Шарм - Трейси Вульф

не бывает лишним.

Необходимо идти на жертвы, и я именно тот, кто должен их принести.

К тому же кому не понравится, когда человековолк радостно пускает на него слюни после того, как ударил его ногой в пах?

Глава 34

Я все понимала превратно

– Грейс –

Боже. О БОЖЕ.

Я смотрю на слова, написанные на странице, пока они не сливаются в пятно. Затем моргаю и перечитываю их снова. И еще, и еще.

Они отдаются в моем сердце, проникают в мою душу, и мне открывается правда. Но этого не может быть. Этого просто не может быть.

Я не знаю, что происходило в Кэтмире в том году, когда Хадсон умер.

Я не знаю, почему Джексон верит тому, чему он верит.

Я не знаю, почему все верят тому, чему они верят.

Но это неправда.

Я перелистываю несколько следующих записей в дневнике, читая их так быстро, как я только могу. Я читаю о том, как сильно Хадсон ненавидит своего отца, о том, как Сайрус ухитрился убедить многих членов высокопоставленных семей сверхъестественных существ присоединиться к нему. И о том, что Хадсон намерен остановить его любой ценой.

Как Джексон мог так ошибиться?

Как все мы могли быть такими близорукими?

Неужели Лия – кто бы мог подумать – оказалась единственной, кто видел правду?

От одной этой мысли мне становится не по себе, во мне зарождается паника. Что, если бы Джексон прислушался к Лии? Что, если бы он поговорил со своим братом вместо того, чтобы предполагать худшее? Возможно, тогда вся эта хрень с принесением меня в жертву вообще не произошла бы.

От этого воспоминания и от мыслей о том, что могло бы произойти, мой желудок сжимается в комок, и я со всех ног бегу в ванную. И едва успеваю.

Мои ноги подгибаются, я падаю на колени, и меня рвет пирогом с тыквой, который я только что ела. Я пытаюсь блевать тихо – мне совсем не хочется разбудить Хадсона, пока его дневник, который я читала, все еще лежит на диване. К тому же сейчас я просто не готова смотреть ему в глаза.

Не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова посмотреть ему в глаза, но я точно знаю, что сейчас я еще не готова.

Однако вампиры обладают невероятно острым слухом, и как бы Хадсон ни пытался убедить меня в обратном, у него чуткий сон. Так что когда я спускаю воду в туалете, он уже стоит в дверях.

– Как ты? – тихо спрашивает он и достает из шкафчика для белья махровую салфетку.

– Я в порядке. Думаю, я съела слишком много тыквенного пирога.

– Да уж, чего-то явно было слишком много, – отзывается он и смачивает салфетку холодной водой. – Положи ее на шею. Это поможет тебе справиться с тошнотой.

– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я, просто любопытствуя, а не споря. – Неужели у вампиров тоже бывают такие проблемы?

Я подхожу к раковине, чтобы взять зубную щетку и пасту, когда он отвечает:

– Вообще-то нет. Но мы знаем, когда в сонной артерии особенно сильный ток крови. – Его клыки блестят в широкой улыбке. – Так что совершенно очевидно, что если приложить к ней холодный компресс, это может помочь.

– А, ну да. – Я неуверенно улыбаюсь после того, как чищу зубы и прополаскиваю рот водой. – Все дело в сонной артерии, ясен пень.

На мгновение я вспоминаю, как Джексон касался губами моей шеи прежде, чем вонзить в нее клыки. Я чувствую, как у меня вспыхивают щеки, и внезапно мне начинает казаться, что в ванной слишком тесно. Странно думать о таких личных вещах, когда Хадсон стоит совсем рядом – в двух футах от меня.

– Мы не могли бы вернуться в комнату? – тихо спрашиваю я, не желая протискиваться мимо него, но очень желая поскорее выбраться отсюда.

– Конечно. – Он тут же делает шаг назад. – Ты точно в порядке?

– Да, со мной все нормально, честное слово.

Но как только мы добираемся до моего дивана, взгляд Хадсона падает на раскрытый дневник.

– Что, легкое чтение? – спрашивает он, приподняв бровь.

– Прости. Прости. – И я порывисто заключаю его в объятия.

Не знаю, кто из нас потрясен больше – он или я.

– Все… в порядке, – ошарашенно бормочет он.

