само пройдет, просто кровь из носа!

— Не спорь, Крамской. И не переживай, больше Мамонов к тебе не пристанет. Потому что поедет домой!

— Анна Сергеевна! Ну почему вы нас не слушаете-то?!

Голоса вдруг стали звучать глуше. Как будто я провалился в глубокий темный колодец...

Очнулся я от резкого запаха. Как будто в мозг шило воткнули. Правда больно при этом почему-то не было.

Что случилось?

Я что, грохнулся в обморок?

— Добро пожаловать в реальный мир обратно, молодой человек, — сказал чей-то дребезжащий незнакомый голос. Я почувствовал, что мне в нос засовывают что-то мягкое. Открыл глаза. Почти весь окружающий мир состоял из покрытого глубокими морщинами лица. Глаза за очками с толстенными линзами казались гигантскими, как у огромного насекомого. Из-под белой шапочки торчали редкие пряди седых волос. Потом лицо отдалилось, и я наконец смог увидеть, где нахожусь.

Я лежал на жесткой кушетке в узкой длинной комнате. Стены покрашены в синий до середины, а выше — побелены, как и потолок. На потолка — два матово-белых порушария. Из мебели присутствовал белый письменный стол, явно знававший лучшие времена, простой деревянный стул и высокий шкаф-пенал. И вторая кушетка у противоположной стены. На ней сейчас сидели Елена Евгеньевна, Коровина и Шарабарина. Надо же, какое трогательное единение... Свалился в обморок и помирил непримиримую нашу Коровину с новой вожатой? Хотя, это же Коровина всех притащила, она видела, как мы поссорились.

— Кирилл, как ты себя