Последний секрет Парацельса - Ирина Градова

– Не станет же он выдавать научные тайны! – пожала я плечами. – Неужели вы считаете, что институт может быть замешан в проведении незаконных экспериментов? И кого вы надеялись бы обнаружить на пленках с телекамер – наших бомжей?

– Не знаю, не знаю, – пробормотал Лицкявичус. – Им очень нужны результаты. Помните правительственный грант? Просто так таких денег не выделяют, должно быть обоснованное подтверждение того, что у института действительно есть шанс доказать свое право на получение больших денег для исследований. Кроме того, Земцов говорил о частных спонсорах… Хорошо бы узнать, кто среди них числится.

– Что ж, дайте задание Карпухину: он и не такое выяснял! Но не забывайте о списке других учреждений, также занимающихся проблемой старения: не стоит списывать их со счетов.

Выходя из стеклянных дверей на фотоэлементах, я в последний раз оглянулась на здание Института физиологии и геронтологии. Теперь по какой-то непонятной причине веселенькое аккуратное здание, утопающее в зелени, производило зловещее впечатление. Попытавшись отбросить неприятные мысли, я открыла дверцу машины Лицкявичуса и забралась внутрь.

Я люблю ночные дежурства. Всегда любила. Никто меня не понимает: кому, казалось бы, охота проводить на работе время в одиночестве, когда всюду погашен свет, коридоры вымирают и каждый посторонний шорох вызывает нервную дрожь? Однако я люблю оставаться одна. Крайне редко имея возможность позволить себе эту роскошь, я ценю каждую минуту уединения. Сплю, между прочим, редко: в основном читаю, доделываю дела, накопившиеся за день, или просто размышляю.

Закончив с бумагами, я встала, потянулась, расслабляя напряженные мышцы, и взглянула на часы. Они показывали половину двенадцатого: самое время включить телик и посмотреть какой-нибудь старый фильм.

У нас, в отделении анестезиологии и реанимации, очень маленькая комната отдыха. Ее вообще не было, пока не появился новый Главный и не сказал: «Непорядок! Эти люди (то есть мы, анестезиологи и реаниматологи) тоже должны иметь место, где можно отдохнуть после тяжелого трудового дня». Так как пациенты не бродят по нашим коридорам, бывшее начальство считало иначе: зачем выделять помещение, если никому, кроме врачей, им все равно пользоваться не придется? К счастью, времена изменились, и теперь я могу не торчать в ординаторской, где столы понатыканы так плотно, что яблоку негде упасть, а вытянуться на маленьком диванчике в комнатушке с телевизором. На мгновение мне взгрустнулось: когда я вспомнила о Шилове, таком чистеньком после душа, хорошо пахнущем, лежащем сейчас на новом шелковом постельном белье, купленном мной за невероятную цену в «Максидоме». Как хорошо было бы сейчас уткнуться ему в плечо, почувствовать на своем теле его сильные, мягкие руки… Ладно, это будет завтра, а сегодня посмотрю кино.

Перед тем как идти в комнату отдыха, я решила заглянуть в реанимационную палату. Со мной дежурила Светлана Крюкова, медсестра, а меня лично волновало состояние пациентки, которой сегодня делали операцию в гастроэнтерологии. Женщину сорока восьми лет доставили к нам по «Скорой». Вообще-то она являлась онкологической больной, но по городу дежурила именно наша больница. У пациентки внезапно случилось прободение опухоли желудочно-кишечного тракта. Судя по истории болезни, мы мало что могли сделать: рак четвертой степени с метастазами в печень. Тем не менее Дима Сонаишвили, хирург, прекрасно справился с купированием опухоли. Есть ли у этой женщины хотя бы небольшой шанс? Судя по анализам, вряд ли: гемоглобин зашкаливает за предельно низкие значения, да и вес всего сорок кило – значит, химиотерапию делать нельзя. Охлопкова созванивалась с онкологическим центром, где больная несколько раз проходила лечение, пыталась договориться о ее переводе туда, так как в нашем отделении помочь ей невозможно. После этого разговора заведующая анестезиологией была зла, как фурия, из чего я сделала вывод, что беседа успеха не имела – разумеется, больных на грани жизни и смерти не желают принимать даже в «раковом корпусе»!

Толкнув дверь в реанимацию, я услышала какой-то шум. Это не был мерный гул работающих аппаратов искусственного дыхания или других приборов. Войдя, я сразу поняла, в чем дело, и глаза мои полезли из орбит: к стенке боязливо жались Руслан и Ляна, два наших стажера. Мне показалось, что за секунду до этого парень что-то быстро сунул в сумку, валявшуюся у его ног. Они стояли рядом с койкой раковой больной.

