Кутузов - Лидия Ивченко

1 марта 1764 года он был направлен волонтером (добровольцем) в войска под командованием генерал-майора И. И. Веймарна в Польшу, где, по словам историка, «Репнин твердою рукою, даром слова и благоразумными мерами, возложил корону на стольника Литовского, графа Станислава Понятовского»18. Вопреки ожиданиям Франции и Австрии, традиционно поддерживавших в Польше антирусские настроения, влияние России в «стране вековой анархии» стало преобладать. Воспринимая дворцовые перевороты как норму политической жизни в Петербурге, в Париже и в Вене полагали, что Екатерина II всецело поглощена внутренними проблемами и вообще процарствует не более четырех — шести лет. Иностранные дипломаты «проглядели» союз России и Пруссии в «польском вопросе», полагая, что после смерти Петра III подобный альянс невозможен. «Мои предшественники не имели союзником короля Фридриха: и вот мое преимущество перед ними; искреннее содействие, оказанное мне моим союзником, довело это избрание в Польше также единодушно, как и спокойно к концу. <…> Я не удивляюсь, что великие державы возбуждены против меня: я устранила преграду, неудобную для России, но весьма выгодную интересам этих держав»19. Впрочем, на деле все выглядело не так «единодушно»: «Под Варшавой Виленский воевода князь Радзивил 28 июня напал на отряд полковника Бока, где находился капитан Кутузов. Бок со своим помощником Кутузовым не только отбили нападение Радзивила, но и обратили его в бегство»20. Первая военная кампания Кутузова продолжалась всего год, но и этого времени хватило для того, чтобы он уверился в своих силах, а его начальство убедилось в том, что молодой офицер не боится опасности и так же расторопен и сметлив на поле боя, как и на учениях.

1 марта 1765 года М. И. Кутузов снова возвратился в Астраханский пехотный полк, который квартировал в Новой Ладоге под Петербургом и время от времени нес караульную службу в столице. Императрица Екатерина II по-прежнему благоволила красивому, остроумному, образованному офицеру, который везде был к месту — и в поле, и при дворе. Указом от 31 июля 1767 года капитан Астраханского пехотного полка был переведен в распоряжение генерал-прокурора князя А. А. Вяземского для не совсем обычного на первый взгляд занятия: он был направлен в Большую комиссию, которая должна была составить новое Уложение. Более 500 депутатов съехались в Москву «изо всех уездов и городов», причем в их числе были однодворцы, «пахатные солдаты» и даже крестьяне. Депутатом от Северной столицы был избран граф Алексей Григорьевич Орлов, а в комиссии для составления депутатского наказа приняли участие один тайный советник, один генерал-майор и три купца. По мнению В. А. Бильбасова, собрание представителей Русской земли, во-первых, «для того, чтобы от них выслушать нужды и недостатки каждого места», и, во-вторых, «для заготовления проекта нового уложения» — великий акт, призывавший русский народ в лице его выборных к участию в законодательстве. В той форме, в какой эта мысль была выражена, она являлась действительно «опытом великой доверенности к народу», и день открытия комиссии есть день, «долженствующий навсегда остаться священным для России». В этот день 545 депутатов привезли в Москву и представили на всенародное обсуждение длинный перечень «нужд и недостатков» из 1264 местностей, из которых прежде доносились лишь «напрасные жалобы и подавленный ропот». Никто не радел о нуждах русского человека, никто не заботился о недостатках той или другой местности, когда «с высоты престола» раздался образный голос Екатерины: «Выскажите свои жалобы. Caпог жмет вам ногу? Мы постараемся поправить это. У меня нет системы; я желаю только общего блага — оно вместе с тем и мое собственное. Работайте. Собирайте материалы, издавайте проекты — узнайте, чего вы хотите». Дело, безусловно, было необычным. В Волоколамске, например, по случаю выбора дворянского депутата в комиссию проходили торжественные обеды и ужины у знатных лиц и даже был «сожжен фейерверк, в котором изображено имя Императрицы, а по сторонам начальные литеры: Б. М. И. П. Б. О., означавшие „благоволение монаршее, исполнение подданных, благополучие общества“ и т. п.». Манифест о созвании Большой комиссии был встречен с живейшей радостью, и, не дожидаясь успехов предприятия, «местами заговорили о памятнике, который дворянство намеревалось воздвигнуть Екатерине II»21.