Но я только обнимаю его еще крепче – похоже, мои руки действуют сами по себе, – обнимаю так, как его еще никто никогда не обнимал. Как его всегда должны были обнимать.

Его мать.

Его отец.

Джексон.

Лия.

Все те, кто должен бы был его любить. Кто должен был заботиться о нем.

В ответ он неуклюже гладит меня по голове. И бормочет:

– Ну хватит, – с сильным британским акцентом.

Я все никак не разжимаю объятий, не отпускаю его.

И в конце концов его руки обхватывают мою спину. Медленно, неуверенно, робко, как будто он понятия не имеет, как нужно обнимать. А затем он тоже крепко сжимает меня. Так крепко, что я едва могу дышать. И это хорошо, очень хорошо.

Наконец он отстраняется.

Я отпускаю его, ожидая, что он отодвинется – но он этого не делает. Вместо этого он отодвигается лишь едва-едва, так что его и моя кожа соприкасаются при каждом вдохе.

– Хадсон…

– Грейс…

– Сначала ты, – говорю я ему с улыбкой. Тем более что я понятия не имею, что мне сказать.

Но он не произносит ни слова, а вместо этого одним пальцем приподнимает мой подбородок, так что теперь мое лицо обращено к нему. Наши взгляды встречаются, и на одну долгую томительную минуту все во мне замирает.

Но Хадсон продолжает ждать и смотреть мне в глаза. Я не знаю, ждет ли он моего разрешения – или просит у меня прощения.

И, видимо, в конечном итоге он получает ответ, которого ждет, потому что начинает придвигаться.

Глава 35

Кошмар наяву

– Грейс –

Медленно Хадсон наклоняется, и я забываю, как дышать. Как думать. Как существовать.

Я забываю обо всем – кроме него. Кроме этого момента.

Мое сердце неистово бьется, пока я пытаюсь понять, что же происходит. Я не хочу, чтобы Хадсон поцеловал меня. Не хочу. Или хочу?

А затем, когда его губы почти касаются моих, прямо над нашими головами раздается громкий мерзкий вопль.

На меня всей тяжестью обрушивается реальность, и я отстраняюсь, придя в ужас от того, что я едва не совершила.

Я едва не поцеловала брата Джексона.

Я едва не поцеловала Хадсона.

Хадсона.

Меня пронзает стыд, который смешивается с ужасом, раскаянием и множеством других эмоций, в которые я еще не готова вглядываться слишком пристально.

Но это неплохо, ведь у меня все равно нет времени думать о них. Потому что чертов дракон решил выбрать именно этот момент, чтобы показать, на что он способен.

Его когти скребут по крыше, и он пролетает мимо с яростным ревом.

По моей спине пробегает холодок. Кажется, эта атака не похожа на прежние. Я не знаю почему, но да, она отличается от остальных, и, судя по тревоге, отразившейся на лице Хадсона, он тоже так считает.

– Что нам делать? – спрашиваю я, когда дракон врезается в крышу с такой силой, что вся комната сотрясается, а один из книжных шкафов опрокидывается с оглушительным грохотом.

У меня нет времени оплакивать книги, рассыпавшиеся по полу библиотеки, поскольку Хадсон хватает меня за руку и спешит к двери.

– Мы же не собираемся выйти отсюда? – шепчу я, охваченная ужасом. – Эта тварь прикончит нас!

– Вряд ли у нас есть выбор, – мрачно отвечает он.

– Что ты хочешь этим сказать?

Но, кажется, я уже знаю ответ, и мне становится еще страшнее. Потому что дракон атакует нашу крышу снова и снова, как динозавр в «Парке юрского периода», ища слабое место, чтобы пробиться внутрь.

– Неужели нет никакого способа заставить его убраться? – шепчу я.

Но в это мгновение над нами слышится громкий треск, и на нас сыпятся обломки дерева и черепицы. И Хадсон заслоняет меня от них.

Я вытягиваю руку и пытаюсь заделать пролом, как делала прежде, но уже поздно. Через дыру в крыше видно, что глаза дракона горят яростью, а из его пасти извергается огонь.

– Черт! – восклицает Хадсон, и мы бежим к двери. Точнее, бежит он и тащит меня за собой.

– Но ведь там он нас достанет, – говорю я.

– Не хочу тебя расстраивать, – с иронией парирует он, – но он нас достанет и в том случае,