Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда они покончили с обмером малой излучины, Реммельгас сложил бумаги в полевую сумку и сказал:
— Похоже, что я был прав, — углублять придется намного больше, чем предполагалось, не то при такой узости и кривизне русла течение останется слишком медленным. А нам надо его ускорить. Ведь на стремнине у Варью еще мельче!
— У Варью, конечно, гораздо мельче, — согласился Питкасте.
Реммельгас застегнул сумку и встал.
— Пошли к Варью!
Они двинулись вдоль берега, заросшего густым ивняком и черемухой. Чтобы продраться сквозь них, приходилось работать обеими руками. Они с трудом преодолели несколько сот метров, когда Питкасте воскликнул:
— Зачем же мы идем здесь, товарищ лесничий?
— А где же?
— Тут нам придется пройти километров шесть, а то и больше — ведь местами берег такой топкий, что нужно будет обходить кругом…
— Вы думаете?
— Да, лучше идти прямо! Так будет немногим больше километра. И везде сухо. Лишь кое-где придется продираться. Там почти сплошь молодой лесок, по нему идти — одно удовольствие, словно по парку.
Реммельгас остановился.
— Прямо?.. — спросил он. — Прямо? — И так шлепнул Питкасте по спине, что тот чуть не потерял равновесия. — Как это просто!
Питкасте не понял, что так обрадовало лесничего. А Реммельгас так воодушевился, что чуть ли не бегом побежал — Питкасте едва поспевал за ним.
«Осмус все-таки прав, — подумал объездчик, — взбалмошный он, и всё». Его обидело, что лесничий не сказал ему, из-за чего он так развеселился. Никакой охоты не было отвечать на его расспросы о стремнине у Варью. Питкасте поглядел прищурясь на солнце, которое словно задремало на небе, и, хмуро поразмыслив обо всем, пришел наконец к выводу, что после такой гонки невредно бы опрокинуть рюмочку водки. Только где ее раздобыть? Впрочем, у Осмуса в последний раз осталась почти не начатая бутылка, взять бы, да…
С реки Реммельгас, уже один, направился прямо в колхоз «Будущее». Задумавшись о чем-то, он уже не летел сломя голову, а брел медленно и с опущенной головой, словно упал вдруг духом. Прямо! Звучало это заманчиво. После слов Питкасте его, словно молния, пронизала мысль: к чему канителиться с углублением старого порожистого русла, если можно прорыть новое, более короткое и глубокое? Работать придется намного меньше, да к тому же еще посуху, а какой замечательный отток получится! Реммельгас мигом загорелся. Но, выбравшись опять к реке, он почему-то увял. Новое русло? Громадная, устрашающе громадная и вряд ли посильная задача. И Реммельгасу стало грустно, словно он потерял что-то дорогое. Проложить новое прямое русло, минуя все эти стремнины и омуты… Нечто подобное ему мерещилось уже некоторое время, хоть он и не проронил никому ни слова. Но идее этой, вероятно, суждено остаться прекрасной мечтой…
Председатель колхоза, насвистывая марш, вышел из конторы веселый и бодрый, словно весь день отдыхал. На самом же деле, он уже успел сегодня побывать во всех концах колхозных владений, простиравшихся на десять километров. Везде нужен свой глаз, своя рука. Хозяйство большое, народу много, и не у каждого дело спорится. Один не так установил диски сеялки — научи. Другой, совсем молоденький, впервые пашет на пароконном плуге — покажи ему, насколько опустить лемех, чтобы пласт был мощнее, а борозда поровнее.
— К пятому кончим сев яровых, — еще издали крикнул он Реммельгасу.
— Да ну? — усомнился лесничий.
— Точно. Нынче весна такая ранняя…
— Это плохо?
— Нет, хорошо, лесной ты медведь.
— Что ж, и вправду хорошо, даже очень. Скорей управитесь — скорей и нам поможете лес сажать.
— Сперва картошку надо сажать, потом лес, — возразил Тамм. — Дело это хлопотное, тут все люди нужны.
— А про обещание свое забыл, на попятный пошел? Того, чтоб у вас в колхозе времени с избытком осталось, никогда не дождешься. О воде уж ты и не помнишь, что ли?
Тамм помрачнел.
— Помню, как не помнить. Старики говорят, что река второй раз в этом году разольется. Подумаешь — так прямо дрожь пробирает: ведь летние паводки и для хлебов и для сена — чистая погибель. Разве тут о воде забудешь?
Реммельгас задумчиво хмыкнул. Он повесил рулетку на гвоздь, прибитый на крыльце, и буркнул:
— Я прямо с реки, со стремнины у Варью…
— Как вода? Спадает?
— Спадает, скоро совсем сойдет. Река ненадолго присмиреет. Но, облазив берега, я утвердился в мысли, которая давно уже не дает мне покоя. А что, если совсем оставить старое русло с его порогами и вырыть новое? Представляешь?