– К-какого черта вы здесь делаете?! – прошипела я, оглядываясь в поисках Светланы и не видя ее. – Где дежурная сестра?!

– Мы… а она… – залепетала Ляна, но Руслан быстро перехватил инициативу:

– Она пошла перекусить, а нас попросила… присмотреть тут.

– Вас? Присмотреть?!

Ну, Светка, ты у меня дождешься! Уже не впервые я ловила ее на манкировании своими обязанностями, но ни разу еще сестра не позволяла себе такого беспредела – оставить зеленых стажеров в реанимации «присмотреть» за пациентами, которым в любую минуту может понадобиться экстренная помощь!

– Агния Кирилловна, вы Свету не ругайте, пожалуйста, – взмолилась Ляна. – Мы же никакой практики не видим, занимаемся только тем, чем нянечки должны заниматься, мы же будущие врачи, должны все видеть своими глазами…

– Нет, милые мои, – перебила я девушку, – ваше дело на втором курсе – биксы таскать и делать все, что скажут. Посещать палаты, а уж тем более эту палату, вам разрешается только в присутствии квалифицированного медперсонала!

Ляна явно испугалась: ее огромные глаза расширились, и все же мне показалось, что я прочла в них что-то еще, никак не вязавшееся с обстановкой – возбуждение, что ли? Лицо Руслана оставалось спокойно-напряженным.

– Марш отсюда! – рявкнула я, распахнув дверь. – И чтобы больше я вас за пятьсот метров отсюда не видела. А завтра, уж будьте уверены, ваш руководитель практики обо всем узнает. Кстати, что это у тебя в сумке, Руслан?

– А вот это не ваше дело, Агния Кирилловна, – глядя мне прямо в глаза, произнес молодой человек. В его словах, сказанных мягким тоном, сквозила неприкрытая угроза, а темные глаза горели. Меня посетила мысль о том, что парень находится под действием каких-то препаратов. Неужели балуется наркотиками?

Ляна, судя по всему, была настроена не так воинственно: она тихонько проскользнула мимо меня в коридор. Руслан последовал за ней, напоследок кинув на меня оценивающий взгляд: на мгновение мне даже почудилось, что он собирается наброситься, хоть это и казалось полным абсурдом.

Оставшись в палате одна, я проверила показания всех приборов. Что ж, по крайней мере, похоже, стажеры ни к чему здесь не прикасались – и то хорошо! Теперь нужно отыскать эту халду Свету и вставить ей фитилей за «хорошую» работу. У меня даже появилась идея, куда она могла отправиться: наверняка сегодня дежурит кто-то из ординаторов в соседнем отделении, а наша Светлана – большая любительница мужчин. Скорее всего, она сочла возможным пойти развеяться, раз уж есть на кого свалить свои обязанности! С другой стороны, как вообще могло получиться, что ребята оказались здесь в такой час? Я-то полагала, что они давно ушли домой!

Мне вспомнились слова старшей сестры о нездоровой тяге практикантов к смерти. Луткина еще тогда сказала, что Руслан становится похож на волка, когда на него никто не смотрит. Тогда я посмеялась над ее впечатлительностью, но сегодня, когда его неподвижный взгляд был направлен прямо на меня, ощутила приступ паники. Что Ляна и Руслан забыли в реанимационной палате? Они стояли над практически безнадежной пациенткой, словно… словно ангелы смерти! Это сравнение пришло мне на ум совершенно спонтанно, но чем дольше я думала, тем более зловещей начинала казаться вся эта сюрреалистическая ситуация. Болтовня об отсутствии практики – полная ерунда, и этим никак нельзя оправдать присутствие ребят в палате, полной приборов, о которых они не имеют ни малейшего представления. И что все-таки Руслан засунул в свой рюкзак?

Я сняла трубку и позвонила в приемное отделение с просьбой отправить кого-нибудь пробежаться по больнице и отыскать пропавшую реанимационную медсестру, после чего села на место Светланы: ни в коем случае нельзя оставлять эту палату без присмотра.

На следующий день я, как и обещала, уже из дома позвонила Туполеву и доложила о происшествии с его стажерами. Руководитель практики выразил возмущение и сказал, что обязательно разберется с ребятами, заверив меня, что такое больше никогда не повторится.

Прежде чем покинуть больницу утром, я намеренно дождалась прихода Охлопковой. У нас с ней состоялся короткий разговор о Светлане. Кстати, сестра из приемного отделения отыскала девушку в кардиологии, где она и один из ординаторов устроили себе ложе любви не где-нибудь, а в кабинете заведующего! Узнав обо всем, Охлопкова вызвала медсестру на ковер, а я ретировалась: не люблю присутствовать при разборках начальства с подчиненными. Ночью я уже высказала Светлане все, что о ней думаю, поэтому оказаться при втором дубле желания не испытывала.