Чёрный дым - Ирина Якубова

показывать виду.

– Подойдёт? – спросил Иван.

– Да, конечно, – Вадим аккуратно спрятал ствол в дорожную сумку.

– Вот патроны, – бандит вынул из кармана куртки картонную коробочку и отдал Яранскому, который решил не открывать её не проверять.

Между ними повисла пауза. Вадим понял, что говорить им больше не о чем.

– Ну, я пошёл. Спасибо за помощь, – сказал он.

– Погоди, – Грозный тронул его за плечо, – передай привет Рамилю Хасановичу. От меня, от ребят.

– Я понял. До свидания, – ответил Яранский и быстро пошёл к машине не оглядываясь.

Домой доктор приехал за полночь. Всю дорогу сидел за рулём как "на иголках", всё казалось, что сейчас его остановят ДПС- ники и обыщут. Вздохнул с облегчением, когда упал в своё мягкое кресло в зале, после того как за ним захлопнулась входная дверь. Рамиль открыл сумку, вытащил ствол, стал разглядывать со всех сторон:

– Макаров…

– Что-что?

– Пистолет Макарова, ПМ.

– А… Там тебе братки привет передают.

– Что за чушь? – теперь очередь бизнесмена пришла удивляться.

– Эти твои знакомые думают, что ты жив. Наверное, решили, что ты инсценировал свою смерть, и теперь живёшь другой жизнью где-то. У политиков, богачей, как ты, или преступников такое ведь бывает.

– Хм… Ладно, пусть думают, что хотят. Главное, помогли. Когда Вы поедете к своей барышне Юлии Викторовне?

– Не знаю. Завтра, наверное.

Утром следующего дня Яранский засобирался к Юлии Карпенко в детскую областную больницу. Привёл перед этим себя в порядок. Побрился, надел зачем-то костюм с галстуком. Побрызгался туалетной водой, которой он никогда не пользовался. Просто тёща подарила на двадцать третье февраля, стояла запечатанная. Вадим нервничал. Он ехал к женщине, которая была его первой любовью, и, вообще, первой женщиной. И он у неё был первым. Любви-то давно уже не было, но воспоминания… Они остались, и теперь выпорхнули из глубин памяти и стали такими явственными и чёткими, будто всё произошло совсем недавно. Как Юлия отнесётся к нему? Человек она мировой, должна понять и помочь. Не смотря ни на что. Хотя та белиберда, которую он придумал, вряд ли вызвала бы у кого-то доверие.

В коридорах детской областной Яранский чувствовал себя как рыба в воде, так как маленькая Анжела здесь была частой гостьей со своей аллергией. То Вадим, то Лариса лежали здесь с ней поочерёдно, наверное лет до восьми. Потом девочка лечилась тут одна. С пневмонией лежала, дважды с подозрением на бронхиальную астму, с острым пиелонефритом, с обострением атопического дерматита раза три, и раз шесть с крапивницей. Слабое было у Анжелы здоровье. Врача Карпенко Вадим здесь не раз встречал в ту пору, но только лишь сухо здоровался и поскорее убегал… Стеснялся и чувствовал себя виноватым перед ней. "Хорошо, что не моей женой она стала", – думал Яранский, – "Всего в жизни добилась: и карьеру сделала, и троих детей родила, и по заграницам мотается, и уважением пользуется во врачебной среде, и даже благотворительностью занимается, наверное. Как она всё успевает? Со мной бы она точно скучала. Да и я бы за ней не угнался, не поспевал расти…"

И вот, пройдя отделение пульмонологии и отделение госпитальной педиатрии, расположенные на втором этаже правого крыла стационара, Яранский упёрся в массивную деревянную дверь с табличкой. Золотого цвета буквами на ней было написано: "Доктор наук, профессор Карпенко Ю.В". Яранский встал перед дверью в нерешительности. И вдруг у себя за спиной услышал стук приближающихся каблучков. Он почувствовал, как пульс у него участился, он был уверен что это идёт она, Юлия.

– Мужчина, Вы ко мне? – спросила профессор Карпенко обыденным тоном.

Вадим повернулся.

– Яранский? – Юлия Викторовна была настолько удивлена, что, казалось, сейчас потеряет дар речи. Но не тут было. Осознав, что перед ней действительно её однокурсник, первая любовь, тот самый Вадик Яранский, о котором у неё остались такие тёплые воспоминания, она подошла, крепко обняла его и сказала: – Рада тебя видеть, столько лет прошло… Заходи скорее!

Вадим зашёл. Юля усадила его на кожаный диван, включила электрический чайник, села рядом.

– Ну что ты молчишь? Язык проглотил?

Юлия была так близко, что доктору стало не по себе. Расслабиться он никак не мог. Не потому, что в нём проснулись какие-то чувства, нет. Просто он был заворожен её красотой, её достоинством. На вид его ровеснице было не больше тридцати пяти. Фигурку точёную облегал плотный белоснежный халат с рукавами до локтя. Руки были изящными, как у балерины с гладкой нежной кожей, покрытой равномерным кофейным загаром. Кольцо с массивным бриллиантом на среднем пальце сверкало в солнечном свете, пробивавшемся из-за полузакрытых жалюзи, и придавало её облику поистине царское величие. На ножки Юлии Яранский даже мельком посмотреть не посмел. А лицо… Оно просто светилась добротой и счастьем. Глаза были такими же как в юности большими и ясными, взгляд проникновенным. Только вместо прежней густой каштановой косы головку женщины обрамляла креативная стрижка каре с ассиметричными кончиками, которая и придавала лицу моложавый вид. Она очень шла Юлии Викторовне, и Вадим понял, глядя на неё, что не потянул бы такую женщину. Не для него она создана, и слава богу, что ничего у них не получилось тогда.

– Юля, – начал он, наконец взяв себя в руки, – мне так много хочется тебе сказать, но, ты меня знаешь – я не такой. Я не…

– Знаю, – перебила Юлия, – ты не такой. Как все. И не любишь болтать. Всегда был неразговорчив. Выкладывай, что тебя привело. Так бы ты сроду не пришёл, хотя сто раз здесь у нас был с дочкой. Мог бы и зайти по-дружески.

Яранский уже набрал в грудь воздуха, чтобы побыстрее, на одном дыхании выпалить заготовленное заранее враньё, но тут дверь в кабинет отворилась, и парень в белом халате, видимо аспирант, обратился к профессору Карпенко:

– Юлия Викторовна, обход будет?

– Да, Серёж, уже иду.

Юлия встала, подошла к столу и взяла папку с бумагами. Яранскому сказала:

– Вадик, извини, но я не могу отменить еженедельный обход. Коллеги ждут. Это быстро, всего тринадцать палат. Ты пока чайку или кофе попей, сам завари, там на тумбочке возьми.

– Хорошо, я подожду.

Юлия Викторовна оставила доктора одного. На обходе профессор была как никогда рассеянной. Она мало говорила, больше слушала доклады лечащих врачей. Нескольких больных ребятишек сама прослушала фонэндоскопом, одному пропальпировала живот. В основном, Юлия просто кивала, и не сделала сегодня ни одного замечания по ведению пациентов. Потому что на Юлию тоже нахлынули воспоминания. О своей первой любви. Она вспомнила крепкого видного парня Вадима, который привлекал девушек своей серьёзностью и скромностью.