Согласно «Наказу» императрицы Большая комиссия под руководством князя А. А. Вяземского должна была составить проект Уложения и представить его затем ей на утверждение. В состав комиссии входили родственники М. И. Кутузова по линии Ивана Логиновича Голенищева-Кутузова, женатого на Авдотье Ильиничне Бибиковой: ее братья Александр Ильич и Василий Ильич, причем первый из них, генерал-поручик, пользовался особой доверенностью Екатерины II и был назначен ею верховным маршалом комиссии. Для разработки отдельных проектов создавались депутатские комиссии, называвшиеся «частными». Каждая комиссия состояла из пяти депутатов: М. И. Кутузов был включен в секретариат Юстиц-кой комиссии. Он должен был составлять реестры депутатских наказов, выписки и сводки из существующего законодательства, связно излагать формулировки статей проектов, вести протоколы заседаний, которые затем сводились в одну дневную записку, и ее «екстракт» ежедневно направлялся на прочтение императрице. В архивных делах сохранились составленные им записки с 11 октября по 13 ноября. Жесткие прения между депутатами разгорелись по вопросам дворянских привилегий: дворяне-аристократы требовали их расширений, а представители военного сословия и купцы настаивали на ограничении прав потомственных дворян. «Обнаружился антагонизм между двумя важнейшими группами дворянства: настоящая аристократия, т. е. Рюриковичи по происхождению, богачи по состоянию, потомки столпов государства, не хотели пользоваться одинаковыми правами с дворянами нового происхождения, т. е. с людьми, вступившими в дворянское сословие не иначе как путем постановления „Табели о рангах“»22. Наибольшее впечатление произвела на всех членов Большой комиссии речь князя M. M. Щербатова, который, оставаясь верным себе, предложил назначать дворян не только на офицерские, но и на унтер-офицерские должности. Однако депутат от крестьян, однодворец Воронежской губернии Ефим Фефилов, резонно возразил на эту пафосную речь: «Во-первых, такого ограничения никогда не было и что такое нововведение было бы „несообразно с самым естественным законом“, а во-вторых, что одних дворян не хватит для занятия во всей империи не только всех унтер-офицерских чинов, но даже не хватит его для занятия всех обер-офицерских чинов». Вопрос о дворянстве был впоследствии решен императрицей в духе предложений Фефилова. Во время прений о правах благородного сословия, которые вряд ли оставили равнодушным М. И. Кутузова, основными оппонентами были дворяне и офицеры; во время споров о правах купеческого сословия «выступили на сцену в качестве главных ораторов купцы и крестьяне». Безусловно, обсуждался депутатами животрепещущий вопрос о крепостном праве. И неслучайно: среди крестьян ходили упорные толки о том, что указ Петра III о дворянской вольности предшествовал указу о крестьянской вольности. Все, кто собрались в Москве с целью дать стране новые и справедливые законы, не предполагали, что страна находится накануне страшного социального взрыва — крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачева. Пока же депутаты в мирной обстановке обсуждали возможности «улучшения быта крестьян» в границах крепостной зависимости. «Мы люди, и подвластные нам крестьяне суть подобные нам, — обратился к депутатам князь M. M. Щербатов. — Разность случаев возвела нас на степень властителей над ними; однако мы не должны забывать, что и они суть равное нам создание. <…> И я, конечно, не сомневаюсь, что почтенная Комиссия узаконит запрещение продавать людей поодиночке без земли». Конечно же Кутузова интересовал вопрос о привилегиях окраин, тех самых мест, где он предпочитал нести службу. Подчас наказы, привезенные депутатами, носили курьезный характер: «так, например, в одном наказе первым пунктом поставлено, что „дворянство, имея штаб и обер-офи-церские чины, приехав в город, за неимением при себе домовой водки и вина, принуждены бывают с питейных домов покупать водку и вино, многим с противными и с непристойными специями и запахом; посему дворянство по характерам их видеть принуждены себе в том недостаток, посему о дозволении о скидке вина каждому помещику по достатку доложить комиссии“»23.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});