— С ума сошел!.. У Куллиару ширина пятнадцать метров, это тебе не ручеек, чтоб так запросто ее передвинуть!
— Ну и что же! — горячо возразил Реммельгас и, увлекши Тамма в контору, подвел его к карте на стене. — Думаешь, старое русло легче углубить? Какой там! В этом деле так можно увязнуть — в несколько лет не вылезешь. Ведь целых шесть километров перекопать надо. Так не проще ли вырыть новое русло длиной в километр? Абсолютно прямое, нужной ширины и с таким углом падения, что вся вода из Люмату утечет в море.
— Черт! — Тамм сдвинул на лоб фуражку. — Вот это идея! Смелая мысль! В самом деле, и короче, и людям меньше мучиться. Как же мы раньше этого не сообразили?
Реммельгас взял стул и сел. И почему-то вздохнул. Да, он и сам пережил точно такое же воодушевление, как Тамм. Но как это было ни неприятно, все же предстояло окатить его холодной водой. Надо сделать это поосторожнее.
— Так оно и есть, и все, что ты сказал, правильно, — произнес он. — Придут люди, работа закипит вовсю, но… Подумаем немного и о неприятностях, которые могут нас постичь. Ведь надо вынуть около тридцати тысяч кубометров грунта, и абсолютно неизвестно какого! Кто знает, сколько в нем окажется известняка и камней? Опять же ясно, что в новое русло сразу начнет стекать вода. Многие ли захотят работать по пояс в грязи? Ведь принуждать к этому мы никого не можем. Тут нужен энтузиазм, подъем, и поначалу он будет, но надолго ли его хватит? Вдруг людям это надоест, они махнут рукой и разойдутся по домам?
Тамм сразу приуныл.
— Вот видишь, опять я увлекся, — сказал он, смущенно улыбнувшись. — Да ведь прямо зло берет на эту реку — играет с нами, словно кошка с мышью. Вот и хватаешься сразу за любую идею, не подумавши.
— Да, без техники мы тут бессильны. А получить сейчас машины трудно…
Реммельгас уже обращался с запросом в уездный исполком, но оттуда пришел малоутешительный ответ: сейчас в уезде нет ни одного экскаватора. Может быть, в следующем году будут. «Может быть»! Какие ужасные слова! Но что, если все-таки не ждать, а начать своими силами? И они принялись обсуждать эту возможность, принялись высчитывать объем самых необходимых работ.
Часы шли, а разговор их все продолжался. Со двора уже доносились окрики вернувшихся возчиков и стук падавших оглобель. Звенели бидоны в руках доярок. Потом все эти звуки умолкли и под окном послышались шаги ночного сторожа. А они все еще сидели над картой, все еще выписывали длинные столбцы цифр, даже не замечая, что от десятилинейной лампы тянется к потолку густая копоть.
Но сколько они ни вычисляли, гора земли, которую предстояло выбросить, не только не уменьшалась, а скорее росла.
— Ах, дьявол! — Реммельгас стукнул кулаком по столу. — Значит, придется ждать, пока не создадут мелиоративную станцию и не подбросят машин… Эх, даже и думать не хочется…
Он совсем расстроился. Какой смысл копать осушительные канавы, зная наперед, что от них мало толку, что как раз весной и осенью, то есть во время половодий, во время наибольшей опасности, они по сути не приносят никакой пользы.
— Как же нам быть? — Тамм запустил пятерню в свои темные лохматые волосы. — С чем мы придем на следующее партсобрание? Неужто скажем: мы, товарищи, предлагаем отложить работы?
Помолчав, Реммельгас поднялся.
— Так мы не скажем. Нет, мы объясним, как обстоит дело, попросим помощи и совета, предложим начать работу при любых условиях. Кроме того, еще на этой неделе я схожу к Рястасу и к Тэхни, поговорю и с ними. Пусть мы еще не в силах сразу же покончить с затоплением, подрезать ему коготки мы все же сумеем.
Дорога к дому Реммельгаса пролегала через холм, с которого на обе стороны открывался вид на поля и леса. В сторону к Люмату все словно было залито молоком. Мутно-белый туман расползался все выше, к полям и садам, и, когда налетал ветер, на лицо оседали холодные брызги. Такая погода была не к добру, и, того гляди, могли вернуться ночные заморозки.
Дрожь пробежала по спине Реммельгаса.
— Поцарствуй пока, поцарствуй, Люмату, — пробормотал он, будто болото могло его услышать, — уж мы перережем все твои артерии одну за другой…
Два дня спустя — Реммельгас как раз собирался идти в лес — грохочущий мотоцикл свернул с дороги во двор. Лишь после того как мотоциклист поставил машину к стене и поднял на лоб консервы, лесничий узнал секретаря волостного комитета партии Тэхни. «Опередил он меня», — упрекнул себя Реммельгас. И именно на это намекнул Тэхни, который, поздоровавшись, сказал: